|
Этот город на высоком берегу реки Тоймы, чуть выше её впадения
в могучую Каму, заново основанный во второй половине шестнадцатого
века на месте уже забытых к тому времени городов Поволжской
Булгарии, — один из наиболее чарующих среди сохранившихся
российских городов средней руки.
Почти ненарушенный силуэт, множество уцелевших кованых
решёток, остатки каменных тротуаров, устроенных трудами
Ивана Шишкина, городского головы, отца известного живописца.
В сохранности дом Шишкиных, ставший музеем, где даже кухонная
посуда уцелела. В сохранности дом, под крышей которого прошли
горькие последние дни Марины Цветаевой, и редкая красота
вида, открывающегося от её могилы. И ставший музеем дом,
где доживала свой век Надежда Дурова, знаменитая «кавалерист-девица»,
российская Жорж Занд, оставившая литературу на вершине писательского
успеха...
Вполне солидные остатки кварталов, застроенных в свое время
промышленно-торговым домом купцов Стахеевых... Сеть регулярных
улиц — запечатленный след перепланировки времен Екатерины
II. Многими веками раньше — пепелище, оставшееся от города
булгар после северного похода Тамерлана... Знаменитый Ананьинский
могильник, богатства которого давно переместились в Государственный
Исторический музей в Москве...
Обо всём этом речи в статье не будет — можно прочесть в
путеводителях и справочниках, можно съездить и поглядеть.
Нам здесь интересна будничная жизнь города, напряженно ожидающего
«бума». «Бума», сопряженного со строительством крупного
тракторного завода. Горожане озабоченно предвкушают всё
то, что обычно связано с таким строительством, — кто с надеждами
на новые возможности, кто с опаской перед многотысячными
волнами нового здесь люда.
В этот-то удивительный момент, когда генеральная дирекция
завода уже есть, но самого завода ещё нет; когда схема генерального
плана развития города уже есть, но проектов застройки ещё
нет, на сцене есть место для специалиста, которого можно
назвать «свободным художником, проектирующим будущее, которое
могло бы быть».
В иных странах это довольно давно — профессия. Её носителя
именуют дизайнером-консультантом. В отличие от профессиональных
проектировщиков, встроенных в большую «машину» производства,
он сохраняет автономную позицию и появляется лишь тогда,
когда нужен. Он бывает необходим производству, натолкнувшемуся
на нестандартные трудности со сбытом; городским властям,
сталкивающимся с неожиданными сложностями роста или застоя.
Если он — признанный профессионал, его обычно находят, но
чаще дизайнер-консультант сам ищет место приложения своих
умений. В нашей культуре такой профессии ещё нет. Это занятие,
которому упорно предается не слишком большая группа людей,
пытающихся за обычной проектной задачей увидеть непременно
и сверхзадачу, а увидев, решить её и своим решением
повлиять на практику, на её развитие.
Сверхзадача у нас есть: отвергнув практику проектирования
городской среды «для людей, но без людей», активизировать
участие горожан в решении судеб их города, повысить чувство
коллективного совладения территорией[*].
Но как решить такую сверхзадачу? Хватать горожан за пуговицу
и спрашивать? Нет, нельзя спрашивать о желаемом будущем
людей, которые не умеют точно его себе представить, — они
сообщат лишь о стереотипах, закрепившихся в сознании. Для
того чтобы активизировать участие людей в осмыслении возможного
будущего их города, нужно грамотно, профессионально побудить
их к работе воображения. Иными словами, для того чтобы вести
практически осмысленное обсуждение будущего, предмет такого
обсуждения необходимо всякий раз создавать. Роль же вспомогательного
предмета ложится на концептуальный проект, или, говоря сокращенно,
концепт, образную модель.
Увы, выдвинуть грамотную концепцию недостаточно – она должна
вовремя появиться на свет, вовремя обрести аудиторию. Если
опоздать, если наш концепт станет лишь альтернативным предложением
относительно плановой работы других, дело плохо. Тогда наши
затеи столкнутся с результатами деятельности тех, кто уже
вложил знания, способности и амбиции нечто совсем иное.
