|
Самое привлекательное в
вещах, каких не может быть никогда, в том, что они всё же происходят. Самое любопытное
в том, что они происходят не только на плоскогорье Наска или в прочих далёких
местах, но и на российских просторах. Ну не может ничего хорошего вырасти
в слободе-переростке, что бросает небу вызов в местах, что со времен Стеньки Разина
именовались Дуй-поле. Здесь в военные годы зеки возводили запасной укрепрайон.
Затем тех же зеков приспособили ставить плотину огромной ГЭС, устроив грандиозную
лужу, что в июле зацветает мерзкими водорослями, и в этой луже утопили городок
Ставрополь, учрежденный ещё Татищевым. Позднее сюда определили хаммеровскую химию,
при которой уже вольнонаемным трудом учредили городок. Ещё позднее разлиновали
пустырь кварталами — каждый километр по одной стороне. Все вместе именуется Тольятти, каковое наименование три
года назад было подтверждено обывателями на референдуме. Если не знаешь твердо,
- догадаться, что это город на Волге, невозможно: к реке он так и не вышел, центральный
бульвар — "эспланада" немыслимой ширины — зарос деревьями, так и не дотянувшись
до Волги, набережную же по причине твердости принципа остаточного финансирования
не устроили. Согласно социальной теории, доброе и разумное условий для
зарождения и тем более пребывания здесь не имеют. На первый, поверхностный
взгляд так и есть: ВАЗ пребывает в стойке, какую борцы называют партером. Иначе
- на четвереньках, и есть основания ожидать, что вот-вот ляжет пластом. Химия
безнадёжна. При этом тольяттинцы, которых лишь в три раза больше, чем автомобилей
(в основном, конечно, своих, вазовских), презирают "ракушки" и все возводят капитальные
гаражи, все живы, одеты, и особой мрачности в лицах не обнаруживается. Ещё говорят,
что серьёзные бандиты привели в чувство местную шпану и стало возможно без опаски
гулять ночью. И вот в четверти часа от некоего географического центра этой
урбанизированной территории, именовать которую городом можно лишь в интересах
статистики, я возглавлял экзаменационную комиссию, принимавшую дипломные работы
у первых выпускников частного заведения, название которому Международная Академия
Бизнеса и Банковского Дела. Если точнее, то "моя" ГЭК принимала дипломы у выпускников
факультета дизайна, ещё точнее — графического дизайна, так что о других, основных
факультетах личных впечатлений я не приобрел. Уровень дипломных работ превосходный.
Прежде всего изумила осмысленность: каждый из проектов, плотно завязанный на живую
практику (полномерный макет журнала на 72 полосы, выпускной буклет своей же школы,
WEB-дизайн для городского клуба альпинистов, возможно, самого сильного в России),
оказался снабжен аналитической запиской на сотню страниц. Подчеркну: аналитической
запиской, содержащей среди прочего рефлексивный анализ собственной работы над
проектом. Можно бы списать все на преподавателей, но не получается: дипломники
отвечали на совсем непростые вопросы как самосознающие специалисты. Я уже слишком
давно преподаю в старой, с неплохой репутацией, школе архитектурного института,
чтобы не испытать острое чувство зависти к коллегам. Посреди Дуй-поля —
учебный институт, у которого есть методическая доктрина, и эта доктрина воплощена
группой "эмигрантов" из незалежной Украины и россиян, равно выросших из методологической
школы Г. П. Щедровицкого. Компьютерная оснащённость, столовая без запахов, повседневность
Интернета и чистые, без надписей сортиры — всего лишь существенное дополнение. Социальные
теории запрещают функционирование такого рода заведения вне "правильной" среды,
слишком легко воспринимая как данность благотворный климат старых метрополий.
Похоже, что социальные теории придётся пересматривать всерьёз, во всяком случае
для наших условий, принять постулат, согласно которому школа, достойная XXI века,
может устроиться исключительно на пустом месте. Там, где на ней не висят вериги
традиций, среди которых дурных больше, где она наконец почти свободна от казённой
опеки и не изнемогает от накопленной усталости. Если покопаться в не столь уж
давней нашей истории, то напрашивается аналогия с частной гимназией, ставшей наряду
с судом присяжных свободой печати и трудным развитием потребительской кооперации,
главным из практических результатов реформы 1861 года. Напрашивающийся вывод можно числить по
классу весьма и весьма умеренного, но всё же оптимизма. |
