Это известие
пришло в тот момент, когда мы отсылали в типографию номер ОЗ, посвящённый
«городскому
организму». Он нам всегда помогал. Помог довести до ума и этот
номер. Хотя были у него и поважней дела. В этом весь он — добросовестный,
доброжелательный, невероятно щедрый. Человек с внешностью то ли
лорда, то ли флибустьера, никогда не сидевший на месте, не искавший
покоя, жадный до работы и до счастья. Глазычев был антисноб. Единственное,
на что он отказывался тратить время, — на поиск все новых доказательств
известного тезиса «человек — кривое дерево». Напротив, он колесил
по всему миру в поисках доказательств обратного. И обладал удивительной
зоркостью, позволявшей ему замечать все живое. Глазычев готов был
холить, удобрять и огораживать любой, самый маленький, прямой росток.
Это была его, в некотором смысле, вера: работайте — и вырастет.
Три недели назад он сидел у нас в редакции, звал в Башкирию и
на Алтай, рассказывал о Барселоне, объяснял про «большую Москву»,
строил планы, смеялся, глаза горели, от бороды летели искры.
У нас была куча связанных с ним задумок: сделать номер про провинцию,
поездить вместе по глухим
углам родины, раскрутить его на мемуары о таинственной и опасной
жизни водолаза-подрывника (да!).
Конечно, никто не ожидал от него иного способа смерти. Взять
под мышку стратегию, пойти поработать и не вернуться — это вполне
про него. Но не ждали сейчас. Когда-нибудь — лет через сто.
Ясный, сухой и теплый, Глазычев не признавал себя романтиком,
но считал прагматиком. Даже R.I.P. сказать язык не поворачивается.
Остается лишь тосковать по нему, по возможности не впадая в сиротство
и не поддаваясь унынию, которое так не любил Глазычев. Вячеслав
Леонидович. Славочка. Спасибо за уроки, помощь и дружбу.
|