Поскольку же это иное будет представлять огромный центральный
институт, а мы – только самих себя, конечный результат предсказуем.
Если же концепт предъявить преждевременно, то... его еще
некому воспринять и он бессмыслен, ибо картины абстрактной
возможности мало кого увлекают, «Голубые города» А. Толстого
написаны давно и герой этого рассказа, как известно, кончил
невесело.
В Елабуге мы появились в самый подходящий момент, однако,
помимо времени действия, немаловажно содержание, а понять
его становится всё сложнее. Наше время мастерски порождает
слова-монстры, и вот, пожалуйста, — «научно обоснованное
проектирование». Это вздорное сочетание слов — лишь направление,
лишь стиль мышления проектировщика могут иметь опору в научном
знании, тогда как проект, или концепт, представляет собой
самостоятельный продукт интеллектуальной работы, совсем
иной, чем в исследовании. Не быть обоснованным научно —
значит быть обоснованным в логике опыта художественно-проектной
деятельности, в противном случае перед нами отнюдь не проектирование,
а, словами Павла Ивановича Чичикова, так, мечтание одно.
Откуда же взять основание для того, чтобы нечто обозначить
как концепт «живого» города, неужто, подобно щедринским
законоуложителям, ограничиться тем, чтобы все было «прямо
от себя-с»? Нет, иначе, но непременно «через себя», ведь
концепт порождается в «живой» машине авторского сознания,
имея тем самым опору не только в гуманитарном знании, но
и в художественном умении.
В недавно экранизированном романе Даниила Гранина «Картина»
при некоторой поспешности прозрения главного героя прозвучала
по крайней мере одна верная нота. До тех пор, пока отчуждающий
взгляд художника не организует видимый хаос в эстетически
упорядоченный образ, горожанам лишь кажется, что они свой
город знают наизусть. Эстетический порядок, будучи наиболее
внешним и формальным, обладает одним бесценным свойством:
он является первым вообще возможным родом упорядоченности.
Всякая картина являет собой такой вариант порядка, но далеко
не всякая картина имеет признаки проекта. Если картина
и безукоризненно совершенна, как, скажем, вид Дельфта
у Вермеера или вид Флоренции на полотне Тернера, она
есть средство нашего персонального развития, но не инструмент
деятельности, направленный на отображенный ею город. Работать
с такого рода образной «моделью» невозможно.
А с какой можно?
Начиная с пятнадцатого века, когда Филиппе Брунеллески
оперировал металлическим зеркалом, чтобы изучать перспективу
площади перед собором, и до середины семнадцатого столетия,
когда Ян Вермеер использовал камеру-обскуру для преобразования
предмета в вибрацию цветных пятнышек, художник страстно
тяготел к «истинности». Наверное, это происходило потому,
что художник справедливо не доверял непосредственно видимой
форме, из которой умудренный взгляд только еще должен отобрать
«главное», то есть нужное. Для того чтобы ландшафт стал
«истинным», его надлежит заново сконструировать, опираясь
на зрительные впечатления, но осуществляя синтез вспомогательных
конструкций, возникших в ходе анализа. Это прекрасно знали
голландские и английские великие пейзажисты, не расстававшиеся
с путевым блокнотом, но сочинявшие ландшафт в мастерской.
Позже художники уступили ученым труд и радости тяготения
к истинности, занявшись другими сюжетами.
Нас вполне устраивает древний опыт, но только нужный нам
образ города стереоскопичен по своей природе, а блокноты
распухают не столько от фотографий и цифр, сколько от записей,
жанр которых определить было бы нелегко:
«Задача: найти формы гармонизации связей «завода» и «города»,
так, чтобы из взаимно потребительских они могли стать взаимно
созидающими элементами того, что теоретик с удовольствием
назвал бы континуумом культуры...
Задача: найти формы сотрудничества природы и человеческого
поведения в условиях городской среды, так, чтобы эти формы
были общепонятными, близкими каждому горожанину, простыми
и надежными...
