|
Знание — сила, как говаривал ещё Фрэнсис Бэкон. Овладение знанием
— удел сильных. Тяготение к знанию — слабость многих, что в советские
времена давало возможность делать недурной журнал З-С, на изготовлении
картинок для которого я смог построить кооперативную квартиру.
К концу второго тысячелетия журнал Time, на основании интернет-голосования,
смонтировал свой список 100 героев ХХ века. В числе двадцати «героев
культуры» заметное место занял Барт Симпсон. Этот лукаво-дерзкий
рисованный мальчуган, которому всегда одиннадцать лет, оказался
в одном списке с Чаплиным и Пикассо… вот и говори после этого
о глобализации и унификации культуры. Вопрос: почему славная семья
Симпсонов, обжившаяся на РЕН-ТВ и измывающаяся над Америкой, не
пользуется симпатией российской публики? — Не знаю. Могу только
подозревать, что самоирония, пронизывающая англосаксонскую культуру
при всем её яростном патриотизме, каким-то образом задевает здешнее
мечтание о правильном мироустройстве.
Весьма давно меня с группой однокурсников занесло летом в Батум.
Мы мирно жевали хачапури на веранде уже тогда частного ресторанчика,
когда подкатил фургон, и милиция загрузила в него всех мужчин,
кто был на веранде, после чего нас привезли в тамошний ДОПР и
присудили к пятнадцати суткам «за мелкое хулиганство». Так мы
стали «декабристами» — соответствующий указ был издан в декабре
57-го, и батумская власть спешила выполнить план. Мы честно мели
гальку меж кустов роз на Приморском бульваре, нас почти сносно
кормили, но каждое утро было испытание. Начальник, аджарец в сталинке,
с неправдоподобно короткими и кривыми ногами, был, надо думать,
последователем Сенеки. Заложив за спину короткие руки, он прохаживался
мимо строя «декабристов» и произносил проповедь. «А
сэгодна мы пагаварым о матеры» — основная драма была в
том, чтобы удержать на физиономии почтительность. Это было трудно,
зато (O Tempora, o Mores!) часов в семь вечера проповедник отпускал
нас погулять до одиннадцати под честное слово. Наш аджарец был
с виду вылитый Гомер Симпсон.
Большинство тяжело держит удар одиночества, с трудом при этом
выдерживая общение, по той простой причине, что общение сводится
к обмену банальностями по поводу банальностей, услышанных-увиденных
на экране. Однако мощность шума на нашем ТВ не может вполне заглушить
одно существенное обстоятельство — при совершенной невменяемости
многотиражных газет и «гламурных» журналов телевидение остается
единственным убежищем здравого смысла. Да-да, смею это утверждать,
несмотря на очевидный сдвиг центра тяжести телевещания в сторону
дебилизма. Всегда просматривая телевизор в зарубежных вояжах и,
худо-бедно в большинстве случаев понимая, о чем там говорят, готов
дать руку на отсечение, что наш ящик — найкращий. Мои студенты,
когда я попросил их написать эссе о ТВ, зафиксировали только дебильность
— вот что значит некорректная выборка. Среди них, оказывается,
рецидив моды начала 80-х, когда даже признаться в том, что имеешь
телевизор, было почти неприлично. В силу застарелой любознательности
я за телевидением слежу, чтобы удержать контакт с реальностью
культуры, и:
Вот на Рен-ТВ неутомимый адвокат Павел Астахов, одев мантию мирового
судьи давно и симпатично занят ликбезом по части разрешения гражданских
споров. Учитывая, что российский человек традиционно испытывает
аллергию ко всякой вообще процедурности, не без основания провидя
в ней злокозненность начальства, обучение «на пальцах» имеет ни
с чем не сравнимую ценность. Ценность тем большую, что ведущий
и актёр в одном лице обладает в данном случае редкостным обаянием
цивилизованной силы разума. Есть там истории трогательные, есть
смешные, есть редкостно нелепые, но вот случился казус. Судья-ведущий
резонно не касался этой стороны дела, как не имеющей отношения
к существу спора, а сюжет весьма интересный. Не результатом, так
как в иске было справедливо отказано. Дело не в том, что староста
студенческой группы, скорее всего, и впрямь недурно распорядился
оттяжкой платежа на десять дней, удачно сыграв на бирже, что вызывает
оторопь у старомодного зрителя. Дело в том, что и миловидная барышня-истец,
представлявшая группу, и дама от институтского благотворительного
фонда, да и сам ответчик ни секунды не усомнились в том, что «добровольное»,
нормативно установленное отчисление от стипендий и зарплаты педагогов
в благотворительный фонд являет собой фантастическое издевательство
над самой идеей творения добра. Вузовское начальство, разумеется,
возразит на это, что, скорее всего, именно такое решение было
с полным единодушием принято полномочным собранием коллектива,
и весь ужас положения в том, что это начальство даже и не поймёт,
что от этой процедуры нисколько не меняется суть и смысл воспроизводства
советской процедуры выдачи марок ДОСААФ как части зарплаты.
