У нас любят утешать
себя упованием на уникальность российской судьбы. Право, не стоит.
Глубина заблуждений не уменьшается от широты их распространенности.
"Несмотря на всю ограниченность угла
зрения, несмотря на явно чрезмерное множество частностей, ни одна
выставка в Берлине за последние годы не сумела столь мощно погрузить
зрителя в самую гущу Сегодняшнего Дня". Так написал
об экспозиции
"Сжимающиеся города" обозреватель газеты "Зюддойче
цайтунг" Йенс Биски.
Выставка в берлинском Институте современного искусства закрылась
7 ноября. Её дополнениями стали "Кино сжимающегося города",
"Музыка сжимающегося города", "Литература сжимающегося
города".
Выставку посетили около 15 тыс. человек. Много это или мало?
Существенно.
Если учесть все отклики в мировой прессе, наверное, речь идёт о чем-то важном.
Чем сильнее, чем настырнее глобальные процессы, ведомые
корпорациями, не признающими границ, тем заметнее сжатие европейского
мира. Унаследованная одежда европейской системы расселения становится
слишком просторной для её стареющего и ссыхающегося тела.
Мало кто обращает внимание на то, как сельские округа один за
другим преобразуются в экологические резервации, через которые
прокладываются велосипедные дорожки, тогда как старинные деревни
в лучшем случае превращаются в приятные глазу туристические места,
давая сносный прокорм жителям отчасти прежним, но чаще новым.
Туристам это нравится, а книги тех, кто трудолюбиво исследует
процесс реального схлопывания Старого Света, читают по преимуществу
другие исследователи. Если к этому процессу начинают приглядываться
журналисты, то, как правило, с обычным для этого занятия садизмом,
замешенным на слюнявой сентиментальности.
Сжатие города замечают не сразу и не все, потому что оно не часто
затрагивает центры городов, а ведь говоря "город", мы
редко имеем в виду промышленные районы. Логика глобальных корпораций
ясна: выносить производство туда, где налоги меньше, где нет социальных
программ, где довольствуются меньшей ценой труда. В 90-е
годы его выносили в бывшие соцстраны, в начале быстротекущего
века в бывшие советские республики. С их вступлением в Евросоюз
кое-что может передвинуться в наши палестины, однако немного,
поскольку здесь число желающих и умеющих работать всё ещё уступает числу мечтающих жить как рантье сразу после окончания
вуза. А ведь есть Китай и есть Индия. Когда в начале этого
года "Майкрософт" перенес свой ирландский узел операций
в Китай, над Европой интеллектуального труда нависла нешуточная
угроза.
Разумеется, всё это ещё не слишком бросается в глаза, но, при
всей значимости даже самых успешных усилий заместить усопшие фабрики
культурными центрами, галереями и мастерскими художников или казино,
над программой открытия которых сейчас ведутся чисто технические
дебаты в британском парламенте, полное замещение невозможно.
Наряду с нынешней дороговизной детей, наряду с примитивным гедонизмом
масс, в этом смысле не делимых на классы, распад этоса труда и
этоса семьи, лихо обессмысленных новейшей философией на пару с
новейшим искусством, все глубже затягивает Европу в воронку демографического
сжатия.
Дело не только в числах. Если подойти к воротам шведского SAAB
и приглядеться к проходящим через них толпам, довольно получаса,
чтобы убедиться: шведов среди тех, кто делает шведские автомобили,
почти уже нет. Заполняя собой целые кварталы, те, кто делает автомобили,
не составляют собой тело города.
Пусть никого не обманывает строительная лихорадка Лондона или Берлина,
по числу монтажных кранов у будущих офисов напоминающих сейчас
Москву. Неслышно тают Глазго, Лидс, Манчестер, Лейпциг, Дрезден...
Авторы программы "Сжимающиеся города" из всех российских
кандидатов выбрали Иваново их святое авторское право, но исходный
список был длинным.
Бурная активность Евросоюза и его Европарламента, впервые отстроенного
по партийным спискам, независимо от страны-участницы, является
одновременно и подтверждением того, что Европа утратила драйв,
и усилием этот драйв отыскать сугубо проектным образом. Либо
удастся, либо нет. Хотим мы этого или не хотим, но то, что нас
в Евросоюз не впустят, не означает, что мы в стороне от общеевропейского
цивилизационного сдвига. У нас нет иного шанса обрести драйв,
чем перейти к тому же проектному залогу от стенаний или надежд
на то, что умножение церковных построек в состоянии кривое сделать
прямым. Понять, к примеру, что (если Янукович победит на выборах
21-го, вернее, если их проиграет Ющенко) задачей номер один является
выработка совместной с Украиной стратегии скачка. Это очень трудно
выработать стратегию не для Украины, а вместе с ней, убеждать,
а не вынуждать, причём трудно для обеих сторон. Но нужно.
Выставка, то есть инструмент атаки на сознание через аудиовизуальную
демонстрацию драмы предпонимания, нащупала нервный центр действительной
проблемы, в отличие от куда более эффектной Венецианской бьеннале
архитектуры, ставшей паноптикумом оголтелого формообразования,
немедленно пожирающего самое себя банализацией экстравагантности.
Одна выставка не делает погоды, однако и одна выставка может
дать импульс для куда более конструктивных размышлений, чем были
отмечены до сих пор. Пусть пока не слишком глубоки дискуссии германских
и австрийских архитекторов вокруг вопроса: непременно ли архитектура
сжимающегося должна быть скукоживающейся архитектурой или это
серьёзный вызов разуму и чувству? Важно, что об этом начали думать
те, кто столетиями жил в атмосфере уверенности в расширении их
собственной вселенной. Проблема в том лишь, что сами они думать
умеют плохо, а навстречу думают пока что пять-шесть географов,
два-три транспортника и несколько специалистов по связи.
В будущем году выставку увидят в Галле, Дюссельдорфе, Бристоле
и в Москве.
|