Задача: сократить разрыв между сложностью строения производственной
среды «завода» и примитивностью строения городской среды...»
Подобных записей гораздо больше, но и этих довольно, чтобы
усомниться в том, что их содержание имеет какое-то отношение
к художественному потенциалу проектирования. Имеет,
хотя уяснить это оказывается непросто. Дело в том, что,
только опираясь на средства, почерпнутые из кладовой искусства,
проектировщик, оказывается, способен сорганизовать из решений
перечисленных задач образно-конкретную «модель» целеполагаемого
будущего. Нет у нас другого инструментария для работы с
«живым» городом во всей его индивидуальности. Разумеется,
в принципе можно было бы получить модель нашего странного
объекта, используя инструменты системного подхода, и с такого
рода уверениями приходится встречаться довольно часто. Однако
помимо методологических трудностей в достижении обещанного,
нужна-то не принципиальная возможность, а конкретная программа
действий и нужна она немедленно, сейчас.
Итак, поскольку разобраться в природе первых полуотчетливых
представлений, легших в основу концепта для Елабуги, удастся
спустя некоторое время, разумно предъявить подробный очерк
проектных материалов. Необходимо однако сразу же обозначить,
что наш концепт претендует отнюдь не на то, чтобы заместить
собой проектную работу коллег-градостроителей, — его функция
сугубо дополнительная, компенсаторная.
В самом деле, новый город вырастет за несколько лет и таким,
каким он сегодня может возникнуть — из того, что есть «под
рукой». Под рукой есть домостроительный комбинат соседнего
города и, поскольку чудеса случаются нечасто, архитекторы
смогут осуществить в новой Елабуге стандартную схему застройки
разреженной территории зданиями в девять — двенадцать этажей.
Есть, однако, старый город (лет пятнадцать назад его бы
не задумываясь снесли целиком), на ценность которого коллеги-градостроители
обращают должное внимание, то есть оставляют его в стороне.
Как мыслящие персонажи они имеют те или иные мнения о том,
что следовало бы сделать в старом городе, но как профессионалы
они этого «не знают», поскольку действующими нормативными
документами работа в старой застройке не воспрещена,
но и ничем не обеспечена.
Есть удивительная по пространности и богатству «страна
оврагов» между старым городом и будущим новым, но архитекторы
не знают, что с ней делать, — нет возможностей совладать
с большой и сложной территорией, используя стандартные приемы
благоустройства, а нестандартные не предусмотрены,
следовательно, не могут быть финансированы, разработаны,
воплощены. Если учесть несомненный упадок культуры землеустроения
по отношению, скажем, к концу XVIII века и охлаждение любви
к «мелочам», вроде канавки для стока воды вдоль дорожки
или рисунка лестницы, то окажется сразу, что вполне обычная
задача начинает претендовать на ранг неразрешимой проблемы.
О, много есть такого, что нужно, но не предусмотрено вообще
или кажется неосуществимым в реальные, жизнью навязанные
сроки. Природа окрест Елабуги, ландшафтные качества которой
взывают к созданию национального парка под условным названием
«Шишкинский лес». Новая индустриальная агломерация (Менделеевск
— Брежнев — Елабуга — Нижнекамск) — это не просто географическая
действительность, но обозримый с одной точки урбанизированный
ландшафт, для которого Елабуга теперь — единственный населенный
пункт со старогородской традицией.
Итак, воспользоваться универсальной методической схемой
нельзя, иначе реальная Елабуга будет замещена схемой «объекта»,
с каковым на бумаге можно сделать все что угодно в силу
беззащитности всякой пустой схемы, — это антинаучно и безнравственно.
Когда проблемная ситуация, вроде елабужской, предъявляется
серьёзным ученым, те заявляют об отсутствии у науки
инструментария для решения здешних насущных проблем. И это
правда — ни объект, ни среда его существования тоже определенности
не имеют: старые горожане, к примеру, могут увлечься преобразующей
деятельностью, но могут и сжаться в тихой неприязни
к пришельцам и их активному напору на город; пришельцы в
свою очередь могут включиться в переживание ценности
места, но могут отнестись к нему как строительной площадке
и пр.
