Введение
Город — ведущая форма человеческого поселения: начиная с XV в.
— в Юго-Западной Европе, с XVII в. — в Северо-Западной, с
XIX столетия — в Восточной Европе и Северной Америке, к концу
нынешнего — во всех обжитых частях Земли. По мере стремительного
разрастания городов за последние сто лет, по мере формирования
гигантских агломераций, в пределах которых границы между
отдельными поселениями сугубо условны, ширится практический и
теоретический интерес к городу как окружению человека. Став реально
«второй природой», это окружение навязывает себя человеку столь
властно, что рассмотрение города с помощью инструментов,
выработанных в ходе изучения «первой природы», оказывается неизбежным.
Подход к городу с естественнонаучных позиций, перенос на него
представлений об объекте, оправдывающих себя в природоведении,
породили понятие «городская среда». Не просто город как плотно
застроенную территорию, но именно среду существования, формируемую
городом, исследуют климатологи, ботаники, экологи. Новизна объекта
для этих учёных ведет к лавинообразному нарастанию исследований.
Это действительно новизна, так как, развиваясь тысячи лет, город,
ставший сейчас «естественной» средой бытия, создаётся по-прежнему
с минимальным учетом его воздействия на организм человека,
биоценоз территории в целом. Прикладной аспект исследований в
рамках экологии города, находящейся в процессе становления, очевиден.
Так, при проектировании многоэтажных зданий необходимы исследования
состава воздуха в различных частях помещений, которые позволили
бы вести такое проектирование на основе надёжных и точных знаний
об оптимальном микроклимате в интерьерах. Начато изучение зависимости
сердечно-сосудистых заболеваний от взаимного расположения крупных
построек на территории микрорайона (роль локальных перепадов атмосферного
давления у разных точек наружного фасада здания). Если недавно
простое увеличение объема озеленения городской территории почиталось
благом, то теперь необходимы исследования влияния породного состава
зелёных покровов города на его проветриваемость и аллергические
заболевания и т.п.
Значение экологии города будет несомненно возрастать. Именно
поэтому необходимо учитывать, что специалисты естественнонаучного
профиля не могут не привносить в рассмотрение городской среды
чрезмерную «биологизацию» подхода. Акцент на отношение между городским
окружением и живым организмом влечёт за собой, как правило, ослабление
внимания к связи того же окружения с социальным человеком. Город
как явление природы начинает тогда существенно теснить город как
явление культуры в сознании ученого. При всех достоинствах узкоэкологического
подхода к городу практически неизбежным оказывается также акцентировка
самого процесса исследований городской среды при недостаточном
внимании к процессам её практического формирования. Было бы неверно
недооценивать отрицательные последствия чрезмерной «сайентизации»
представлений о городе: хотя городскую среду можно и должно
изучать как «сущее», она была и остается рукотворной. Её создаёт
не исследователь, а специалист-проектировщик, у которого свои
профессиональные средства, особые стереотипы мышления. Вот почему
кооперация усилий представителей двух дисциплин — экологии города
и градостроительства — вырастает в сложную задачу. Поискам
путей её решения, обсуждению методологических средств, необходимых
для достижения эффективной связи различных видов деятельности,
направленной на изменение городской среды, посвящена эта работа.
Широко употребляемое выражение «городская среда» не имеет пока
статуса научного понятия, это скорее метафора, словесная оболочка,
содержание которой зависит от индивидуальных склонностей как проектировщика,
так и исследователя. Но даже в таком качестве выражение «городская
среда» оказало существенное воздействие на сознание специалистов,
традиционно занятых городом как объектом постановки и решения
профессиональных задач. Достаточно сопоставить методические и
нормативные документы, относящиеся к проектированию середины 60-х
и середины 70-х годов, и постепенная перестройка градостроительного
мышления станет очевидной. Так, начиная с 70-х годов, в словаре
проектировщика понятие «город» уступает позиции выражениям типа
«групповая система населённых мест» или «региональная система
расселения». В отличие от прежней трактовки (город-изолят), город
начинает трактоваться как элемент природного окружения, сцепленный
с ним прочной обратной связью. В свою очередь, здание или комплекс
зданий рассматриваются теперь как элемент не только функционально-пространственной,
но и социальной системы города. Метафора «городская среда» удачно
сочетает в себе оба подхода к объекту проектирования: «извне»
(от природного окружения города к его внутренней структуре) и
«изнутри» (от восприятия городского ландшафта в целом к отдельным
его фрагментам).
