1.1.Социально — экологические проблемы города
Нет вопроса, который больше волновал бы людей, чем их собственное
здоровье и здоровье детей. Несмотря на свойственное российскому
характеру легкомыслие, нет вопроса, по которому легче было бы
достичь общего понимания в принципе. Известно, что аудитория
телевизионных передач, посвященных здоровью, примерно совпадает
с числом верных участников бесконечных перипетий мексиканских
сериалов. Медленно, но верно умножается круг людей, осознающих,
что вопросы разумного питания в известной степени решаются независимо
от размеров так называемой потребительской корзины семьи. Конечно,
экономические трудности последних лет приглушили обостренное внимание
к экологическому качеству среды городов — на первый план вышли
другие заботы. И всё же нелегко найти сегодня горожан, которые
в принципе не соглашались бы по поводу приоритетности вопросов
профилактики здоровья.
Однако принцип остается по преимуществу принципом, то есть ритуальной
формулой, в верности которой клянутся и городские власти и руководство
предприятий и предприниматели. Как только дело доходит до житейской
практики, в один миг от принципиального согласия не остается и
следа — по той главной причине, что сюжет экологичности городской
среды не врос в обыденную культуру, не стал органичным её компонентом.
Конечно, на уровне картинки круговорота воды в природе из школьного
учебника "водный" сюжет знаком всем без исключения.
Тем не менее хотя вода и является традиционной героиней русской
поэзии (ещё в "Слове о полку Игореве" грозятся вычерпать
воду Дона шлемами дружинников), она за последние полвека утратила
те признаки почти живого существа, которыми наделялась фольклором.
До тех пор пока источником питьевой воды были чистая речка, источник,
чаще всего колодец, а в крупном городе — водоразборный фонтан,
пока доставить воду домой означало немалый физический труд, забота
о воде была естественна, как дыхание. Тем более так, что добрая
треть российской территории — все, что расположено южнее Белгорода,
Саратова и Челябинска, постоянно страдала и страдает от засухи.
Благословение водопровода, при слободском по духу населении разросшихся
городов и советской системе управления хозяйством, обернулось
несчастьем. Непристойно заниженная цена воды, смешные до последнего
времени цены на топливо и металл повлекли за собой чудовищное
разбазаривание питьевой воды. Самые богатые города мира не позволяют
себе расходовать питьевую воду на полив зелени и улиц или мытье
машин (может быть, и поэтому тоже они богатые), прокладывая две
ветки водопровода — одну для хозяйственных нужд, другую — для
питьевой воды. Поскольку на вводе в каждый дом или квартиру поставлен
водомерный счетчик, и всякий видит ежедневно набегающий расход,
в богатых городах мира никто не позволит себе "роскошь"
капели или струйки из неплотно прикрытого крана.
В США в последние годы затрачены немалые усилия на то, чтобы
усовершенствовать конструкцию унитаза, ради сокращения расходования
воды на смыв, а в Германии введены в строй уже целые кварталы,
где на смыв отдельным вводом подается та же техническая вода,
что и на полив зелени и мойку. Повсюду на Западе перешли с "черной"
полудюймовой трубы на четвертьдюймовую из красной латуни при подсоединении
всех водяных приборов, а основную разводку делают из полудюймовой
трубы в нержавеющей стали. Оказалось, что существенно повышенные
разовые расходы на эти усовершенствования многократно окупаются
благодаря "вечности" дорогого материала, практически
устранившего риск протечек и необходимость дорогого и мучительного
капитального ремонта труб каждые двадцать-двадцать пять лет.
Длительное время повсюду ужесточали контроль на станциях водоочистки,
где, как известно, дороже всего дается смягчение излишней "жёсткости",
насыщенности воды нерастворимыми солями. Теперь пришли к пониманию
экономической разумности удвоения системы, и в большинстве стран
первичная очистка производится на городских станциях, а окончательная
доочистка — на фильтрующих установках на вводе в каждую квартиру
или дом: здесь вода умягчается в мембранных фильтрах. В России
такие фильтры были разработаны и доведены до серийного производства
ещё в 80-е годы, но крупносерийное производство началось только
с 1993 года, так как ранее не было спроса, а спроса не было потому,
что недоставало понимания и экологического и экономического смысла,
заложенного в новой системе. Увы, главным стимулом расширения
спроса на фильтры доочистки стали участившиеся катастрофы на городских
водозаборах из-за неприятностей в животноводстве и с нефтепроводами.
На большинстве наших широт вода льется с неба в изрядных объемах,
огромен объем талых вод. Здесь города и городское население особенно
нерациональны. В старом малоэтажном городе снег не вывозили —
сгребаемый в сугробы вдоль тротуара, он весной медленно таял,
питая ручейки, бежавшие в открытых канавках. Заполнившись автомобилями,
крупный многоэтажный город начал вывозить изрядно загрязненный
снег и сбрасывать его на реку, в значительной степени усиливая
обычную весеннюю засуху и тем увеличивая объемы пыли. Разумеется,
есть полная возможность сгребать снег внутрь т.н. микрорайонных
садов, на радость детям, получающим в этом случае замечательные
горки на ровных площадках, но эта возможность запасти влагу на
весну не используется, без особых размышлений, в силу привычки
и нежелания городских служб или самих жителей.