Убеждаемся: объективных и потому безразличных к индивидуальности
«объекта» инструментов нет. И не может быть, коль скоро
нас интересует сейчас не то, что роднит Елабугу с подобными
ей городскими поселениями, а то, что придает ей уникальность,
каковую надлежит сохранить и развить по сугубо человеческим,
ценностным соображениям. Убедившись в отсутствии изначальных
запретов, мы можем позволить себе «крамольную» мысль: пусть
содержание концепта не претендует на объективность, пусть
концепт выразит представление о должном и желаемом
с максимальной четкостью в предельно наглядной форме, пусть
проектный замысел спровоцирует атмосферу широкого обсуждения,
столкнувшись с представлениями горожан, когда те, увидев
нашу образную «модель», осознают собственные представления.
Значит, проект особого рода — не матрица для воспроизведения,
а образец понимания и переживания целостности городской
среды, погружаемый в самоощущение города, как если бы город
был единым субъектом. Это, пожалуй, главное: для нас город
— не объект преобразований, привносимых извне, а субъект,
способный к преобразованию изнутри, если запустить процесс
самоорганизации. Концепт оказывается в этом случае отнюдь
не самоцелью, он — своего рода катализатор искомого
процесса.
Итак, художественно-проектная «модель» возможного образа
городской среды — это как раз необходимая мера свободы-несвободы
взаимоотношений специалистов между собой и с неспециалистами.
По отношению к концепту все уравнены в правах хотя
бы как созерцатели; она понятна каждому, но без особого
труда может быть переведена на специальные языки гидролога,
ботаника, социолога.
Концепт чего? — отношения к месту. Место восстанавливается
в правах суверенной действительности, обладающей собственным
законом бытия.
Для чего концепт? — чтобы предъявить его возможно большему
числу людей: специалистам ста одной области деятельности
и специалистам быть горожанами. У места-субъекта по
имени Елабуга есть история, перед ним возникли новые возможности,
но чтобы их раскрыть, его надо увидеть. А для этого
его нужно показать так, чтобы всякий мог ощутить, что он
уже имеет отношение к судьбе города, и искать применения
этому новому ощущению.
 |
Проект рос так. Была тема — она обозначена выше. Собрались
люди: двадцать профессиональных художников из разных городов
России (они поименованы в подписях к изображениям), включая
троих из Елабуги. Е. А. Розенблюм — художественный руководитель,
чье умение решать нетривиальные задачи хорошо известно специалистам.
А. В. Боков и В. Н. Гудков, известные профессиональные архитекторы,
— в роли консультантов. В роли научного консультанта — автор.
Место действия — Дом творчества Союза художников СССР «Сенеж».
Организационная форма — обычный для «Сенежа» тип творческого
семинара Центральной экспериментальной студии СХ СССР: семинедельный
проектный «марафон» с утра до глубокой ночи в мастерских,
голые поначалу стены которых быстро обрастали эскизами и
макетами. Еще — мощное питание творческой атмосферой: лекции
и лекции-показы, «круглый стол», проведенный секцией культуры
Философского общества СССР и посвященный осмыслению городской
среды в языке социологов, психологов, урбанистов, историков.
Еще очень важная консультация Д. Н. Кавтарадзе, имеющего
среди экологов наибольший, пожалуй, опыт работы с городом
и проектировщиками (программа «Экополис» в Пущине)[*].
Иными словами, специально созданные условия, позволяющие
в течение семи недель приравнять временный коллектив творческого
семинара к мощности крупного института.
Что дальше? Внедрение концепта в сознание. Для начала —
выставка в Москве и её обсуждение множеством коллег, знакомство
с генеральным директором строящегося КамТЗ; затем выставка
перевозится в Елабугу, где концепт погружается в естественную
для себя среду многоступенчатого обсуждения, способного
кристаллизировать направления и цели конкретной доработки
идей «по месту».
 |
|
1. «Карта культурного освоения региона». Фрагмент
(18х240 см в натуральную величину).