Всё это в целом влечёт за собой ширящееся признание того факта,
что новому пониманию города противостоят традиционные, а потому
неадекватные средства его проектирования. Придя к убеждению, что
городская среда есть нечто существенно более сложное, нежели просто
пространственная форма существования, оптимизируемая по техническим
и эстетическим параметрам, проектировщик столкнулся с двумя тесно
связанными между собой проблемами. Во-первых, получение нового
знания о городе как о среде обитания; во-вторых, освоение этого
знания, превращение его в средство собственной профессиональной
деятельности.
К настоящему времени названная ситуация чётко описана в
рамках работ по Проекту №13 («Понимание качества городской
среды») Программы ЮНЕСКО «Человек и биосфера»: «...выработать
правила применения экологического знания и сделать их основой
практической деятельности, построить надёжный мост от "знания"
к "действию" — всё это чрезвычайно существенные
задачи социально-экологических исследований»[1].
Речь идёт о социально-экологических, а не только методологических
задачах, потому что перед практикой встала проблема не технического
только «сопряжения» знаний и умений, но и кооперирования
видов деятельности, являющихся носителями различных форм
общественного сознания — науки и широко понимаемого искусства.
С середины 70-х годов наблюдается заметное ослабление творческого
влияния, которое оказывала на архитектора-градостроителя метафора
«городская среда». Это естественно, так как после некоторой перестройки
словаря градостроительного проектирования возникли сложности,
которые препятствовали пересмотру инструментария деятельности,
выработанного в ходе тысячелетий непрерывного развития.
Как только представление о городе как замкнутом массиве интенсивной
застройки, противостоящем природному окружению, было разрушено,
объект проектирования и традиционных предпроектных исследований
начал терять чёткость очертаний. Словосочетание «урбанизированная
территория», верно отображая чувственно воспринимаемую действительность,
лишено чёткости: не ясно, где надлежит провести границу, за которой
урбанизированная территория сменяется природной. Постановка практических
задач развития Московской или Донецк-Макеевской агломерации, формирования
систем расселения на базе Канско-Ачинского территориально-производственного
комплекса и т.п. приводит к столь резкому увеличению размерности
территориального объекта по сравнению с традиционной, что граница
между архитектурно-градостроительным проектированием и эконом-географическим
планированием утрачивает определённость. Аналогично в решении
задач переустройства села обнаруживается чрезвычайно сложная проблема
определения различии между «сельской» и «городской» средой, коль
скоро ряд сельских поселений имеет численность населения в 5,
10 и 20 тыс. жителей, а их социальная инфраструктура нередко развита
больше, чем в малых городах.
70-е годы выявили также тщетность устремлений ряда теоретиков
градостроительного проектирования, направленных на создание
самостоятельной «науки о человеческих поселениях» в ходе
преобразования накопленных проектированием эмпирических
знаний и слияния их с собственно научными знаниями под эгидой
архитектуры[2].
Афинский Центр Экистики, отказавшись от претензий на универсальность
методической доктрины, был вынужден вернуться на позиции
традиционных предпроектных исследований. Аналогичные претензии
на создание универсальной схемы «научного проектирования»
в Центре средовых исследований (в Беркли)[3]
перерастают в разработку методики учета социально-культурного
контекста при проектировании традиционных архитектурных
объектов. Попытки тотальной формализации и автоматизации
проектной деятельности в архитектуре и градостроительстве,
предпринятые рядом советских специалистов[4],
также свелись к любопытным, но сугубо ограниченным (по возможностям
применения) результатам.
Наконец, в тех же временных рамках осуществляется радикальная
перестройка организации проектной практики. Место архитектора
как персонального автора генерального плана города занимает коллектив
специалистов, взаимодействие между которыми чрезвычайно затруднено
разнохарактерностью профессиональных навыков и несовпадением представлений
о нормах описания объекта и о языке такого описания.
