Стихотворения: Переводы

Перевод из старонемецкого

Церкви, избы и заборы,
ругань, нож, кнуты и воры.
Здесь толкнут, там свалят с ног.
Шлюхи, водка и чеснок,
Размалеванные бабы -
Вот Москва глазами шваба.
Бродят на торгу, судачат,
Голыми из бани скачут,
В полдень спят и жрут, давясь.
Все рыгают, не стыдясь.
Это — не сыскать покой -
Слышишь, видишь день-деньской.

Из Шекспира

Сонет 19.

В тупых когтях сжимая крепко Землю,
Рви зубы львам, прожорливое Время.
Жги Феникса в крови его. Приемлет
Всяк жребий свой, своё земное бремя.
Вселенной наступив пятой на темя,
Круг годовой без устали вращая,
Твори, что вздумаешь, стремительное Время -
Одно лишь злодеянье запрещаю!
Чела его не смей коснуться ты.
Пусть маятник, безжалостный резец,
Не бороздит прекрасные черты -
Грядущим поколеньям образец.
Злодействуй, Время. Задувай мне свечи.
В стихе мой друг пребудет юным вечно.

 

Сонет 23

Как на подмостках начинающий актёр
От ужаса забыл, что делать с ролью;
Как в ярости бессильной зверь матерый
Вдруг застывает от внезапной боли,
Я, тяжестью любви своей раздавлен,
В себя не верю и молчу устало;
Забыл свой текст — спектакль не поставлен
Отточенных любовных ритуалов.
Пусть книги красноречат за меня.
В них вопль души моей застыл безмолвно,
Себя мечтая честно обменять
На то, что не опишешь многословно.
Глазами слышать — доблесть не нова:
Учись читать немой любви слова.

 

Переводы к Аристотелю Фьораванти, 1985.

Брунеллески — к Донателло

Поведай, Донато, вполне откровенно:
Кого надлежит похвалить несомненно -
Того, кто трубить лишь о подвигах станет
Или того, кто готов к испытанью?
Тебе не однажды триумфы даны,
Но сладкие песни поют болтуны,
что славы твоей уже вряд ли достойно.
Оставь их. Зачем не трудиться спокойно?
Что будет созданием мудрой руки,
Похвалят серьёзно одни знатоки.
Немного их в мире и мало в судьбе.
Доверься себе лишь — во благо себе.

 

Герардо да Прато — к Донателло

Источник невежества мутнотекущий,
Жалкая тварь, рассужденья лишённая,
Тень фонаря, светлячок незажженный,
Алхимии призрак жалостносущий.
Плебс неразумный теряет надежду
Верить тому, что достойно доверия,
Лишь в невозможное жаждет поверить,
Что пыжиться позволяет невежде.
Если ж баркас твой, тонуть лишь пригодный,
Будет закончен (во что я не верю),
Прочь Данте и Школу, и смерти холодной
Свою рукою открою я двери.
Сомнительно, впрочем, ведь дар твой природный -
Начав, не достичь и окончить потерей.

 

Брунеллески к Герардо да Прато

О, тварь, воплощенье души неимущей,
Знай: когда свыше нисходит надежда,
В прах распадутся земные одежды
И остается сияние Сущего.
Ложных суждений грязная муть
В сиянии Опыта слабнет и тает.
Мудрый все Сущее взором пронзает -
Лишь то, чего нет, непрозрачно ему.
В ложную мудрость и Школа не верит,
На фантазиях капитал не нажить.
Чтоб не краснеть от стыда за дверью
(Природа кроит, а Искусству — шить),
Отщипни у стихов лишние перья.
Иначе — как же ты будешь жить?

 

Из Савонаролы

Сорвав убогие одежды,
Возьми три унции надежды,
Три — веры, шесть — любви отмерь,
Две — слез и, все смешав теперь,
Поставь на огнь. Пусть страх не спит!
Пусть зелье три часа кипит.
Затем все слей и, сверив запись,
Вмешай униженность и боль,
Чтобы всегда иметь оттоль
Безумных зелий квантум сатис!

 

Песня герцога Тибо Великого
(предположительно — Бланке Кастильской)

Нет средства, чтоб умерить боль,
Что в сердце угнездилась.
Вновь разлучили нас с тобой
И вот — душа разбилась.
Услышу ль милый голос вновь -
Слыхал его я прежде.
К твоим ногам легла любовь,
Надежду дай, надежду!
Увижу ль блеск прекрасных глаз
Иль сгаснут словно свечи?
Умру — коль это твой приказ -
Как жертва бессердечья.
Свое я сердце растопчу
И разорву одежды
И только пеплу прошепчу:
Надежду дай, надежду!

 

Из Херберта

Пан Когито и чистая идея

Пан Когито жаждет
достичь чистой идеи.
Хоть на пороге сна
но уж сама затея
беременна пораженьем
так что когда подходит
к точке где мысль как воды
большие чистые воды
в равнодушии берегов
водой побегут морщины
и сразу волна выносит
банки из-под консервов
щепки
пряди чьих-то волос..
..когда-то
когда-нибудь позже
когда остынет
достигнет Сатори
и будет как мастера учили
пуст и великолепен.

