|
Я бы нисколько не удивился, застав Кристофера Дэя за оживленной
беседой с птицами или ... камнями.
 Кристофер
Дэй — скульптор и архитектор по образованию и нечто вроде
францисканского или дзен-буддистского монаха по призванию. Под
словом монах не следует подразумевать аскетизм, хотя Кристофера
в роли вполне довольного жизнью Робинзона можно себе представить
без особого труда. Сухой, поджарый, лёгкий на ходу, он учил меня
слушать лес. Слушать духов места. Дело было жарким июлем в очень
занятном месте, в одном из главных европейских центров антропософских
занятий. Ярна, километров сорок к югу от Стокгольма, в двух километрах
от скучного городка, среди очень странной архитектуры Арне Асмуссена,
где все, от плана и разреза зданий до глазка в двери, проникнуто
разветвленной системой значений.
Дэй не принадлежит прямо к кругу антропософской школы — он слишком
независим, чтобы вообще принадлежать чему-либо, но он близок этому
умонастроению, выросшему из позднего Гете, который, в самый разгар
увлечения механистическим материализмом, задал себе вопрос, который
никому не приходил тогда в голову: как растут живые существа?
Гете вглядывался в то, как из семени проклевывается росток и корень,
связывая новорождённое растение сразу с землей и небом, как развертываются
листья, как формируется крона, цветок, завязь, плод, а в нем снова
семена... Крут преобразований, цикл метаморфоз, созвучие между
человеком — телом и человеком — мыслью с природой и божеством,
пронизывающим природу вот краеугольный камень атропософской натурфилософии.
В конце прошлого века эту линию мысли подхватил Рудольф Штайнер,
придав — в полном соответствии духу времени — несколько больше
символизма учению Гете. Возникла школа "мягкой" педагогики,
школа терапии, близкая к гомеопатии и колоризму, школа вчувствования
в сообщество людей и развития личности.
Андрей Белый прикоснулся, было, к атропософии, участвовал в строительстве
Гетеанума в швейцарском Дорнахе, но согласиться на роль ученика
не мог, написав позже массу нелестных слов в адрес верховного
жреца. Возникнув, школа не прерывалась. Она пережила мировые войны
и экономические кризисы, послевоенный промышленный и потребительский
бум. Она жива и сегодня. Она расширяет круг адептов. Поскольку
школа не предполагает ни строгости устава, ни жёсткой дисциплины,
будучи лишь кругом сочувствующих общему божеству Природы, включающему
в себя человека, являясь скорее общей настройкой мысли, чем учением,
крут расширяется, в последние годы вобрав в себя колонии неофитов
в России.
Это школа деятельного созерцания, и Кристофер Дэй, хотя и с оговорками,
может быть к ней причислен.
В мире, начиная с 60-х годов, ширится движение в рамках т.н.
архитектуры "соучастия", втягивающей клиента в процесс
проектирования, делающей его действительным соавтором. Этим трудоемким
делом заняты по преимуществу бессребренники, хотя бывают и исключения,
вроде Рода Хакни, сумевшего на этом тихом деле выстроить солидную
коммерческую сеть проектно — строительных фирм. До середины 80-х
годов это было альтернативное движение, резко оппозиционное по
отношению к старому архитектурному истеблишменту, но к началу
90 —х истеблишмент несколько раздвинул свои рамки и начал втягивать
"альтернативную архитектуру" внутрь себя, тем более,
что Принц Уэльсский бросил на чашу весов свой, немалый в Великобритании
авторитет в пользу "человечной" архитектуры.
Кристофер Дэй мог бы быть причислен к этому движению, хотя он
развивал и развивает его вполне самостоятельно.
С начала 80-х годов произошел переход от общих разговоров об
экологии к разработке реальной архитектурной экологии, в рамках
которой анализируются все формы воздействия окружения на человека,
будь то излучение земных недр или подземных водных потоков, биохимическое
воздействие "малых" доз ядов, выделяемых с поверхности
материалов, или столь пока для нас экзотическое влияние электромагнитных
полей, рождаемых радиотелефонами. Не входя в круг активных экспериментаторов
и аналитиков в этой новой области знаний и умений, Дэй может быть
причислен к тем, кто среди первых старается воплотить это знание
и умение в реальном строительства.
Причисление к какому-либо кругу условно. Оно лишь вспомогательный
приём для некой первичной ориентации: Дэй интересен сам по себе.
Это один из тех немногих, кто способен действовать в русле довольно
строгой идеологической доктрины и при этом создавать любопытную
архитектуру.