В течение 70-х годов нарастают сомнения в том, насколько градостроительная
форма должна и может соответствовать социально-экологической уникальности
населённой территории. Возникает принципиальный вопрос: что, собственно,
проектируется — городская среда как интегральное целое или только
её застроечный каркас? Этот вопрос самопроизвольно порождает следующий,
не получивший до настоящего времени удовлетворительного ответа:
чем различаются средства проектного моделирования города как многокомпонентной
предметно-пространственной оболочки и города как многоэлементной
системы функционирования населения в этой оболочке? Это вынуждает
нас ставить две задачи: научно определить понятие «городская среда»;
создать методологически строгую картину необходимой реконструкции
как инструментария проектной деятельности, так и самого архитектурно-градостроительного
мышления.
Разумеется, понимание городской среды — лишь часть общей
проблематики программы «Человек и биосфера». Это, однако,
существенная её часть, потому что независимо от субъективных
отношений к процессу современной урбанизации городская среда
становится основной формой окружения человека — уже не только
в высокоразвитых, но и в развивающихся странах[5].
Чем острее необходимость незамедлительной реконструкции
городской среды (от гигантских урбанизированных территорий
и агломераций до жилого квартала), тем важнее оказывается
проблема понимания: чем была и чем стала городская среда
в различных социальных условиях, в разных регионах мира;
что необходимо в первую очередь для ликвидации острого разрыва
между «первой» и «второй» природой в условиях города.
Говоря о городской среде, мы никоим образом не можем удовлетвориться
только постановкой задачи интеграции наук для целей урбанистической
политики. Научное знание безусловно оказывает мощное воздействие
на актуальные процессы формирования городской среды, но это опосредованное
воздействие. Между научным знанием и практическим действием функционирует
мощное опосредующее звено — инструментарий планирования, проектирования,
технической реализации (средства деятельности и правила пользования
ими). Этот инструментарий по всем существенным свойствам отличен
от инструментария науки; методология проектирования, планирования,
управления качественно отлична от методологии исследования. Более
того, необходимо подчеркнуть, что в течение многовекового развития
деятельность планирования, проектирования, управления для нужд
городов осуществлялась в отсутствии прямого контакта с научным
знанием, вырабатывала собственное эмпирическое и, частью, теоретическое
знание, отрабатывала собственный язык постановки и решения задач.
Мы вправе говорить о принципиальном единстве целей науки и проектирования:
достичь отработки средств обеспечения активного равновесия между
городской средой и природой — в глобальном, региональном и локальном
масштабах. На уровне же постановки и решения конкретных задач,
соответствующих этим целям, мы обязаны решительно отказаться от
рассмотрения методологии исследования в качестве образца. Речь
идёт об интеграции различных видов знания, различных форм представления
об объекте целенаправленной деятельности и средствах управления
развитием этого объекта — городской среды.
Наряду с огромной работой по интеграции наук для целей экосистёмного
развития среды обитания, наряду со значительной работой биологов,
экологов и социологов, стремящихся выйти к глубинному содержанию
градостроительной деятельности «сверху», из области фундаментальной
науки, сегодня особое значение приобрело встречное движение «снизу».
Это методологическое осмысление архитектурно-градостроительного
проектирования, нацеленное на то, чтобы обеспечить действительную
ассимиляцию социально-экологического знания и системы проектирования,
планирования развития городов.
Следует отметить, что акцентировка внимания на взаимоотношении
между городом и его природным окружением отнюдь не является чем-то
принципиально новым для архитектурного сознания. Понимание иллюзорности
границы между «городом» и «негородом» начало внедряться в сознание
архитектора с конца XIX столетия, когда концепция «города-сада»
английского юриста Эбенизера Говарда быстро завоевала популярность.
Попытки практического воплощения этой концепции в условиях капитализма
свелись к строительству нескольких жилых районов
Каира и Калькутты, центра Канберры, десятка малых городов,
спутников в Англии и США — для обеспеченных слоев горожан
Однако влияние концепции Говарда на последующее развитие
городов было огромным. Ее критический пафос обнажил социальную
природу функционирования городской среды, привлек внимание
учёных и проектировщиков к докапиталистической истории города
как среды обитания. Позднейшие исторические изыскания показали,
что понимание города как узлового элемента или ядра природной
территории, организованной для нужд человеческого общежития,
длительное время было социальной нормой. Лишь в ходе развития
промышленного капитализма это целостное понимание подверглось
расщеплению, блистательно проанализированному К- Марксом
и Ф. Энгельсом[6],
а на материале России — В. И. Лениным[7].