Огромные массы воды с кровель и асфальтированных площадей приходится
направлять в решётки т.н. ливневой канализации, а затем мощными
насосами гнать, нередко многие километры, на механическую очистку,
сбрасывая затем в реки. В странах, где экологическое сознание
успело уже впитаться в городскую культуру хозяйственных служб,
от асфальта отказались везде где можно и разделили ливневой сток.
Вода с асфальта, неизбежно загрязненная бензином и маслами, направляется
на станции очистки и дальше в коллектор. Воде же с кровель и газонов
обеспечивается сток по открытым канавкам и жёлобам, которые легко
чистятся и весьма обогащают эстетическое чувство города. Такая
схема, правда без разделения двух верховых стоков, исправно функционирует
в тверской Старице, сэкономив городу огромные средства на земляные
работы, приобретение и укладку труб большого сечения и сохранив
его старую часть от разрушения. Отрегулировав сток, в Старице
спасли от размывания крутые откосы над Волгой вместе с их улочками,
домами и огородами -теперь, когда земля наконец обретает стоимость,
легко подсчитать, что в экономическом измерении, помимо экономии
на водоотвод, в городе спасли сотни миллионов рублей. Но как же
медленно эти несложные вещи вбираются сознанием горожан: только
в 1994 году для района коттеджной застройки в Москве был разработан
первый проект разделения стоков с зелени и кровель от стоков с
асфальта!
Огромные массы воды движутся под землей, все чаще отзываясь подтоплением
подвалов, подмоканием стен, а то и оползнями, которые в лучшем
случае приводят к трещинам в стенах, а в худших — разрушению или
сползанию целых кварталов. Чудовищная практика проектирования
и осуществления застройки крупными массивами с весьма приблизительным
анализом гидрогеологической ситуации привела к бесчисленным драмам.
Ничтожный ручеек, без хлопот и затей засыпанный бульдозерами,
никуда при этом не исчез, он продолжает своё течение, распылив
его на множество струек, просачивающихся сквозь песок, и рано
или поздно отзовется просадками и провалами грунта между зданиями
или вместе с ними.
Там, где загодя сделан грамотный проток под насыпью, взятый в
трубу, остается опасность засорения ветками, листвой, мусором,
которое немедленно отзовется внезапным подмоканием подвалов, иной
раз за сотни метров от засоренного места, что чрезвычайно осложняет
его поиск. Известно, что несколько раз обрушивались стены Московского
Кремля, пока итальянские инженеры не создали сложную систему дренажа
в подземных каналах, выпускающих влагу в речку Неглинку. В Нижнем
Новгороде инженеры под руководством Бетан-кура, строившего знаменитую
ярмарку, пронизали гигантский откос над рекой вертикальными шахтами
голубиною до 70-ти метров, от них уже проведя наклонные штольни
для выпуска вод, — эта замечательная (сложная и дорогая даже при
тогдашней цене труда) система функционирует до сих пор. Однако
искусство дренирования, отлично освоенное российскими инженерами
в прошлом столетии, за последнее время непрерывной "рационализации
и экономии" оказалось в значительно степени утеряно. В том
же Нижнем Новгороде необратимо сползает вниз гигантская лестница,
построенная впопыхах силами военнопленных. Под угрозой откос перед
высотным зданием МГУ в Москве. Едва не выпучилось из земли под
давлением воды новое фондохранилище Третьяковской галереи. Во
Владимире мы обнаружили, что строительство стадиона так "раздавило"
водоносный горизонт, что поползли по окрестным склонам и фундаменты
и огородные грядки с поистине драгоценной землей. Нет города и
даже села (тут, искалечив поля и луга, "позаботились"
мелиораторы), где тихая работа подземных вод, подгоняемая неразумными
формами укрощения надземных, не привела бы уже к множеству бед.
Немало проблем связано и с поверхностными водами, в особенности
с источниками, малыми ручьями, речками и прудами — исстари вся
эта "живая" вода была окружена почётом и вниманием,
но бездарные десятилетия какого-то почти мстительного отношения
к природе сказались на этом драгоценном мире особенно сильно.
Это даже не экономика, хотя экономический урон за счет небрежения
"живыми" водами огромен, это прежде всего этика. Если
исчезает натуральная забота о том, чтобы берега оставались заросшими
деревьями и ивняком, чтобы источник был расчищен, чтобы сохранялся
профиль канавки, теряется наиболее естественная связь городского
человека с его природным окружением. Конечно, это дело школы (дело,
которым она почти не занималась, если не считать отдельных учителей-подвижников),
но всё же главным остается домашний навык — либо хозяйское отношение
к всякой неисправности в течении "живой" воды, либо
самоощущение и, вслед за ним, поведение случайного квартиранта,
который с городом своей жизни связан не ближе, чем с номером вокзальной
гостиницы.
Огромное число публикаций посвящено бедам, вызываемым выбросами
промышленности в атмосферу и вредному воздействию автомобильных
выхлопных газов. Такое огромное, что это уже стало каким-то жужжащим
фоном, не воспринимаемым сознанием напрочь. Разумеется, и то и
другое важнейшие проблемы, но решения здесь принципиально различные.