Эта «сентиментальная карта» нарисована по образцу
средневековых (художники Ф. Яцик и И. Коротков из
Павлодара) и густо населена людьми прошлого и настоящего,
заполнена легендарными и историческими событиями,
чертами возможного будущего, так как включает фрагменты
всей проектной концепции. Елабуга, агломерация и ее
природный комплекс представлены здесь как мир, подлежащий
освоению. Это карта-повествование.
Будучи воспроизведена в натуральную величину, карта
должна, по замыслу авторов, найти место во всех кабинетах,
где принимаются и будут приниматься решения относительно
будущего Елабуги. Она изготовлена для долгого разглядывания
в упор и периферическим зрением, потому что в конечном
счете она должна отпечататься в памяти каждого, кто
имеет отношение к судьбе этого места. Скучное слово
"агломерация» впервые получает на этой карте
наглядно-образную форму, несущую в себе отпечаток
ценного переживания большого, густонаселенного края.
Карта должна послужить образцом для создания краеведческой
карты-схемы и книги, которую должен получить в руки
каждый, кто приедет сюда для строительства завода
и нового города рядом со старым (в такой книжке найдется
место для адресов, телефонов и имен тех городских
служб и клубов, Которые должны возглавить работу горожан
по преобразованию среды).
|
 |
|
2. Реконструкция кварталов старого города. Макет
художников В. Евстафьева из Елабуги, Я. Сандуленко
из Брежнева, А. Шишканова из Красноярска.
Известно, как сложно понудить тех, кто распоряжается
капиталовложениями, направить капитал на реконструкцию,
несравненно проще действовать на пустыре. Ограничиться
введением «заповедного* режима — значит обречь квартал
на медленное умирание, превращать в музей, значит
получить "труп" квартала. Здесь предложен
принцип уплотнения внутреннего пространства кварталов
за счет нового строительства. Застройка двухэтажными
облокированными домами тех пустырей, где когда-то,
были бесчисленные сараи. Создание пешеходных улочек
и площадок, плотность хозяйственного освоения внутригородской
земли позволили бы воссоздать характер традиционного
российского «агрогорода» на уровне современного комфорта.
Новое строительство дало бы возможность дать инженерное
обеспечение и старым домам, выстроившимся по периметру
квартала при реконструкции и реставрации фасадов,
заборов, ворот. Продуманная (вместе с исследователями)
реконструкция интерьеров может дать немало жилья,
малых общественных помещений, малых учреждений сферы
услуг. Извне, с улицы новая застройка не может быть
видна, что придает кварталам дополнительное увеличение
сложности и неожиданности движения по городу. Создание
уменьшенных, плотных мини-кварталов позволило бы четче
очертить «наше» для каждого двора с его садовыми участками,
гаражами, мастерскими, безопасными и интригующими
путями. проложенными над землей (по уширенным оградам)
для детей, кошек, собак.
|
 |
|
3. Реконструкция исторического ядра города. Макет
архитекторов Л. Быстровой и С. Ворошниш из Елабуги,
художников О. Ворошниной и Н. Пантелеевой из Брежнева,
Т. Шелест из Коломны, при участии архитектора М. Левитина
из Москвы.
сохранении и реставрации застройки по периметру суперквартала
его внутреннее пространство, три перетекающих одна
в другую «площади» получают функцию «форума» для всей
агломерации. Центры активности для всех возрастов
вовлекают в жизнь «площади» интерьеры старинных построек,
с внутренней, «дворовой» стороны делаются необходимые,
подчеркнуто современные пристройки. Целостный «внутренний
периметр форума» получает самостоятельную образную
трактовку «сверхстены», условно обозначенной здесь
формами римской аркады. Сохраняется преемственность
функциональной, роли места: старая аптека — идеальное
место для городской экологической
станции; к двум существующим музеям добавляется третий
— музейно-выставочный комплекс собора и «регулярного»
парка перед ним; торговые ряды оживают в своей первоначальной
роли; часть монастырских построек преобразуется в
«телемское аббатство« — объединенный центр искусств
и ремесел. Восстанавливается камерный театр внутри
здания бывшего училища, а к нему пристраивается сначала
открытый, а позже «нормальный« театрально-зрелищный
комплекс.
