|
Привелось сквалыжиться с еврогосподами в Шенгене, где от замка
уцелела лишь башня романской эпохи, остальное — аккуратные постройки
девятнадцатого века, а от их принадлежности монастырю — дверь
в капеллу и маленькие распятия на стене скромного гостиничного
номера. В деревеньке 6 (шесть) автозаправок. Бензин тут дешевле,
и французы наравне с немцами заскакивают в Люксембург затариться
(благо, и Германия и Франция тут же, за мостом через Мозель).
Дискуссия напоминала известный диалог Бендера с ксендзами. Еврогоспода
(включая кандидатов в таковые из числа неких российских граждан,
обиженных на жизнь) вопрошали: когда же вы захотите в Европу,
исправившись для того должным образом? Скифы же, вроде нас, отвечали:
отчего бы нам хотеть того, что наше и так! Александр Моисеевич
Пятигорский, вроде как эмигрант, но наш, из скифов, гремел с напором
и элоквенцией, каких уж больше не встретишь, пытаясь убедить еврогоспод
в том, что Европа — там, где её культура, где те, кто способен
удерживать на плечах её груз.
Культура настолько не вдохновляла чиновников, прикидывающихся
учёными, что председательствующий, он же директор Люксембургского
института европейских и международных исследований, так и не дал
слова робкой даме из Бухареста. Дама представляла (парадокс, однако)
румынское министерство европейской интеграции, однако они уже
напросились в "их" Европу, так что к Румынии и прочим лимитрофам
можно теперь относиться с откровенным пренебрежением.
К нам относиться с пренебрежением не получается, отчего проистекает
нескрываемая неприязнь, природу которой я, пожалуй, понял до конца
впервые. Ну, как же так — не просим, не умоляем взять под крыло,
тогда как ясно же, что есть Европа. Европа есть Евросоюз. И точка.
Бюрократия окончательно возобладала над культурой, которая, это
возобладание принявши, отнюдь не прогрессирует.
И вот любопытная к тому иллюстрация, вычитанная в журнале Time
на пути в Шенген.
В отличие от давно известной Альтамиры, пещера Ласко
была открыта перед самой войной, в 1940 году. По понятным причинам
восхитительные фрески Ласко стали широко известны только к середине
прошлого века. К концу 50-х ежедневно через залы пещеры, названной
"Сикстинской капеллой палеолита", маршировало 1700 человек. В
1963 году старомодный министр культуры Андре Мальро своим распоряжением
прекратил доступ орд туристов в пещеру, где с ростом влажности
появились натеки кальцита и лишайники. Только в 1968 году, после
многих лет скрупулезных исследований температурно-влажностного
режима, была смонтирована система пассивной климатизации. Тут
важны детали. Характерные для "архитектуры" пещеры воздушные потоки
проходили над точкой охлаждения, а там, словно на банке пива из
холодильника, осаждалась влага, выделяемая телами посетителей.
Простенькую машину включали лишь в самые влажные недели, когда
она с функциональной точки зрения успешно замещала собой слой
грунта, тысячелетиями вбиравший лишнюю влагу. К началу 70-х пещера
стабилизировалась. В день стали пускать лишь 5 (пять) человек
на полчаса. К 1983 году вернулись и толпы, но... в "двойник",
в "Ласко-2" — копию подлинника.
Но! К 2001 году старую систему сочли обветшавшей, и её заменили
новой системой принудительного кондиционирования, смонтированной
под лестницей, по которой можно спуститься к входу в пещеру. Новая
система, конечно же, автоматизированная, и теперь два мощных вентилятора
гнали воздух к точке охлаждения. Установить авторство замены не
удается. Как говорит куратор Ласко, "вслед
за нашим прошением отремонтировать машину, которая поддерживала
параметры пещеры, потянулась цепь административных решений, приведшая
к тому, что остановились на динамической системе". Выбрали
фирму, имевшую опыт проектирования систем кондиционирования для
супермаркетов и музеев, но никогда для пещер. Менеджер фирмы объясняет,
что они сделали то, что от них хотели.
Через несколько месяцев работы новой системы по всей длине пещеры
на фресках появились пузырчатые белые пятна — плесень. Вентиляторы
срочно отключили, но было поздно.
Мы справедливо ворчим на российское разгильдяйство и даже готовы
считать его национальной особенностью. Ну-ну. Работы начали ранней
весной и в первую очередь разобрали навес над входом, вследствие
чего в пещеру устремились потоки воды и грязи. Споры грибка могли
попасть в нее и таким образом. Монтажникам было велено мыть обувь,
работать лишь несколько часов в день и не заходить в залы с фресками.
Однако надзор, осуществляемый раз в неделю, выявлял, что труженики
плевать хотели на правила. И на надзирателей тоже, коль скоро
те не были в чинах. Как ни странно, национальная лаборатория исторических
памятников, ответственная за мониторинг биологического состояния
пещеры, во всё время работ не удосужилась предпринять хотя бы
одну инспекцию.
Когда реставратора Розали Гуден вызвали в пещеру в августе 2001
года, она едва не лишилась чувств. Началась поистине пожарная
работа, которая многие месяцы не давала нужных результатов. Проклятый
грибок оказался из тех, что не поддаются. Он ещё и в симбиозе
с бактерией, которая с удовольствием разлагает любой фунгицид.
К тому же из лучших побуждений будущей напасти помогли ещё тридцать
лет назад, расстелив на полу у входа коврики, смоченные формальдегидом,
пары которого истребили натуральных врагов плесени. От полного
отчаяния на полу пещеры рассыпали известь, которая грибку не понравилась,
но зато она подняла температуру воздуха. Известь выгребли вместе
с грунтом, что опять-таки изменило прежние кондиции пещеры...
Через несколько лет заразу остановили, но до сих пор со стен
Ласко, общая длина которой 235 метров, снимают плесень —
без машин, вручную.
В состав комиссии, расследующей ход событий в Ласко, очень знакомым
для нас манером включили всех, кто принимал решения, приведшие
к катастрофе.
Sapienti sat.
|