"Укрощение" промышленных выбросов есть дело сложное,
дорогое и подвластное городу лишь в той мере, в какой он в состоянии
исправно взимать крупные штрафы с заводов или автохозяйств-загрязнителей,
формируя из этих средств экологический фонд развития. Что же касается
"укрощения" автомобиля, то наряду с совершенствованием
двигателей, что городу неподвластно, здесь вопрос упирается прежде
всего в решимость городских властей проводить самостоятельную
очень жесткую политику. Как показал европейский опыт, где далеко
не сразу удалось навести некоторый порядок, лишь "драконовские"
штрафы и санкции, применяемые систематически, а не от случая к
случаю, способны послужить надежным способом обучения. В Германии
выброшенная из окна автомашины бумажная обертка, пластиковый стаканчик
или металлическая банка обходится нарушителю в 500 марок штрафа.
Во всей Европе нарушение жёсткой нормы содержания СО в выхлопных
газах обходится в такую же или даже большую сумму. Варварство,
вроде мытья автомобиля в реке или пруду, столь характерное для
нашей страны, нигде более не встречается, но при сливе горючего
в воду или почву (что изредка встречается повсюду) к сумме штрафа
за нарушение правил добавляется стоимость компенсации полного
ущерба, нанесенного природе. Взывать к сознательности нужно, но
без поддержки весьма жестокими финансовыми санкциями призывы такого
рода не слишком эффективны. Иной вопрос, что соблюсти жёсткость
взимания штрафов можно только в том случае, если реальное общественное
мнение оборачивается против нарушителей, если нарушение такого
рода воспринимается всеми — от мэра до ученика младшего класса
— как преступление против общества.
(В последние годы на Западе широко распространилась практика
торговли разрешенными объемами вредных выбросов: когда предприятие,
снизившее свою квоту загрязнений ниже нормы, измеряемой в тоннах
или кубометрах, имеет право продать сэкономленную квоту менее
расторопным промышленникам. Очевидно, что уменьшение вредных выбросов
в таком случае оборачивается изрядной выгодой предприятиям без
потерь со стороны городского бюджета.).
Повторим, однако, что это только внешний слой явлений, к пониманию
которого как-то приблизились все благодаря телевидению и прессе.
Сложнее уяснить другое. Наряду с выбросами фабричных труб, огромную
роль в загрязнении воздуха, которым мы дышим, играет совокупность
разрозненных мелких загрязнителей. Свалки и помойки, поджигаемые
сознательно или самовозгорающиеся, выделяют в атмосферу не только
едкий дым и неприятный запах, воздействие которого на самочувствие
тоже нельзя недооценивать, но и "букет" ядовитых выбросов,
в особенности связанных со сгоранием пластика и полиэтиленовой
пленки. Непрочищенные, неотлаженные котлы для разогрева асфальта
и битума добавляют в атмосферу своё . Плохо закрытые ёмкости с
красками или растворителями, которых всегда множество за заборами
автобаз, строительных участков, узлов связи, загнившие, давно
не чищенные пруды и канавы добавляют своё . И здесь, наряду с
разъяснительной работой, которую, пока не поздно, необходимо начинать
в детском саду, жестокая система штрафов, четко внесенная в городской
Устав и неукоснительно соблюдаемая, имеет первостепенное значение.
Есть ещё один враг чистой атмосфере и, напрямую, нашему здоровью
-уже внутри нашего жилища. Это газовые плиты с их несовершенной
конструкцией горелок, не обеспечивающей полное сгорание. Воздействие
обычнейшей кухни в этом отношение сопоставимо с воздействием отдаленной
на километр фабричной трубы, но трубу видит всякий, тогда как
перед газовой плитой мы внутренне разоружены, не ожидаем подвоха.
Гениальная конструкция русской печи обеспечивала высокий уровень
вентиляции — гибель от угара, случавшаяся зимой нередко, происходила
в основном из-за экономии дров и преждевременного закрытых вьюшек.
В целом, при высокой эффективности теплоотдачи, печь обеспечивала
и отличную вентиляцию, хотя в старых особняках и квартирах высокого
достатка, непременно устраивалась и специальная система вентиляции,
каналы которой к тому же обивались войлоком, чтобы не допустить
завывания сильной тяги (иной вопрос, что этот войлок оказывался
излюбленным пристанищем всякой нежелательной живности).
В современных многоэтажных домах, каких не счесть уже не только
в больших, но и в малых городах, вентиляция — одно из слабейших
мест. О ней всерьёзникто не думал, ограничиваясь формальным устройством
двух малых вентиляционных отверстий: одно в ванной комнатке и
другое на кухне. В ряде случаев, из-за того, что не учтено направление
господствующего ветра, возникает и т.н. обратная тяга, когда отработанный
воздух вжимается в квартиры верхних этажей из вентиляционной шахты.
В известном смысле, нас "спасает" обычное российское
разгильдяйство, помноженное на скверные конструкции окон и дверей,
благодаря чему вентиляция осуществляется через бесчисленные щели
и щелки — с катастрофическими, однако, последствиями для экономики.
