Точка отсчета

Tempora filia veritas — "правда есть дщерь времени". Это понятно и легко согласуется с обыденным мироощущением. Но есть и прямо противоположное: Tempus veritatis filia — "время есть дщерь истины". И как прикажете это понимать? Конечно, господину Фоменко именно эта форма упаковки истины должна ласкать ухо, хотя он римской истории и не признает вовсе, а истина дана ему в откровении. Старомодным персонажам вроде меня труднее: пару недель назад я любовался вполне, как теперь говорят, "модерновым буфетом", который обитатели деревушки Скара Брэй на Оркнейских островах собрали из каменных плит примерно пять тысяч лет назад, что подтверждено радиоуглеродным анализом.

Там, на Оркнейских островах, что в часе хода паромом от северной оконечности Шотландии, среди холмов, на которых никогда не росли деревья, я осознал, сколько юбилеев приходится на этот год. Первая русская революция — это сто лет назад, сражение под Аустерлицем — это двести, ошалевшие от напора петровских реформ астраханцы учинили первый из серии бунтов — это триста, окончил труды и дни Великий князь Иван III — это пятьсот... А что у нас было четыреста лет назад?

Тоже не слабо: скончался Борис Годунов, после чего первые русские пансионеры, направленные учиться в Европу, сочли за благо стать первым отрядом невозвращенцев[2], и ровно четыреста лет назад, 30 июля по старому стилю, был венчан на царство Лжедмитрий I. Первый из самозванцев, третий в ряду законных государей, пытавшихся модернизировать Русь.

Помимо сукиного сына Шуйского, было достаточно людей, кто точно не сомневался, что это самозванец, и, надо полагать, вынужденная инокиня Марфа не столько уверовала в чудесное спасение сына, сколько жаждала реванша за годы, растраченные в келье. Однако же признали — вот и верь после этого балладам о простодушии русского люда, которыми тешат себя сочинители особенного национального характера.

Патриарха Иова за дружбу с Годуновым прямо со службы уволокли и отправили в Старицу в заточение, а для венчания Лжедмитрия выписали архиепископа рязанского Игнатия, срочно произведенного в патриархи, — тот ведь тоже в протестах не замечен.

Прагматики!

Жаль Лжедмитрия. Он точно был романтик, склонный к сентиментальности. Только сентиментальная душа в это свирепое время могла воспротивиться казни Шуйского, к которой того наизаконнейшим образом приговорил собор в составе духовенства, бояр и посадских людей за доказанное распускание слухов о самозванстве нового царя. Мало того, ещё и вернул братцев Шуйских с полпути в ссылку, да ещё все им возвратил. И владения, и боярство — себе на погибель.

Конечно, князь Хворостинин, которого Ключевский не без основания именовал отдаленным предком Чаадаева, не может считаться беспристрастным свидетелем: Шуйского этот диссидент ненавидел, а Лжедмитрием откровенно восхищался. И всё же кое-какие факты, известные не только из русских, но и из польских источников, говорят за себя сами. Новый царь энергичен, быстр, четок, явно недурно начитан, знаком с пороками слабой королевской власти в Польше и явно стремился к роли, какую успешно играл во Франции Генрих IV: просвещённый абсолютный монарх — "самодержавие выше человеческих обычаев устроя", как писал о нем Хворостинин.

При этом был достаточно гибок, введя высшее духовенство в переустроенную боярскую думу, создав новые придворные чины на польский манер. Далеко не простодушен: в целом приходится признать, что поляков он переиграл: земель им не отдал, перекрестить православных в католиков не пытался, вел бурную переписку с Римским престолом на предмет создания всеевропейского союза против турок, но серьёзных обязательств на Москву не брал. Запретил требовать возврата крестьян, бежавших в голодный год, равно как пробовал освободить от холопства тех, кому во время голода не была оказана поддержка. Наследное холопство прямо запретил. Явно собирался повторить опыт Годунова, отправив детишек учиться за рубеж.

Конечно же, в экономике он был не сильнее иных тогдашних государей и вынужден был крутиться ужом: удвоить жалованье служилым и приказным людям, увеличить размер жалованных поместий, откупаться от польской шляхты, устроить двор на европейский манер, и всё это одновременно — задача неподъёмная не только для той эпохи.

Жаль Самозванца. Гулял по городу, заходил к мастеровым, свободно общался с людьми, дважды в неделю лично принимал челобитные, разрешил свободный въезд и выезд... Живостью темперамента напоминал Петра, нелюбовью к казням — Елизавету Петровну. Судя по дошедшим до нас отрывочным свидетельствам, московский люд к Лжедмитрию относился скорее приязненно, хотя и дивился.

Был наивен. Открыто говорил в пользу веротерпимости и тем тоже был неожиданно схож с Генрихом Наваррским. Явно уверовал в свою счастливую планиду и не стерегся. Как-то трогательно опередил своё время. Отчего и погиб. И не погибнуть не мог — надо было прожить Смуту, в которой недобитое Грозным боярство поистрепалось, дворянство обнищало, а всеобщий разбой опостылел сверх предела, чтобы в стране мог установиться условно мирный порядок.

С тех пор минуло ровно четыре столетия.

А меж тем Борисоглебский суд Ярославской области по иску районной прокуратуры признал Валерия Федотова, пастуха при селе Селищево, гражданином, и ему выдадут паспорт, в котором укажут год рождения — 1952 и место рождения — Ростов Ярославский. Впрочем, что он поставит на месте для росписи, не понятно, так как ни читать, ни писать он не обучен, в школу не ходил, в армии не служил и вообще для государства его не было.

Значит, римляне были всё же правы: Tempus veritatis filia.