| Беззлобность
августовских ид отнюдь не препятствует высокой интенсивности разномастного
безумия. Кубанские казаки, хоть и ряженые, больно высекли торгующего
азербайджанца, а в это же время в отдельно взятой Юго-Восточной
Азии начался всемирный потоп. Подходит к кульминации паранойя вокруг ширинки Билла Клинтона, тогда как от взрыва перед посольством США в Найроби погибли почти двести
душ. Сумеречно упорные талибы заняли Мазари-Шариф и вот-вот выйдут
к границе Таджикистана, а по российским просторам мотается поезд
с крёстным отцом ЛДПР, не без успеха рекрутирующим новых адептов
(что за несчастье, что один у нас есть настоящий публичный политик,
так и тот — Жириновский).
Отечественный люд тем временем успешно
практикует practical jokes: записочка с требованием скромной для такого дела суммы,
подкинутая к ногам стюардессы рейса из Норильска, подняла на дыбы все московские
силы быстрого реагирования. Понять тревогу оперативников можно, однако странно
- ни из них, ни из журналистов никто сразу не среагировал на тот очевидный нонсенс,
что "террористы", требуя обеспечить им свободный вылет за российские пределы,
запросили эквивалент ста тысяч долларов в рублях по курсу ММВБ. А вот бедный наш ветеран-правозащитник
(ежели не врет "МК") вполне добровольно расстался с чувствительной суммой в долларах,
польстившись выиграть телевизор на уличном стенде лотерейного мастерства жуликов. Тут
же прилетели дедушки всемирного рока, являя собой довольно гадкое зрелище
- дурак на поминках по собственной молодости вдохновляет мало. А в это самое время
ведомство Бориса Федорова приоткрыло завесу молчания над рекордными по масштабу
воровства подвигами производственных начальников, потворством аппетитам которых
правительство занималось долгие годы. Шахтеры тем не менее со своими начальниками
ссориться не хотят и требуют денежек исключительно от далёких федеральных властей. Все
это почему-то напомнило старую историю: 8 августа 17-го года (впрочем, это был
1817 год) тихо ушла из жизни Анна Теруань де Мерикур. Эта энергичная дама прославилась
в годы Французского бунта тем, что во главе толпы революционных вакханок хватала
на улицах пристойно одетых дам и тут же подвергала их публичной порке, предварительно
сорвав с них одежды. Такого рода принудительный стриптиз, густо замешенный на
садизме, чрезвычайно нравился парижскому народу. Однако же Анна отнюдь не обладала
последовательностью настоящего революционера и в годы террора с непонятным упорством
выступала на площадях против смертной казни. Власти, инструментом которых был,
среди прочих, Жозеф Фуше, Анну не трогали, по-видимому считая помешанной, однако
прежние товарки однажды её отловили и выпороли. Анна Теруань де Мерикур почему-то
так была шокирована тем, что Ее тоже, оказывается, можно публично сечь, что потеряла
рассудок, тем несомненно подтвердив извечную правоту властей. Жозеф же Фуше счастливо
сохранял трезвость ума и был начальником полиции — при республике, и при Наполеоне,
и после реставрации Бурбонов. |