Увы, именно это — глубина проникновения, мощь самовоспроизведения
«совка» — почти не становится предметом обсуждения, внятного и
вместе с тем деликатного к живым останцам эпохии. Впрочем, с деликатностью
дело обстоит не слишком благополучно, но тут экран не более чем
зеркало. Все как в жизни. Уж до чего благовоспитан Виталий Третьяков,
который с упорством пытается на «Культуре» поддержать интерес
к якобы вечному вопросу «что делать» (на самом деле активное меньшинство
отлично знает, что делать — оно суетится и работает до седьмого
пота). Он-то благовоспитан, разве что несколько вял в интонационном
строе, да вот среди его гостей непременно обнаруживается некто
и неглупый и красноречивый, кто начинает пытаться превратить беседу
нескольких в персональный монолог. А ведь это тоже «совок», напрочь
отучивший слышать другого, благо и до октябрьского переворота
была к тому склонность российской интеллигентной публики.
С деликатностью не слишком ладно, однако резонно обратить внимание
на весьма любопытный вариант социально-психологического ликбеза,
который принял форму бесконечной серии миниатюрных сцен под общим
названием «Саша + Маша». Носил бы шляпу — снял бы шляпу, мастерство
дело редкое. Целая энциклопедия отношений между мужчиной и женщиной
«среднего класса», включая сюжеты, которые ранее бывали в лучшем
случае темой немыслимо тоскливых лекций-бесед, оказалась упакована
в легкую, умеренно ироничную форму, да ещё при безукоризненном
подборе актёров. Мало кто обратил внимание на то, что это — пусть
в редуцированном формате — первая попытка самостоятельно выстроить
«семейный» сериал, каких у нас ещё не было.
Право же, любопытно наблюдать, сколь мощным трансформатором является
наша культура. Знакомый по школьной физике закон индукции работает
в ней идеально, и можно лишь изумляться той энергии, с которой
эту культуру пытаются защищать люди в рясах, ряженые казаки и
депутаты, заметим, все более пристойно одетые. Даже прямой, лицензионный
перенос развлекалок или ток-шоу на наш экран отнюдь не является
копией. Из Светланы Сорокиной не получилось Опры — и не столько
потому, что необходимая доля агрессии у ведущей дамы была чрезмерна,
а по той причине, что подготовленная публика не та. Самый тупой
(а уж у Опры их хватает) из янки с детства приучен к уважительной
формуле выяснения отношений с оппонентом, тогда как самый воспитанный
соотечественник убежден в монопольном владении истиной и слышать
никого не хочет. Ведущая «Слабого звена» была само совершенство,
но никакими силами нельзя одолеть встроенный в культуру этический
запрет на демонстрируемый публично сговор против очевидным образом
сильнейшего. Михаил Леонтьев за не слишком долгий срок сменил
маску агрессивного комментатора на вполне родимое хамство. Илья
Колосов на ТВЦ держит маску холодности, однако его воскресные
собеседники не настроены на игру, маски носить не склонны, в силу
чего диалог утрачивает всякую остроту. Один Владимир Познер, уже
в силу биографии являя собой индукционную машину, пытается держать
здесь западный стандарт, что, заметим, лучше у него получается
в беседе с несколькими, чем в большом ток-шоу.
Много любопытнее, когда, отталкиваясь от американского стандарта,
умеют делать отчётливо своё . Андрей Караулов, как и нью-йоркские
мастера шоу, пользуется предельно узким набором приемов, но набор
принципиально иной. Отбирать только удобных для себя собеседников
— раз, смешивать обрывки правдивой информации с домыслами — два,
использовать логическую формулу «в огороде бузина…» — три, снижать
собственный голос до шопота, сразу после этого врубая трагическую
музыкальную фразу на максимум — четыре. Все эти приёмы используются
успешно, хотя ни один из них в американской культуре был бы не
только сразу же подвергнут остракизму, но и просто немыслим. Владимир
Соловьев откровенно избирателен в манере: с тем, кого чтит, учтив
чрезвычайно; с тем, кого не уважает, вполне откровенно балансирует
на грани пристойного. Получается занятно, пользуется успехом,
и опять-таки такое категорически исключено в культуре с иными
нормами. Представить себе на каком-нибудь ВВС госпожу Конеген
или «Школу злословия» решительно нельзя, что и делает их по меньшей
мере любопытными.