В самом деле, наряду с формированием поселений путем приспособления
их к природному контексту мы уже на самых ранних стадиях
цивилизации обнаруживаем, что в процессе длительного переструктурирования
природного ландшафта поселение и его окружение оказывались
равнозначными элементами устойчивой экосистемы (Египет в
эпоху Древнего царства, империя Инков, Китай периода ранних
династий и пр.). Нам известно, что в период между V и III
вв. до н.э. историческая практика отработки форм сосуществования
города и ландшафта была подвергнута теоретической систематизации.
Трактаты Гиппократа, Платона, Аристотеля и других античных
мыслителей содержат примеры целостного, слитного понимания
города и его природного окружения. К IV в. н.э. римская
практика формирования интегральных систем расселения в масштабе
региона[8]
даёт нам пример социальной организации пространства в гармоническом
соответствии природно-климатическим характеристикам географической
зоны. К середине XVI в. мыслители Ренессанса достигают понимания
роли глобального контекста[9]
в процессах развития и упадка городских поселений.
Все же и для мыслителя античности, и для мыслителей Ренессанса
и Просвещения, и для реформистов XIX столетия, пытавшихся в разное
время анализировать социально-экологический кризис города и его
причины, характерно восприятие конкурентной борьбы городов между
собой и города с деревней в качестве «естественного» условия человеческого
существования. За счёт такой установки сознания происходило неправомочное
упрощение реальной сложности задачи формирования городской среды,
а значит, упрощались мыслительные средства постановки такой задачи.
В самом деле, всякое упорядочение, достижение гармонии в городской
среде прошлого — будь то эллинистическая Пальмира, средневековая
Венеция, ренессансный Антверпен или Петербург XVIII столетия —
достигались за счёт упадка или даже разрушения упорядоченности
городской среды в других местах. Так, расцвет Пальмиры был политически
обусловлен упадком сирийских городов; Венеции — упадком Константинополя;
Антверпена — экономическим ослаблением Венеции; Петербурга — запретом
каменного строительства во всех других городах России.
Капитализм не только унаследовал эту дисгармоничность,
но и довел её размах до такой степени, что масштабы даже
частичного, фрагментарного упорядочения городской среды
фактически сократились по сравнению с прежними эпохами.
Физическая ёмкость градостроительных работ, характерных
для XIX столетия (перестройка центра Парижа, планировка
Каира или Канберры, реконструкция центров десятков российских
городов), в XX в. на Западе заметно уменьшается. Во второй
половине нашего века мы сталкиваемся в практике реконструкции
среды с масштабом города-спутника (к примеру, Колумбия в
штате Нью-Джерси) и городского района (к примеру, Альтштадт
в Кельне), тогда как размерность объектов систёмного исследования
или концептуального проектирования разрастается, напротив,
до уровня штата, государства[10]
или даже географической зоны, охватывающей ряд государств.
Социалистическое общество с первых шагов своего развития создало
объективные предпосылки того, что с сегодняшней точки зрения справедливо
назвать экосистемностью формирования среды обитания — через расселенческую
политику и градостроительное проектирование. Законодательное закрепление
государственной собственности на землю и её недра, внедрение в
практику централизованного планирования развития народного хозяйства
создали возможность рассматривать всю территорию страны как единое
целое. Начиная с работ по плану ГОЭЛРО, происходило своего рода
повторное открытие страны с целью комплексного изучения народнохозяйственных
ресурсов.
При том, что развитие старых и формирование новых населённых
мест были подчинены прежде всего стратегическим задачам
индустриализации страны, уже в самых первых проектных разработках
(Магнитогорск, Новокузнецк, Московский регион[11])
город трактовался отнюдь не только как источник рабочей
силы для промышленности, но и как среда жизнеобеспечения.
Естественно, что взрывной темп урбанизации, неразработанность
представлений об обратной связи «поселение — территория»
не могли не приводить к заметным теперь ошибкам градостроительного
проектирования. И всё же рациональная основа советской градостроительной
школы была сформирована тогда, в годы первых пятилеток.
Сделать следующий качественный шаг в понимании градостроительных
задач оказалось, к сожалению, значительно сложнее, и градостроительное
проектирование последних десятилетий использует во многом
те же методические приёмы, что и практика 30—40-х годов.
В последние десятилетия градоформирования в СССР акцент
сместился с создания новых городов на реконструкцию существующих[12].
