WWW.GLAZYCHEV.RU
Сайт В.Л.Глазычева

Это был очень образованный человек. Не знаю, как ему это удалось,— он окончил кафедру промышленной архитектуры Московского архитектурного института, где в принципе учат, как строить заводы по переработке мусора, не вникая в суть производственного процесса. Из потока западной литературы он умел выбирать самые главные книги, делал их переводы и издавал, и каждое такое издание меняло галс развития нашего архитектуроведения и урбанистики. Он перевел и издал "Образ города" Кевина Линча, и после этого десять лет все составляли ментальные карты городов по опросам жителей, как там это у него написано. Он перевел и издал Рудольфа Арнхейма, и после этого десятилетие все занимались архетипами в городской среде, как там это описано. Он перевел и издал Джейн Джекобс, и после этого все убеждены, что в городе самое главное — это общественное пространство и социальное взаимодействие жителей. Это был классический интеллектуальный тренд-сеттер — о чем он скажет, о том все думают ещё десять лет. Он умер в Таиланде, и кажется, это очередная его экстравагантная выходка. Чего это он потащился умирать в Таиланд? Может, там что-то сверхинтересное? Может, надо срочно туда ехать?

Это был очень деятельный человек, который все время придумывал какие-то невероятные проекты. Он реформировал Союз архитекторов и Фонд Сороса, он основывал академии дизайна и городского хозяйства, Институт управления и Сенежскую студию дизайна, и вообще, кажется, какую новую культурную институцию ни возьми за последние лет сорок, там обязательно побывал вначале Вячеслав Глазычев. Такое ощущение, что в его присутствии время начинало идти быстрее, а бытие становилось плотнее, и даже коньяк, который он любил, если пить с ним, был гуще и крепче. Я тут прочитал, что в 1969 году, когда его призвали в армию на курсы переподготовки лейтенантов запаса, он взял и решил пройти курс не за военного инженера, как все выпускники МАрхИ, а за лейтенанта ВДВ. Бегал, прыгал, дрался, стрелял — это многие мужчины любят делать. Но среди философов (а он тогда же защитил диссертацию по философии) это бывает редко.

Вместе с давно умершим Алексеем Гутновым он придумал средовую теорию города, и это последняя большая урбанистическая теория, которую пока создало человечество. То есть с тех пор много всего написано, но все больше какая-то туфта. Причем Гутнов не успел это все изложить сам, и все, что мы знаем про это, мы знаем из книг Глазычева. Это трудно изложить, но упрощенно речь идёт вот о чем. Они поняли город как динамическую систему, у которой несколько уровней динамики, каждый из которых является рефлексивным, то есть отвечает на какой-то другой. И они придумывали, как эту систему проектировать с учетом степеней свободы, которыми обладают населяющие город жители. В принципе это была бы такая система, которая позволяла нам отвечать, как скажется уменьшение интервалов поездов на серой ветке московского метро на повышении рождаемости в Зеленограде. Философски речь идёт о проектировании свободы, и это настолько захватывающе, что до сих пор сама перспектива несколько туманит мозг. Это никогда не удалось довести до реально действующей модели. Он был генералом без армии — у него не было людей, с которыми он мог бы проверить свои гипотезы. Это был неприлично умный, невероятно образованный, дико энергичный человек, который большую часть жизни провел среди архитекторов, а это особый народ, который больше думает как-то руками, чем головой, двух слов связать не может, языков не знает, книжек не читал, только картинки смотрел и не помнит где. Сколько я его видел на разных конференциях и советах, все время было ощущение, что он среди людей, которые только что изобрели колесо, а он сейчас как раз изучает практические перспективы межгалактической космонавтики.

Он, впрочем, благожелательно относился к проявлениям живой мысли, даже если она стадиально несколько отставала от его собственной. Вот кем он очень интересовался, так это Леонардо да Винчи, и мне кажется, как-то больше всего его занимало, что бывает, когда ты — Леонардо, а кругом у людей проблемы с устным счетом и чтением. Нельзя сказать, что он ответил на этот вопрос — он вообще-то любил вот так бросить проблему и уйти.

У него была характерная, хороша осознаваемая и поддерживаемая им мефистофельская внешность. Узкий, обтянутый кожей череп, тонкая бородка, острые уши, острый взгляд, трубка, подчеркнуто хороший костюм. При его уме и эрудиции это дополняло ощущение глубоко постороннего любому сообществу существа, которое смотрит на окружающее немного с этнографической точки зрения. Но при этом он не был посторонним вполне. Он любил и знал иные миры. Он мог хорошо, до тонкостей дать вам представление, как был устроен мир древнего Иерихона, античных Афин, средневековой Флоренции или современных чужих нам городов, например, он долгое время был членом экспертной группы по анализу кризиса муниципального хозяйства Вашингтона. Но при этом по какой-то странности он считал, что своими невероятными способностями надо пользоваться так, чтобы было хорошо людям его страны. Он все время придумывал что-то такое, чтобы улучшить жизнь в России. И не так, что надо ввести выборы, свободную прессу, независимые суды или все наоборот — нет, он очень скептически относился к любым общим словам и принципам,— а очень конкретно: вот нужно придумать, как жить жителям города Мышкина, Елабуги, Набережных Челнов и т.д. И придумывал. И работало, что уже вообще невероятно, и никто не помнит, что это Глазычев придумал. Честно сказать, я больше не знаю столь неприлично умных людей, которые полагали бы, что этим умом надо пользоваться, чтобы людям лучше жилось. Скорее им свойственно интуитивное ощущение, что микроскопом не забивают гвозди.

Я помню, как в Институте теории архитектуры обсуждалась работа о средневековом Смоленске. Заканчивалась она тем, что после войны и чумы из города вышли два последних жителя, завязали веревкой городские ворота и ушли. Город умер. "Отлично,— сказал Глазычев, выслушав всё это.— Это все понятно. Теперь давайте отвечать на другой вопрос. Почему места, где все умирают, не остаются пустыми? Почему мы возвращаемся?" Как обычно с ним, никто пока не ответил. А вот интересно, такие люди тоже возвращаются? Или все же место остается пустым?