Как показали подсчеты Всемирного Агентства по Экономии Энергии,
негерметичность стыков в конструкции проемов зданий домов приводит
к потере до 20% энергии впустую, то есть каждая пятая тонна нефти
или мазута сжигается совершенно напрасно, лишь добавляя своё к
перегреву атмосферы Земли. Новейшие подсчеты московских энергетиков
показали, что здесь на единицу теплоотдачи всё ещё — несмотря
на резкое подорожание энергоносителей — затрачивается в четыре
раза больше энергии, чем в тех западных странах, где считают необходимым
снизить расход энергии на тепло процентов на 40.
Наконец, огромную роль в загрязнении воздуха наших городов играет
пыль, общие объемы которой можно без преувеличения приравнять
к песчаным бурям Сахары. Пыль неприятна — если на улицах европейских
городов можно неделю не прикасаться к обуви щеткой, то такой эксперимент
заранее бессмыслен в нашем городе. Пыль разрушительна для городской
зелени, если долгое время нет милосердных дождей. Пыль вообще
разрушительна, так как проникая во все швы и щели, приводит к
преждевременному износу всех без исключения машин и механизмов.
Пыль проникает в глотку и легкие, а так как, на частицах пыли
всегда концентрируются электрические заряды, нарушается электродинамический
баланс в организме. Пыль снижает прозрачность оконного стекла
и проводит на нем миллионы микроскопических царапин. Пыль -серьёзнейший
враг и вместе с тем она извечный спутник российского города. Уборка
влажная и тем более сухая (пыль перегоняется с места на место)
помогает мало — бороться с пылью всерьёзможно только в её источниках.
Источников этих много. Первое место среди них в наших городах
твердо держит множество участков открытого грунта, в особенности
на строительных площадках, будь то разровненные площадки или откосы.
Повсюду в цивилизованном мире такие участки закрывают пленкой,
брезентом, соломенными или джутовыми матами, и несоблюдение этого
правила карается жестокими штрафами. На второе место нужно поставить
скверное качество асфальтовых покрытий, к пыли от которых добавляется
пыль стертой резины автомобильных скатов (верхний восьмимиллиметровый
слой на знаменитых немецких автобанах представляет собой измельченную
и обработанную резину автопокрышек, что обеспечивает сцепление
с дорогой при любой погоде и заодно в десятки раз уменьшило объем
свалок, где автопокрышки играют не последнюю скрипку). Наконец,
третье место в пылеобразовании занимает вообще скверное качество
строительных и отделочных материалов, будь то слабо обожженный
кирпич или низкосортный цемент, шифер или непрочные связующие
красителей.
Многое из перечисленного не во власти города, если тот не в состоянии
наладить производство нужных материалов для себя и на "экспорт".
Однако всемерное сокращение площади открытого грунта и максимальное
сокращение асфальтированных площадей, с заменой их прочным покрытием
из плит или кирпича-клинкера, недопущение превращения засеянного
травами газона в вытоптанные "поля" — это полностью
во власти города и горожан.
Когда говорят о загрязнении среды, то вслед за водой и воздухом
редко и мало поминают почву, а ведь почва в городе и почвы вокруг
него связаны нерасторжимо. Еще Докучаев доказал столетие назад,
что почва не инертный грунт, а скорее живое огромное тело, отношение
к которому должно быть отношением именно к Живому. Это тысячу
раз доказано трудом миллионов горожан, которые в последние десятилетия
превратили гектары неудобий, подмоченных или торфяных грунтов
в прекрасное царство жизни. Но, странное дело, те самые горожане,
кто способен на чудо подвижничества на своих "сотках"
за городской чертой или в самой городской черте, если это малые
старинные городки, оказываются более чем безразличны к судьбе
почвы города, в котором они живут.
Конечно и это вызвано все той же причиной — реальной давней отчужденностью
жителей города от ощущения себя именно горожанами, контролирующими
среду своего обитания, а не просто случайными квартирантами, за
которых думает "начальство". Если бы было иначе, никогда
мы не пошли бы на создание асфальтовых пустынь во дворах. Мы уже
говорили о том, насколько это увеличило объем бесполезного стока
ливневых вод, но ведь есть и другое следствие — гектары и гектары
земли оказались запечатаны от соприкосновения с воздухом, гектары
почвы оказались убиты и обращены в инертный грунт. Почва чувствительна
чрезвычайно — всякий может заметить, как "убегает" культурная,
сортовая трава газона от края асфальтового "моря" или
бетонного бортового камня, обнажая безобразную полоску открытого
грунта. Не случайно в тех городах мира, где думают о почве, газон
всегда предохранен от прямого контакта с чуждой ему материей полоской
мелкой гальки или органическим барьером в виде полоски из измельченной
древесной коры. Сберечь почву — значит оставить жизнь бесчисленным
бактериям, земляным червям и насекомым, совокупная жизнедеятельность
которых определяет естественное плодородие. Значит сберечь жизнь
кротам и землеройкам и птицам и в целом повышать богатство и разнообразие
жизни, а не сокращать.