Архитектура, которой посвятил себя Кристофер, может быть близка
читателю или отталкивать его. Мысли, с маниакальной настойчивостью,
хотя и в мягкой форме, пронизывающие эту книгу, могут привлекать
или нет. Это вопрос личного отношения.
У нас в России таких книг не было со времен чуть ли не Болотова
с его агрономическими чудесами. Таких книг у нас ни разу не переводили.
Этого, на мой взгляд, достаточно, чтобы захотеть передать книгу
в руки небезразличного к сюжету читателя. Кристофер Дэй — моралист,
довольно ригористический моралист, и если он в чем-то твердо уверен,
то никакими силами его не вынудишь к компромиссу, и в этом смысле
он верный наследник ригористов, стоявших у истоков "современной
архитектуры", Салливена и Райта прежде всего. Будь только
так, книгу не стоило бы и переводить, но Дэй ещё и вдумчивый методист,
размышляющий о том, что делает сам, как это делает, и что из этого
получается. Это поэт, занятый технологией поэзии, увлеченный тем,
что принято называть поэтикой, и совсем не случайно очень ответственные
мысли автора нередко передаются в форме отношения к грамматике.
Если Кристофер Дэй пишет об именах существительных, о прилагательных
и причастиях, то не потому, что семиотика была модна в 70 —е годы,
а потому, что иначе не может объяснить самому себе свои действия.
Познакомившись с Кристофером сначала лично (пойдя на неделю к
нему в ученики, когда мы, забавной международной группой, обсуждали,
как лучше всего построить дюжину домов в шведском лесу), а затем
прочтя несколько его книг, и ещё позже облазив вместе с ним московские
закоулки, я искренне убежден, что книги, подобные этой, надо непременно
читать, чтобы осмыслить свои собственные действия, чтобы действовать
по-своему и, быть может, писать свои собственные книги.
В переводе я старался сохранить авторскую манеру как можно полнее.
Почти везде сохранены членение текста на абзацы, тональность,
выраженная синтаксисом, подчеркивания, излюбленные автором восклицательные
знаки — некоторые изменения сделаны только там, где различие природы
английского и русского слишком уж велико. И ещё убраны ссылки
на публикации, общение с которыми затруднено и для европейского
читателя (все больше шведские или немецкие журналы с крошечным
тиражом или тексты устных выступлений редких специалистов, вроде
Иоахима Эбле, которого я также имею честь знать и у которого учился
новейшей редакции экологии архитектуры), тогда как читателю российскому
они вовсе недоступны.
Поразмыслив, я отказался от идеи постраничных комментариев: если
сделать их мало, они ничего не дадут, если много, — они начнут
забивать периферию восприятия авторского текста. Пусть многое
останется намеком. Тот, кого сюжет заинтересует всерьёз, найдёт
возможность углубить знание о нем самостоятельно, тогда как того,
кто заинтересуется не слишком, примечаниями ни в чем не убедить.
Меня самого и идеология, движущая Кристофером, и его архитектура
вместе и привлекают и отталкивают, и именно это подвигло на работу
над переводом, не всегда легкую, так как у автора весьма специфическим
образом сочетаются свобода
поэтических ассоциаций и строгость учителя латинского
языка.
И ещё две частности желательно иметь в виду Во-первых, Дэй —
редкая птица. Он один из немногих архитекторов-интеллектуалов,
много читавших и много осмысливших. Это редкость: великое множество
вполне преуспевающих архитекторов в США и даже в Европе превосходно
обходятся без единой книги в доме, удовлетворяясь высоким цеховым
профессионализмом. Во-вторых, знающий и Европу и Америку (а теперь
и Сибирь, благодаря иркутским архитекторам антропософской ориентации).
Дэй хотя и не валлиец, а чистой воды англичанин, так долго живет
и работает на самом западном краю европейского мира, в диковатой,
выметенной свирепыми ветрами глубинке Уэллса, что это безусловно
отразилось на книге. Это не вполне европейский текст — во всяком
случае он чуть в стороне от европейского стандарта книг об архитектуре
или художественном творчестве.
Наконец, с удовлетворением следует отметить, что подготовка перевода
этой книги стала возможной благодаря сотрудничеству с издательством
Green Books и финансовой поддержке Британского Совета, по нашей
совместной с издательством заявке оплатившего приобретение авторского
права у издательства, которое, как всякий понимает, на такого
рода книгах сознательно терпит убытки.
|