Откос к пойме речки Тоймы сохраняется в роли огородной
плантации для жителей старых кварталов, но получает
парковую «версальскую» планировку — ухоженные огороды
не менее декоративны, чем цветочные куртины, если
проект сделан практически мыслящим художником, обсужден
и принят к сердцу огородниками.
|
 |
|
4. Благоустройство новых кварталов. Макет художников
О. Голубевой из Москвы, Ю.Кручинина из Омска, Е.Постоногова
из Режа.
Едва строящийся микрорайон нуждается в проекте реконструкции:
он вынужденно спроектирован как «никакой», а нужен
«здешний». Нет, мы не касаемся домов заводского изготовления,
за исключением обработки пространства между «ножек»,
на которые водружен огромный брус дома, — хотелось
бы, но нереалистично, увы. Однако есть возможность
и необходимость продлить планировочную сеть улиц старого
города на новый, наложив на чертеж проездов сетку
пешеходных дорог с меньшим размером «ячеи».
Есть и острая необходимость внести в новый район
масштабность старой застройки, в противном случае
новое будет навсегда как «отрезанный ломоть».
Более всего авторам хотелось бы перенести сюда для
желающих те дома, что пойдут под разборку на периферии
старого города или их эквивалент, но на это город
еще психически не готов. Что ж, пока можно обойтись
меньшим: внести масштаб старогородской улицы, собрав
по обе стороны пешеходной дороги павильонные сооружения
общественного назначения.
Вместо никому не нужного «пустыря», именуемого площадью,
предложено расчленить незастроенное пространство на
несколько малых площадей, в решении которых опознает
«свое» пространство определенная группа людей: от
подростков на роликовых досках до астрономов-любителей.
Чтобы создать для всех «экологические ниши», необходимо
ввести в новое пространство застройки целую систему
«кулис» с использованием выбираемого грунта для насыпания
«оврагов наизнанку».
|
 |
|
5. Благоустройство производственного комплекса.
Макет художников В. Куликовского и С. Куликовской
из Химок, Е. Бакланова из Клина, Б. Муравлева из Коломны,
при участии Елисея Куликовского и Данилы Бакланова,
внесших и свою лепту в труды родителей.
Завод — еще идея, так как детального проекта цехов
еще нет, но уже ясна масштабность, понятие логики
пространства, организуемого в соображениях удобства
машин. Но завод — это еще и путь людей через мир машин,
участки мастеров, уголки отдыха, помещения общественных
организаций. Завод — это и территория, у которой есть
прошлое: здесь шведы, плененные под Полтавой, создавали
медеплавильное производство, здесь позже лили чугун
и ковали железо кружевных решеток, еще заметных в
облике города. Отсюда простая затея: использовать
вместо случайных, ненадежных, быстро выходящих из
строя листовых материалов набор литых чугунных элементов,
из которых можно набирать многое. Ограждения и беседки
в призаводском парке, мостики и переходы внутри цехового
пространства, ворота с символическими часами... Жизнь
сегодняшнего человека высокой технической культуры
тем ближе к ее подлинной сути, чем явственнее преемственность
по отношению к высочайшей культуре работы мастеров
прошлого.
|
 |
|
6. Концепция благоустройства «земли оврагов».
Макет художников Л. Бобылева, В. Воронова, А. Исаева
из Омска.
Поразительное место, но от его красот может за пару
лет не остаться и следа, если не объяснить всем и
каждому, какую ценность представляет этот Массив природы
в черте городских земель — между старым городом и
новым.
Предложены одновременно три типа земле освоения,
условно обозначенные как «бульвар», «парк» и «дачи».
