 Уже
собирался ехать в институт, когда в уши ворвался рёв моторов — по
проспекту Вернадского к центру двигалась танковая колонна. Было
сразу ясно: военный переворот. Жена захлёбывалась в истерике. На
экране телевизора — до боли знакомый балет. Перекинулись несколькими
словами с женой. Настроение похоронное: конец Перестройке! Удивило,
что телефон работает. Позвонил коллеге, жившему тогда у Нового Арбата,
— у него такое же недоумение. Пошёл к метро. Открыто. В вагоне тишина,
лица у большинства мрачные, но иные сияли торжеством. Отправился
к себе в Архитектурный институт. Не до занятий. Все напряжены, перекидывались
однозначными репликами.
Телефоны на удивление продолжали работать. Решил прояснить ситуацию
у знакомых по оргкомитету «Мемориала».
Вышел на Рождественку, дошёл до угла Кузнецкого моста — за углом,
прижавшись к тротуару тогда ещё проезжей этой улочки, стояла одинокая
БМП с откинутым люком, из которого по пояс торчала фигурка рядового.
Физиономия у него была растерянная. Какая-то тётка протягивала
ему пластиковый пакет с пирожками. Выяснилось, что их, болезных,
покормить забыли и сухой паёк не выдали — странно как-то. Ни на
Неглинке, ни на Петровке, ни на Большой Дмитровке (тогда ещё Пушкинской)
военных не было, но в том месте, где Камергерский переулок перед
Тверской имеет расширение (церковь здесь снесли ещё в 30-е годы),
стояли три танка. Люки опять-таки открыты, и из одного высунулся
капитан. Обратился к нему с увещеванием: что это вы с народом
воевать собрались! Ко мне подскочил пенсионного вида человек и
торжествующе заявил: дождались, наконец! Капитан сумрачно молчал,
выражение лица у него было тоскливое — здесь никто их не подкармливал.
Оцеплений не было, но ни автомобилей, ни троллейбусов не было
тоже. Беспрепятственно дошёл до Пушкинской площади, где тогда
была редакция «Московских новостей». Поднялся поговорить. Никто
ничего не знал и там, но все дивились тому, что телефоны не отключены
и факсы на ходу. Знали, что в Каунасе военными захвачен телецентр.
В нескольких факсах уже закончилась бумага — сказали, что гонят
вопросы со всей страны, что, вроде бы, в Ленинграде выступил по
радио военный комендант и обещал поставить множительную технику
под контроль, но ничего не произошло. Перешёл на другую сторону,
в редакцию «Нового Времени», где главным редактором был тогда
мой одноклассник Александр Пумпянский: та же картина, и такое
же ощущение, что переворот какой-то не то чтобы шуточный, но не
вполне серьёзный, хотя пришло сообщение, что в Рязани объявлено
военное положение. Тут из РИА пришло заявление Ельцина, Силаева
и Хасбулатова о военном перевороте.
Кто-то прибежал с улицы и сказал, что у Моссовета народ остановил
танки и БМП, и что из окна Моссовета вывесили трёхцветный флаг.
Пришла по факсу информация о митинге на Манежной площади. Хотелось
отправиться туда, но было понятно, что в редакции можно узнавать
больше. Наконец, пришёл факс с сообщением, что у Дома Советов,
который тогда ещё редко называли Белым, с танка выступил Ельцин.
Напряжение оставалось, но стало явно легче: Ельцин не арестован
и сдаваться не собирается. Факсы гнали противоречивую информацию:
в одних городах поддержали ГКЧП, но в других решительно выступили
в поддержку президента РСФСР, шахтёры пригрозили политической
забастовкой… Почувствовал усталость — после тяжёлого инфаркта
прошло чуть более полугода, да и жене надо было сообщить, что
не всё ещё потеряно. В вагоне метро уже не было мёртвой тишины,
хотя переговаривались негромко, словно нащупывая своих…
Дома. Звонят знакомые. Один зачитывает факс с заявлением Лужкова,
в тот момент и.о. мэра, о поддержке Ельцина, другой сообщает,
что у Белого дома стали воздвигать какие-то баррикады. Разрываюсь
между желанием отправиться туда и страхом за сердце. Остаюсь.
Звонит старый друг из Ленинграда, пересказывает обращение Ленсовета.
Ближе к вечеру звонит коллега из Алма-Аты: Казахстан не вводит
чрезвычайное положение, коллега из Эстонии: скорее умрут, чем
подчинятся… Пытаюсь работать — не получается, читать — тоже не
выходит: что там, у Белого дома?
Из Ленинграда друг сообщает, что телевидение заблокировано.
Когда уже стемнело, перезвонил, сказав, что телевидение заработало,
и Собчак зачитал последние по времени указы Ельцина…
Не могу вспомнить, что было раньше — прорыв репортажа от Белого
дома в выпуске программы «Время», после всё того же «Лебединого
озера», или знаменитая пресс-конференция гкчпистов, но это неважно:
все видели трясущиеся руки незадачливого Янаева, тупое безразличие
на физиономии Павлова и безнадёжность в лице Язова. И я видел,
и стало понятно: путч обречён.
|