Не без грусти ностальгируешь по преддефолтной нашей рекламе,
вроде серии живых картин для банка «Империал», не к ночи будь
помянут. Заказчики денег не жалели, но ведь и дизайнеры в ту пору
имели ещё скромный аппетит. За несколько лет возник феномен шлифованного
эстетизма, от которого нынче осталось мало, и всё же нет-нет,
да и промелькнет нечто изысканное не по деньгам. Право же, длинной
заставке канала «Культура» более всего подходит слово анданте,
да и прогноз погоды, склеенный с недурной живописью, там сумели
сделать, как никто. Лишнее подтверждение тому, что в современном
искусстве все дельное и талантливое сдвинулось из галерей в кино
и в компьютерные игры…
О делах в сети мы ещё поговорим, а вот в кино на ТВ кое-что происходит,
и борьба трендов здесь принимает неведомые внешнему миру эпические
масштабы. Одни продюсеры упорно продолжают линию бандитских саг,
хотя по всем замерам интерес к этому жанру иссяк. Держится «шарнирный»
жанр, вроде «Агента национальной безопасности» или «Ментов». Было
интересно видеть, как вдруг резко «просел» этот сериал, когда
там произошла перетасовка актёров при смене сценариста, и как
сериал воскрес из мертвых, как только обаятельный «Мухомор» вновь
собрал вокруг себя прочие характеры. Не знаю, давали ли спецслужбы
деньги на «Спецназ», но если давали, то это отличная инвестиция
— класс сценарной работы, некогда заданный у нас Габриловичем
и Гребневым, возрождается со всей очевидностью. Крепко построен
«Штрафбат». Пуристы от истории разыскали в нем множество неточностей
— у нас вечно все путают: к построению документальных фильмов
подходят с художественной задачей, нередко урабатывая суть дела
до неузнаваемости, а от художественного фильма требуют аккурат
документальности. Два сериала, на мой взгляд, доказывают, что
уже появились режиссеры, способные так умело пропустить совершенно
«наш» материал через классическую западную форму с её условностью,
что, ничего в ней не утратив, они создали доподлинно «наше» —
это «Гражданин начальник» и «Дальнобойщики». Это все серьёзно
в отличие от кино с его дебютами — полчаса я выдержал «Ночного
продавца» на премьерном показе, пока там не принялись кромсать
труп. Боже, ну почему надо упорно пытаться сотворить российскую
черную комедию, когда этот трудный жанр яростно сопротивляется
переводу на русский. Подозреваю, что как нельзя перевести на английский
любой наш анекдот, которому вполне отвечают всевозможные «охоты»
и «рыбалки», так не переведешь чёрный юмор на русский.
Расширение культуры
хамства, которой названное пытается противостоять с достоинством,
часто пытаются свалить на рынок. Полагаю, что это не так, и над
ТВ явственно нависла серьёзная угроза, природу которой исследовал ещё Николай Коперник — не только астроном, но каноник, т.е. менеджер
крупного церковного предприятия. Коперник вывел закон политэкономии,
согласно которому плохие деньги, с намеренно заниженным содержанием
серебра, непременно начинают вытеснять с рынка деньги полновесные.
Если (при всей сдержанности отношения к методике рейтингования
передач и каналов) сопоставить программу ТВ с рейтингами, которые
исправно печатают «Итоги», мы обнаружим отсутствие какого-либо
соответствия между предпочтениями зрителей и предпочтениями начальников
ТВ. Похоже, что сложилась специфическая корпорация, в подборе
и заказе программ руководствующаяся чем угодно, но только не запросами
реального рынка. Это смахивает на своего рода картельный сговор,
в котором действуют собственные правила закулисных отношений между
продюсерами, каким-то образом втянувшими в дело рекламодателей.
Если так, то есть надежда. Раньше или позже серьёзные рекламодатели
отстроят собственный рейтинг и начнут заказывать музыку, покончив
с семейной вольницей на ТВ. Разумеется, скукоживание содержания
при сем продолжится, хотя и в иных схемах, и покупать время для
профурсеток, изображающих пение, станет накладно. Думаю, только
после этого удастся оживить угасшие разговоры о публичном канале,
свободном от рекламы и живущем на скромную абонентскую плату,
за счёт того, что партии, так или иначе отстраивающие свою архитектуру,
будут вынуждены искать опору в обществе и общественном мнении.
|