Бульвар, идеальное место для «ничегонеделания», определяет
статус среды городской, а не слободской или поселковой,
— оборудованный для занимательной прогулки через парк
путь.
Парк разных экологических режимов: от заказника,
способного служить рефугиумом, убежищем для местных
биологических видов, до «нормального» парка отдыха.
Есть возможность, подпрудив земляными плотинками и
укрепив плетнем берега, создать цепи водоемов с глубокими
ямами для зимовки рыбы. При изрезанности «береговой
линии» подсчитано, что более ста тысяч рыболовов-любителей
могли встать с удочкой в самом центре города!
Где плотины, там и мельничные колеса, а колеса должны
вращаться и, следовательно, работать — хотелось бы
создать здесь «живой» музей истории техники трудами
местных старых и новых умельцев и школьников. Парк
и «дачи» открывают простор для общественно необходимой
деятельности экологической станции, опорой которой
может стать городской педагогический институт...
Именно «дачи», а не «садовые участки»! Слово важно,
ибо за ним — богатейший пласт российской культуры,
а за словами «садовый участок» — голый утилитаризм.
Прикинули: при грамотном землепользовании в «стране
оврагов» могут разместиться до десяти тысяч обычных,
по три сотки, кооперативных участков. Если же эту
зону плавно перевести в пояс влево и вправо, то в
зоне между старым городом и ядром нового находится
место для того, чтобы все новые жители Елабуги имели
«дачи» в непосредственной близости от жилья. Земля
оврагов столь обширна, что немыслимо думать о ее бюджетном
освоении, тем более что она требует огромного вложения
ручного труда. Эту землю могут, должны освоить горожане
— старые и новые вместе. Если раскрепить эту зону
по водоразделам и отдать «поовражно» во владение цехам,
участкам, кварталам, если сделать уровень освоения
и сохранения земли — включая экологический парк, разумеется,
— темой осмысленного состязания коллективов, «дикое»
место не погибнет, но может стать культурным за пять
— десять лет.
Сколько в «земле оврагов» скрыто возможностей для
творческой деятельности в системе «завод — город»:
реально воплотить давно известные проекты производства
метана из отходов с созданием легкой сети газоснабжения
«дач», не калечащей земли; научиться не только выжимать
максимум из каждой пяди земли, но облагораживать её,
сохраняя живность по соседству; наконец, возродить
угасающую традицию российского города, бывшего городом-садом
в течение столетий.
|
 |
|
7. Схема генерального проектного решения. Макет
художников Г. Емельянова, С. Олексенко, Л. Романюк
из Львова.
Это не генплан в обычном смысле, а скорее объемный
«плакат» на тему генерального плана развития, понятный
всякому при минимальном, незатейливом комментарии.
Выявлены все звенья проектной концепции и их пространственная
взаимосвязь. Можно ощутить масштаб проектной разработки
и увидеть, что «земля оврагов» соизмерима со всем
старым городом, что массив старых кварталов потенциально
способен вобрать десятки тысяч квадратных метров жилья
и общественных интерьеров. В условном пространстве
макета предъявлены единовременно все принципы решения
фрагментов, поэтому при опоре на обобщенное изображение
можно обсуждать городскую среду не как натюрморт,
но как живую сложную структуру, по поводу которой
всякий имеет мнение и право на его выражение. О «плакате»
можно спорить, убеждать, выдвигать альтернативные
предложения и подвергать их критическому анализу.
Его функция — служить титульным листом книги размышления
о развитии людей вместе с развитием земли, именуемой
«Елабуга».
Проектный концепт может и должен расти и видоизменяться
в ходе социально-культурной его реализации, начинающейся
с того момента, когда на выставку приходят первые
любопытствующие. Локальное сообщество людей будет
складываться заново в ближайшие годы, и у проектного
концепта есть свое место в этом процессе — служить
ему катализатором самоорганизации, а не «клише» для
бездумно-пассивного воспроизведения в натуре.
|
 |
|
Композиция О. Маликова и М. Малисова
|
|
