Предисловие
Длинна череда архитекторов-иноземцев, нашедших вторую родину
в нашей стране, вложивших знания, мастерство, силы в развитие
российской архитектуры. Аристотель Фьораванти был первым.
Фьораванти принадлежит истории Италии и истории России в равной
мере. Как истый человек Кватроченто, он и мыслит, и поступает
то по нормам предренессансной Европы, то сообразно меркам крепнущего
Возрождения. Человек на перекрёстке истории, Фьораванти всегда
будет интересен. К моменту выхода этой книги в свет исполняется
предположительно (ибо точной даты нет) 500 лет со дня смерти мастера.
Это далеко не первая книга о мастере Аристотеле из Болоньи.
Две были изданы в Милане в конце прошлого столетия[1],
одна в Москве полвека назад[2].
Исследования жизни и творчества болонского инженера отражены
во множестве статей, опубликованных по преимуществу в научных
сборниках, что делает их труднодоступными для широкого читательского
круга. Историки архитектуры предпочитают сейчас исследовать
бурное строительство XVI и XVII вв., однако время Фьораванти
было и остается ключевым для понимания всего дальнейшего
развития зодчества и в Западной, и в Восточной Европе.
Юбилейные конференции в Москве и Болонье, приуроченные к 500-летию
завершения строительства Успенского собора в Московском Кремле
(1479-1979), подвели итог тому, что известно в наши дни об итальянском
и московском периодах творчества замечательного болонца. Вновь
были перечитаны летописи, перерыты архивы. Сенсации не произошло.
К тому, что было известно уже сто лет назад, удалось добавить
лишь несколько деталей. Однако знать и понимать — разные вещи,
и каждое поколение заново переосмысливает совокупность известных
фактов.
В задачу авторов не входило детальное освещение полемики между
специалистами относительно «тёмных пятен» в творческой
биографии Фьораванти. Для нас было важно попытаться максимально
полно осветить содержание того, что уже было собрано другими,
несколько расширить контекст идей и событий вокруг известных фактов,
рискнуть предположениями, строго доказать которые нет возможности.
После некоторого колебания мы оставили в тексте домыслы — чисто
логические реконструкции, не противоречащие строго установленным
фактам. Если иные из наших гипотез вызовут конструктивную полемику,
тем лучше: попытка понять мастера сегодня нужнее, чем простая
констатация безусловно известного, ведь описаний, и весьма подробных,
довольно и без этой книги.
В музеях хранится немало предметов-загадок. Среди них — небольшие
серебряные монеты, чеканенные в Москве. На лицевой стороне монеты
— всадник с мечом в Руке. Вокруг надпись: «КНЗ Вели IВАН
ВАСИЕВИЧ». Меж копыт коня — цветок о пяти лепестках.
На обороте медали с портретом венгерского короля Матиаша
I Корвина, под надписью изображен тот же цветок[3].
Время позднеготической, куртуазной культуры — это время шарад,
загадок, анаграмм. Ренессанс унаследовал эту увлеченность: в канцонах
Данте, в гравюрах Дюрера или композициях Брейгеля Старшего зашифровано
множество смыслов, и нужен немалый труд, чтобы извлечь их из-под
якобы простых, едва ли не тривиальных образов.  Аристотель
Фьораванти — человек, разделявший пристрастия своего времени.
Не удивляет поэтому, что собственное имя он сделал темой изобразительного
ребуса, Фьор — значит цветок, Фьор — а — венти: цветок, гонимый
ветром. Избранный мастером знак служит точно найденной метафорой
его богатой событиями, бродячей, не слишком удачливой жизни.
Да Прато:
Источник невежества мутнотекущий,
Жалкая тварь, рассужденья лишённая,
Тень фонаря, светлячок незажженный,
Алхимии призрак жалостносущий.
Плебс неразумный теряет надежду
Верить тому, что достойно доверия,
Лишь в невозможное жаждет поверить,
Что позволяет светиться невежде.
Если же баркас твой, тонуть лишь пригодный,
Будет закончен (во что я не верю),
Прочь Данте и школу, и смерти холодной
Своими руками открою я двери.
Сомнительно, впрочем,- ведь дар твой природный:
Начав, не достичь и окончить потерей.
Брунеллески:
О, тварь, воплощенье души неимущей,
Знай: когда свыше нисходит надежда,
В прах распадутся земные одежды
И останется сияние сущего.
Ложных суждений грязная муть
В сиянии Опыта слабнет и тает.
Мудрый все сущее взором пронзает -
Лишь то, чего нет, непрозрачно ему.
(В ложную мудрость и школа не верит.
Измышлениями судьбу не сложить.
Чтоб не краснеть от стыда за дверью
— Природа кроит, а искусству — шить, -
Отщипни у стихов лишние перья.
Иначе... как же ты будешь жить?)
Не вдаваясь в подробности конфликта, заметим: эти строки (пер.
В. Г., в скобки заключены 6 строк, расшифровка которых, по мнению
некоторых итальянских учёных, спорна) свидетельствуют, что XV
в. — счастливая эпоха в истории культуры, не был временем счастливых
людей.
|