Учредившаяся у нас ещё в 30-е годы "прогрессивная"
мода на асфальтирование огромных поверхностей приводит к множеству
весьма неприятных последствий. Вместо того, чтобы впитываться
в землю, огромные массы воды впустую прокатываются по асфальту,
чтобы затем их перекачивали мощными насосами на дальние расстояния.
Но кроме этого, мы лишаемся бесплатного и весьма эффективного
фильтра, так как проходя через газон, ливневые и талые воды очищаются
от множества вредных примесей до того, как поступят в почву. В
развитом городском хозяйстве в нынешнее время пошли по совершенно
иному пути, разделяя ливневой сток на две части. Все, что стекает
с асфальта и бетона, т.е. с проезжей части улиц и проездов, и
потому непременно загрязнено бензином и маслами, собирается в
коллектор и подается на очистку. Все, что стекает с кровель и
газонов, проходит через почву. В наиболее умных и деликатных решениях
эту "вторую" воду собирают в подземных цистернах и небольшими
насосами подают вновь наверх, чтобы образовать ручейки и каскады
"живой" воды, присутствие которой в жилых дворах в равной
степени нравится и малышам и взрослым, да ещё позволяет организовать
сложную, рассчитанную на разные сезоны систему озеленения, не
зависящую от затяжной засухи.
Не меньше понимания требуется и при зелёном строительстве, культура
которого имеет за спиной тысячелетний опыт. Мы уже говорили, что
в старых российских городах дело с зеленью обстояло не слишком
хорошо. Массив деревьев у церкви и на кладбище был долгое время
единственным оазисом организованной зелени в городе, что, впрочем,
было терпимо, так как леса и луга подступали к самой его границе.
На придомовых участках первенство было решительно отдано грядкам
с овощами, ягодным кустарникам и фруктовым деревьям, но в целом
эффект зелёного города был.
С началом бурного многоэтажного строительства в 50-е годы дома
начали опоясываться рядами саженцев. Все были озабочены озеленением
"своего", оставляя центральную часть двора более ли
менее пустынной. Замысел был недурен, однако взрослые люди как-то
не умели обычно предвидеть, что зыбкий прутик через два десятка
лет непременно превращается в мощное дерево. Результат оказался
довольно плачевен — квартиры нижних этажей оказались в глубокой
тени, да ещё выяснилось, что комарам весьма понравились влажные
и тёмные закоулки перед самыми стенами домов. И вот все чаще обнаруживаются
свежие пни — раньше или позже приходится спиливать огромное дерево.
Если бы озеленением микрорайонов занимались специалисты, меньшее
число деревьев и кустарников было бы сосредоточено живописными
группами не ближе десяти-двенадцати метров от ближайшего дома.
Как правило, однако, в т.н. трестах зелёного строительства работали
и работают все, кто угодно, кроме специалистов, а энтузиасты оказываются
часто неважными прогнозистами.
Будь иначе, не возникла бы ситуация, когда города оказались захвачены
тополями исключительно женского рода, в результате чего клубы
тополиного пуха превратились в подлинное бедствие в мае-июне.
Там, где к делу подошли разумнее, видовое многообразие зелени
резко выросло: к привычным тополю, березе и липе добавились конский
каштан, рябина и черемуха, барбарис и жимолость, северный плющ
и амурский виноград. В эффекте не только чрезвычайно выросло эстетическое
качество городского ландшафта, благодаря разновысотности деревьев
и разнообразию рисунка их кроны или оттенков весенней и осенней
листвы, но ещё и умножилось разнообразие птиц, поскольку те занимают
всегда разные "этажи" над уровнем земли. К сожалению,
таких мест в наших городах мало, и слабости экономики городского
хозяйства отнюдь увеличению их числа не способствуют.
При умелой организации "кулис" из кустарников и деревьев
внутреннее пространство кварталов или микрорайонов легко расчленяется
на отдельные уголки, позволяя рассредоточиться в пространстве
мамам с колясками, старушкам с вязаньем, детям у песочницы и на
игровой площадке, подросткам, поскольку каждая из таких групп
неосознанно предпочитает "своё " — в тени, полутени
и на солнце, там, где больше простора, и там, где, напротив, есть
чувство уюта и защищенности.
Всем известен анекдот про английский газон, который якобы надо
растить триста лет. Это, разумеется, не так, и прочный, выносливый
газон создают в наше время за несколько лет, если пользуются услугами
специальных питомников. Но газон это и впрямь целая наука — чтобы
его трава выдерживала ходьбу и игру детей, нужна и тщательная
селекция сортов для местного климата, и регулярная стрижка, и
полив. В последнее двадцатилетие ботаники вывели особые мелкие
цветы, прекрасно уживающиеся с травами, и со столь коротким и
упругим стеблем, что его не давит нога и не срезает газонокосилка.
А как велика роль т.н. вертикального озеленения, которое в наших
городах, как правило, не выходит за рамки отдельных лоз северного
винограда, поднимающихся на несколько этажей. "Щит"
из плотного кустарника в десятки раз способен сократить воздействие
выхлопных газов с улицы, нагруженной интенсивным движением, а
с его внутренней, подветренной стороны непременно устраивается
множество птиц, с удовольствием сокращающих численность мух и
комаров. Зелень, сплошным ковром закрывающая глухую стену какой-нибудь
трансформаторной подстанции или пожарной части, способна преобразить
неприятный для глаз барьер в восхитительное украшение пространства.