В этих условиях экосистемная трактовка градостроительных
задач обретает наконец статус магистральной ценностной установки.
Индустриальное производство не рассматривается более как
единственный ведущий градоформирующий фактор, и на первый
план выступают задачи формирования целостной городской среды
как условие формирования гармонически развитого человека.
Задача обеспечения системности экологического равновесия
между городом и природным окружением, внутри города как
«естественного» окружения приобретает фундаментальный характер.
Размещение крупных производств в существующих городах и
тем более создание новых индустриальных центров, начиная
с 60-х годов, осуществляются со все более тщательным учетом
экологической проблематики на уровне региональных систем
населённых мест (города Навои, Шевченко, Электринай и др.)[13].
С некоторым приближением можно говорить уже о начале формирования
экосистемной ориентации градостроительного проектирования
[14].
И всё же мы обнаруживаем себя лишь в начальной стадии сложного,
длительного процесса развития проектной деятельности и обслуживающего
её знания, центрированных на проблему городской среды. Два фактора
объективно замедляют этот процесс. Во-первых, сильная инерционность
расселенческо-градостроительных процессов, вынуждающая практику
градоформирования закреплять ранее утвердившиеся градостроительные
формы в «живых» населённых пунктах. Во-вторых, обособленность
инструментария проектирования и исследования, дополнительно осложняющая
известную проблему междисциплинарности работы с одним объектом.
Отсюда построение книги. Речь идёт о сложении «средовой» точки
зрения на город как объект проектирования, о переосмыслении традиционного
объекта проектирования (город) в новый объект (целостная городская
среда). Широко известно, что до последнего времени город занимал
весьма незначительное место в экологических исследованиях. У этого
явления два источника. Один коренится в том, что экологическая
тематика всё ещё сохраняет признаки рождения в кругу биологических
дисциплин и несет на себе отпечаток «урбанофобии» — негативного
отношения к градоформирующей практике. Другой заключается в том,
что градостроительное проектирование и знание до последнего времени
предпринимали незначительные усилия для перестройки своего инструментария,
тяготея к тому, чтобы механически включить «экологию» в число
ограничивающих условий осуществления традиционных мыслительных
процедур. Преодоление этой второй тенденции представляется сегодня
особенно важным.
Решение этой конструктивной задачи требует постадийного
движения. Разумеется, нет особых затруднений для того, чтобы
произвести составление своего рода проекта желаемого средового
подхода к объекту градостроительной деятельности — для этого
достаточно уже наработанных в методологии средств[15].
Нет препятствий и тому, чтобы в рамках такого проекта смоделировать
фигуру некоего суперспециалиста по проблемам городской среды,
описать структуру необходимых ему знаний и умений Однако, проделав
подобную работу, мы ни на шаг не сдвинулись бы в решении задачи
действительного сближения экологического знания и проектной деятельности,
так как смотрели бы на проблему городской среды «изнутри» сферы
проектирования. Нам, как представляется, нужно иное: выйти «вовне»
стереотипов проектного сознания, не отождествляя свою позицию
с естественнонаучной, и с особой, метапрофессиональной точки зрения
пытаться найти путь кооперации видов деятельности, сохраняющих
свою традиционную автономность.
В связи с очерченной выше задачей структура книги строится следующим
образом. Прежде всего нужен широкий очерк города как объекта проектирования
— это необходимо, так как профессиональное градоведческое знание
остается до последнего времени замкнутым и в минимальной степени
известным социологу и экологу. Затем мы предпримем попытку построить
характеристику познавательного процесса, направленного на город
как социально-экологическую действительность. Как известно, этот
процесс резко дифференцирован на обособленные линии изысканий
в социологии, социальной географии, истории и других дисциплинах
— соответственно совместить картины города в разных исследовательских
подходах представляется совершенно необходимым. Только сделав
оба указанных шага, мы получаем основания для попытки синтеза
представлений о городской среде как своего рода результирующей
многомерного взаимодействия населения города с его пространственным
каркасом. Наконец, опираясь на такое синтетическое представление
о городской среде как объекте проектной и исследовательской деятельности,
мы можем обратиться к поиску пути сохранения целостности такого
объекта. Речь идёт о попытке выявить те способы, с помощью которых
удалось бы реализовать интегральный средовой подход к поселению,
используя средства решения междисциплинарной проблемы повышения
экосоциального качества городской среды.
|