 

О двух ногах пана Когито

Левая нога нормальна
пожалуй оптимистична
коротковата чуть
ювенальна
в улыбке мышц
вылеплена лодыжка
правая
(смилуйся, Боже)
тощая
с двумя шрамами
один вдоль сухожилия Ахиллеса
другой овальный
и бледно-розовый
позорный сувенир бегства.
Левая
склонна к подскокам
и танцу
слишком пристрастна к жизни
чтоб нарываться
правая
благородно не гнется
смеясь над опасностью.
И вот так-то
на обеих ногах
на левой похожей на Санчо Пансу
и правой
напоминающей о безумьи
идёт пан Когито
через мир
слегка скривившись.

 

Пан Когито и "поп"

Во время концерта "поп"
пан Когито размышляет
об эстетике шума
в общем сама идея
весьма привлекает
быть богом
значит бросаться громом
или — менее религиозно -
отнять язык у стихий
сменить Гомера землетрясением
Горация -
лавиной камней
добыть из нутра
то что есть в нутре:
страх и голод
обнажить пищеводный
тракт обнажить
бронхи и плевру
обнажить каналы желаний
играть на багровом горле
безумные песни любви
В том лишь одна загвоздка
что крик сбегает из формы
явно бедней чем голос
что взносится
и опадает
Крик касается тиши
но только когда охрипнешь
а не посредством воли
передавать тишину
он отчаянно темен
по немощи артикуляций
отбросил тень настроений
не зная полутонов
Он острие
вбитое в тайну
не оплетает
собою тайну
не познавая ее
Он выражает истину чувства
из резерватов природы
ищет рай что потерян
в порядка новом лесу
Он молит внезапной смерти
Ее присудят ему.

 

Пан Когито и движение мысли

Бродят в голове мысли
— обыденная идиома.
Обыденная идиома
переоценивает движение мыслей.
Они в большинстве
стоят неподвижно
средь убогих пейзажей
серых холмов
засохших деревьев
бывает подходят
к бурлящим потокам чужих мыслей
станут на берегу
на одной ноге
как голодные цапли
с тоскою
помнят ручей усохший
крутятся в циркуль
в поиске зерен
не ходят
ведь не зайдут
не ходят
куда идти-то
сидят на камне
ломают руки
под хмурым
низким
черепа
небом

 

Повседневность души

Утром мыши бегают
по голове
на полу головы
разговоров обрывки
отбросы поэмы
входит горничная муза
в синем фартуке
подметает
К хозяину
сходятся не так себе гости
этот вот Гераклит Эфесский
или пророк Исайя
сегодня никто не звонит
хозяин бродит весь в нервах
рвет невинность бумаги
ввечеру уйдет незнамо куда
муза снимает синенький фартук
облокачивается на перила
далеко тянет шею
и ждет своего жандарма
с усами рыжими

 

Послание пана Когито

Иди куда те ушли в тьму никуда
за золотым руном ничего последней твоей наградой
выпрямившись иди среди тех что стоят на коленях
меж отвернутых спин и тех кто упал в пыли
ты уцелел не затем чтобы жить
нужен свидетель а времени мало
будь отважен если и разум подводит
в конечном счёте лишь это зачтется
а гнев твой бессильный пусть будет как море
как только услышишь униженных битых
Презренье, сестра твоя, да будет с тобою
к трусам шпикам палачам — они победят ведь
не опоздая придут и с облегчением бросят горсть
песка жучок же напишет прилизанную биографию
и не прощай — ведь тебе не дано
прощать от имени тех кто предан под утро
но берегись ненужной гордыни
в зеркале присмотрись к шутовской гримасе
и повторяй: позвали — не было лучших?
стерегись черствости сердца люби ключ на восходе
птицу что имени не имеет замерзший зимою дуб
свет на стене и сияние неба
обойдутся без тепла дыхания твоего
они затем чтоб сказать: нет тебе утешенья
Будь бодр — когда свет упадет на вершины — иди
покуда ворочает кровь в груди твоей мрака звезду
и повторяй заклятья древних легенды и сказки
этим добудешь добра коего не добудешь
повторяй высокое слово повторяй же упорно
как те что шли сквозь пустыню и погибали в песках
наградят тебя тем что у них под рукою
розгой смехом или убийством на свалке
иди только так будешь принят в круг черепов остывших
в круг твоих предков: Гектора Гильгамеша Роланда
стоящих стражей царства без края и города пепелищ
Будь верен Иди

 

Пан Когито размышляет о различии голоса человека и голоса природы

Неутомима оратория миров
Могу все повторить ещё раз
пером наследием гуся и Гомера
Могу все повторить ещё раз
рука горе проиграет
горло ручья слабее
не перешепчу песок
не свяжешь слюной метафор
глаз и звезду
и ухом прижавшись к камню
зернистость его молчанья
не превращу в тишину.

 

Из Хильдеберта

Над он — под. Внутри — снаружи.
Все объемлет. Всем окружен.
Он внутри, но не включён,
Вне всего — не исключён,
Выше всех — не вознесён,
Ниже всех — не угнетён.
Он, собой венчая всё,
Над собою всё несёт.
Всё объяв, извне царит,
Всё наполняя изнутри.