Но и здесь, вопреки общей убежденности в простоте дела, есть целая
наука, ведь некоторые из вьющихся или ползущих по стене растений
безопасны для материала стены, а другие способны разрушить мощную
стену довольно быстро.
Все эти приёмы не столь сложны, хотя и требуют специальных познаний,
и отнюдь не так дороги в прямом денежном измерении, но их осуществление
требует внимания, любви и большой доли ручного труда, неосуществимого
без участия горожан всех поколений. Значит, основная задача здесь
скорее воспитательная, то есть сугубо культурная, и формирование
любовно-хозяйского отношения к городской зелени и почве, воде
и воздуху являет собой проблему продуманной культурной политики
больше, чем что-либо другое.
Любопытно, что западный мир в последние годы открыл для себя
то, что было всегда, пусть вынужденной, но характернейшей чертой
российского города: город способен производить изрядную долю необходимой
ему сельскохозяйственной продукции. Городская земля повсюду дорога,
и потому в современном городе каждый его кусочек, не занятый постройками
и публичной зеленью, интенсивно используется и как открытый и
как закрытый грунт. Бесчисленные теплицы и даже малые оранжереи,
часто использующие терявшееся ранее тепло котельных и теплостанций,
воздух "горячих" цехов и просто отработанный воздух
вентиляционных систем, лепятся к высоким глухим стенам фабрик
и заводским трубам, карабкаются по ступеням торцов школьных зданий,
раскидываются в виде мансард на плоских кровлях или замещают собой
бесчисленные глухие чердаки под скатными кровлями.
Экология города все теснее переплетается с его экономикой. Оказалось,
что даже крупный город способен производить экологически чистой
пищевой продукции до 10% своего потребления, тогда как малые города
восстанавливают свою роль "экспортеров" такой продукции,
как правило, тонко специализированной. В нашей практике это явление
известно в виде производства томатов и огурцов, облепихи и лимонов
с давнего времени — нехватка места в новых районах была всегда
и остается главным препятствием, ибо в застекленной лоджии многого
не сделать. Огромный этот ресурс также требует не столько затрат
(хотя без затрат не обойтись), сколько труда и знания, вплотную
погружая нас в проблематику развитой городской культуры снова
и снова.
Вот пример незатейливый, но очень выразительный. Каждую весну,
чуть подсохнет, из городских кварталов поднимаются тысячи дымных
струй — это жгут прошлогоднюю листву. Наши рачительные предки
никогда не поступали таким образом, и нигде в мире не поступают
так, лишая себя ценнейшего материала для удобрений и, к тому же,
рассеивая немало вредных примесей в воздух с дымом и золой. Многоступенчатое
компостирование на отведенных для него площадках (в отрытых для
этого канавах или на поверхности при постоянном увлажнении) даёт
непрерывно возобновляемую массу первоклассного удобрения, возвращающегося
в городской природный цикл. И вновь дело не в затратах, которые
ничтожны, а в установке сознания, то есть в полноте городской
культуры и целесообразности настойчивой политики, нацеленной на
её развитие. К какой бы сфере обыденной городской жизни мы ни
обратились, вновь и вновь проступает то обстоятельство, что подлинная
городская экология есть дело массового понимания и рассредоточенного
усилия в гораздо большей степени, чем проектной и организующей
работы властей.
В богатых странах идут на тщательную сегрегацию мусора, начав
с преобразования всей системы его сборки на месте, где возникает
великий мусорный поток. И в маленькой шведской деревушке, и в
среднем по размеру швейцарском городе, и в столице Германии на
заднем дворе мы обнаружим всегда несколько хорошо закрывающихся
и удобных для пользования контейнеров. Один — для бумаги, другой
— для пластиков, третий — для металла и бытового сухого мусора,
четвёртый — для пищевых отходов. Кроме того, повсюду на городских
улицах стоят большие ёмкости из яркой расцветки пластика с совсем
небольшими отверстиями — для стекла (в развитой экономике собирать,
мыть и сортировать стеклянную посуду неэкономично, тогда как стеклянный
бой является основным сырьем и для новой посуды и для строительных
материалов). Понадобилось немало лет кропотливой работы, чтобы
пользование всеми этими контейнерами по назначению вросло в привычку,
стало бытовым автоматизмом. Для этого потребовалось двадцать лет
согласованной работы городских властей, школы, прессы и массовых
экологических движений. В результате однако не только заметно
( где на пять, а где и на семь процентов) сократились расходы
городов и на благоустройство и на отопление, но достигнута грандиозная
экономия первичных ресурсов. Начав с этого, города двинулись дальше,
и в США, к примеру, утвердилось неписаное правило, по которому
отработанные батарейки ни в коем случае не выбрасывают (ценные
материалы и в то же время угроза серьёзного отравления всего окрест
тяжелыми металлами, ртутью, щелочью), а сдают в магазины, получая
обратно пятую часть их продажной стоимости. Вновь здесь потребовались
не столько расходы, сколько организационная работа, позволяющая
городу компенсировать торговцам усилия по сбору батареек и их
доставке на пункты приёма , равно как и выплату сдатчикам — в
конечном счете города выиграли и в экономическом отношении. Да,
потребовалось двадцать лет, чтобы добиться ситуации, при которой
уже никому не приходит в голову слить остаток растворителя в бытовую
канализацию или сбросить автомобильное масло, остаток краски или
тормозной жидкости в ближайшую канаву или решётку ливневой канализации.
Однако эти долгие двадцать лет уже позади, и суммарный эффект
грандиозен — любящие цифры американцы подсчитали и изумились:
достигнута примерно 30% экономия энергии и сырья, складывающаяся
из миллиардов простейших действий многих миллионов людей.
Пожалуй, мы ещё не на той стадии понимания совокупности связей
между экологией, экономикой и культуры, чтобы быть готовыми воспринять
весь накопленный в мире опыт. Борясь с повседневными трудностями
выживания, мы склонны отбрасывать все, что кажется на первый взгляд
сугубым излишеством. Однако в разработке программ на ближайшее
будущее относительная наша отсталость иной раз оборачивается возможностью
вовремя избежать тех ошибок, исправление которых потребовало в
мире и много времени и огромных затрат.
В 60-е годы весь западный мир увлекся широким применением синтетических
материалов в строительстве, что дополнительно подстегивалось стремлением
химических компаний расширить рынок сбыта своей продукции. Лоснящиеся
синтетические красители потеснили традиционные масляные краски
и лаки, не говоря уже о минеральных водорастворимых пигментах.
Гладкие обои с внешним моющимся слоем (разумеется, синтетическим),
клеящиеся пленки, ловко воспроизводящие рисунок и даже фактуру
ценных пород дерева, синтетические линолеумы и ковралы — всё это
применялось чрезвычайно широко. По неразвитости химического производства
для бытовых нужд мы долгое время оставались вне этого технического
"бума", испытывая по этому поводу немало огорчений.
Единственное, в чем мы успешно догнали и перегнали западный мир,
было вытеснение дерева древесно-стружечной и древесноволокнистой
плитой.
Однако к концу 70-х годов восторги потребителей начали сменяться
задумчивостью, а затем и острой тревогой, когда стали известны
статистические материалы, накопленные медиками. Быстро выяснилась
недопустимость применения древесно-стружечных плит на полиэфирных
смолах: мигрени, общая утомляемость, аллергия в связи с медленным
испарением смол привели наконец к запрету на использование этого
материала. Затем, с накоплением новых данных, пришла очередь синтетических
обоев и красителей для внутренней отделки. Выяснилось, что они
не только выбрасывают в воздух квартиры вредные ароматические
примеси, но также резко меняют характер воздушных потоков в помещении.
Ускорение потока воздуха близ стены, окрашенной синтетическим
красителем, по сравнению со стеной, покрытой традиционной клеевой
краской, как оказалось, резко сокращает количество отрицательных
ионов в воздухе, вслед за чем возникает ощущение сухости в горле
и усиление утомляемости. Более того, уже убедительно доказано,
что ускоряя перемешивание теплого воздуха с холодным, этот тип
окраски или обоев приводит к значительным дополнительным расходам
на отопление.
Всякому известно из опыта, насколько бодрит душ, насколько улучшается
самочувствие рядом с журчащей струей воды — теперь оказалось,
что и разбрызгивание капель, и водная струя увеличивают концентрацию
отрицательных ионов в воздухе, так что субъективное ощущение приятности
подтверждено результатом строгих исследований. Ту же роль генератора
отрицательных ионов играет открытое пламя очага, печи, даже свечи
на столе — любовь к открытому огню заложена в нас, возможно, с
незапамятных времен, но она же отражает вполне инстинктивное стремление
к повышению физиологического комфорта.
С начала 80-х годов цивилизованный мир начал входить в процесс
последовательного возвращения к традиционным материалам: дерево,
кирпич и камень для стен, известковая штукатурка для стен и потолков,
дерево или тоненький пробковый лист для пола, покрываемого, как
встарь, восковой мастикой... Это нередко несколько дороже, чем
стандартная продукция химических заводов, и всё же люди идут на
дополнительные расходы, твердо зная, что это сэкономит им и годы
жизни, и немалые средства на лечение.
У нас есть полная возможность "срезать" петлю ошибочного
движения и, поскольку дефицит строительных и отделочных материалов
огромен, сразу развивать производство традиционных материалов
— в малых объемах, на месте, из местного сырья. Это делают шведы,
разработав, к примеру, замечательную технологию получения легких
и эффективных теплоизоляционных панелей, формуемых из короткого
целлюлозного волокна и склеивающихся той же целлюлозой без капли
синтетики. Это делают немцы, разработав технологию производства
легких теплоизоляционных плит, формуемых из высушенной травы и
гипса. Это делают американцы, наладив процесс изготовления прочных
строительных блоков из оплавленных стеклянных гранул, получаемых
из бесконечного по ресурсам стеклянного боя. Да и у нас в конце
50-х годов наладили, было, производство вспученных глиняных гранул
для засыпки между тонкими несущими стенками, но затем забыли об
этом, полностью перейдя на бетонные панели... Конечно, всё это
требует привлечения специальных знаний, но эти знания уже есть
во множестве институтов, в десятках патентов и свидетельств. На
них не было спроса, потому что все строительное производство было
подчинено единой монополии государства, двигавшейся по линии наибольшей
простоты. Сейчас ситуация радикально изменилась, и при резком
росте цены перевозок малое производство безопасных для здоровья
материалов кое-где уже становится опорой и собственного преображения
городов и усиления их "экспортных" возможностей.
Издревле было известно, что здоровье дома зависит от его ориентации
относительно подземных водотоков, и никогда ни на Западе, ни в
России не строили города без участия "лозовиков", умевших
не только "чуять" ход подземных вод, но и видеть их
по поведению деревьев на поверхности. Искривленные, закрученные
или странно склонившийся древесный ствол был для них достаточным
основанием избегать места, которое на научном языке именуется
девиантным, отклоняющимся от нормы. Девятнадцатый век, безоглядно
уверовавший в точную науку, легко назвал все прежнее знание суеверием,
и только к концу века двадцатого старое знание возвращается (часто
с применением новых приборов, но суть дела от этого не меняется).
Сейчас наиболее серьёзные фирмы, многие из которых вообще специализируются
на "лечении" жилых зданий или офисов, где число освобождений
по болезни даёт заметное отклонение от средней нормы, тщательно
исследуют участок будущего строительства на присутствие отклоняющихся
от нормы излучений. Их источником могут быть рудные тела, массы
гранита или особо металлизованных глин, и признанное воздействие
таких отклонений на здоровье и самочувствие достаточно велико,
чтобы озаботиться созданием специальных "фильтров",
роль которых исполняет, как правило, слой известнякового гравия
толщиной до 70-ти сантиметров, укладываемый под фундамент.
Занявшись естественными излучениями толщи земли или подземных
водных потоков, специалисты не могли в дальнейшем обойти вниманием
роль наведенных и блуждающих электромагнитных излучений, источников
которых в современном жилище столько же, сколько в нем электрических
приборов. Сегодня на Западе уже не встретишь попыток строить для
жилья железобетонные здания, в которых арматура соединяется в
пространственную металлическую клетку — та многократно усиливает
излучения, играя роль конденсатора снизу вверх, от этажа к этажу.
При прокладывании электросети в квартире категорически отказались
от системы сплошного контура, которая остается у нас повсеместной,
перейдя теперь к системе отводок от одного центра, да ещё и добавляя
отсекатель (когда в- комнате выключены электроприборы, по проводам
теперь не идут блуждающие токи). Категорически отказались от заземления
разных приборов на одну систему — и всё это ради той же цели:
в Швеции, например, вообще уже нет в продаже двухжильного провода,
есть только трехжильный, включая третий тонкий проводник заземления.
Кому-то всё это может показаться странностью — говорить о таких
вещах, когда всякое усилие сделать что-либо уже оказывается чрезвычайным.
Однако именно сейчас, когда отечественная экономика ещё не вошла
в стадию подъема, самое время осознать, что речь идёт о прямом
вложении средств в здоровье поколений, которое есть ценность само
по себе, но также и эффективнейшее капиталовложение, ибо каждый
сэкономленный на бюллетене для продуктивного труда день значительно
дороже, чем приведенные дополнительные расходы на него.
Только в наше время заново открывается глубинная связь между
экологией, экономикой и культурой, которую отлично знали наши
предки, хотя, разумеется, таких слов они не знали и очень бы изумились
такому "обвинению". Они всегда жили довольно скудно,
так как во все времена российская власть заботилась о том, чтобы
оставить им лишь минимум для существования. Может быть, именно
поэтому они были так расчетливы и бережливы в повседневности:
никогда не давали пропасть зря драгоценной органике, столь нужной
для удобрения тощих почв полей, садов и огородов. Они строили
почву, где надо приподнимая участок и осушая его, где надо увлажняя
и раскисляя золой и известью. Они следили, чтобы речки и ручьи
были плотно окаймлены ивняком, сберегавшим берег от размывания
и дававшим бесконечно возобновляемый ресурс материала для плетения.
Они обдирали бересту и луб, но тщательно выбирали для этого те
деревья, которые в дальнейшем, подсыхая на корню, шли на порубку.
Они отрабатывали искусство кладки русской печи, превратив её в
совершенный для своего времени теплоприбор универсального использования.
Ставили малые мельничные плотины там, где раньше строили запруды
бобры. Не допускали, чтобы борозды вспашки спускались прямо по
склону, чтобы не дать воде смыть почву. Собирали и сушили солому,
сначала используя её как подстилку для скота, а затем перегнаивая
в удобрение... Долго можно перечислять, ничуть не идеализируя,
потому что речь шла всегда об условии выживания. Разумеется, сегодня
не идёт речь о наивных призывах к невозможному и ненужному прямому
возвращению к традиционным технологиям всего и вся. Однако главным
сегодня становится "открытие окрестного мира заново",
отработка и освоение новых технологий таким образом, чтобы достичь
на новом уровне той же полноты взаимодействия с окружающим миром,
что была завоевана тяжким опытом и трудом десятков поколений.
|
