6. Собеседование или
конфликт?
Мы можем, разумеется,
размышлять о соответствии между ощутимыми качествами места и потребностями его
пользователей и его самого, однако редкое из таких качеств имеет смысл рассматривать
отдельно от других. Мы отдаем себе отчёт в большинстве из них, хотя они воздействуют
на нас в любом случае, только в силу восприятия контраста. Мы замечаем тепло,
лишь входя в помещение с холода и придвигаясь поближе к огню. Мы улавливаем
запахи города или промышленного района, когда появляемся в них, переставая их
замечать на следующий же день. Неправильный способ воздушного отопления или
состав воздуха влияют на нас независимо от того, замечаем мы их или нет, но
если качества среды, даже соответствующие потребностям, должны еще приносить
радость жизни и душевную бодрость, нам необходимо разнообразие, но не ровность
без границ - температуры, освещенности, все того же вида перед окном, все тех
же форм или последовательности движений в пространстве. Как только есть разнообразие,
мы начинаем замечать, как одно ощущение соотносится с другими. Мы начинаем осознавать
зоны их контакта. Чаще всего такой контакт заметен в мире видимого. Эта зона
контакта как правило сопредельно всякой границе, тогда как зона существования
чего бы то ни было тяготеет к центру - цветовое пятно контактирует с другим
цветом у своего контура. Граница полей может быть очень резкой или быть выражена
столь мягким переходом, что скорее удается определить центр каждого цветового
пятна, тогда как все остальное "где-то между". Все различие заключено
в том, как они контактируют!
В любой сфере жизни
есть два крайних вида контакта - собеседование и столкновение. В первом вы открыты
к тому, что предлагает второй, во втором вы стремитись навязать заранее установившуюся
точку зрения. Говорим ли мы о взаимодействии между индивидами, социальными группами
или странами и их союзами, конфронтация ведет к поляризации позиций и ищет разрещения
силовым способом. Это всегда разрушительный процесс независимо от того, кто
выиграл, а кто проиграл. Проигравший угнетен, но выигравший теряет достоинство.
Беседа являет собой
процесс, в котором двое или более индивидов совместно порождают целое, которое
больше суммы своих частей. Участники беседы должны прислушиваться друг к другу
и вслушиваться в суть того, что возникает в собеседовании и только через него.
Индивиды должны в этом случае приспосабливать свои планы в соответствии с нуждами
друг друга, не отказываясь при этом от сущности замыслов каждого.
Слушать куда сложнее,
чем произнести это слово, потому что нужно на минуту отложить в сторону собственные
мысли. Напротив, взаимоадаптация без компромисса легче, чем кажется, потому
что бескомпромиссные принципы, если только они высказаны честно и имеют опору
в морали, отнюдь не обязательно не сочетаются между собой. Идеал собеседования
вполне пригоден в качестве проводника по жизни и в гуще межчеловеческих отношений.
Он - сущностное основание всякой гармонии. Ни в самом обществе, ни в искусстве
не выстроишь гармонических и живых отношений из одних правил. Гармоническое
отношение зависит от способности слушать. Если архитектура должна строить гармоническое
окружение, в котором люди могут чувствовать себя легко, покойно и живо, чтобы
вообще себя самих ощущать, она должна вырастать из принципа диалога.
Огромная доля времени
в архитектурном проектировании уделяется созданию видимой формы. Фасады суть
изображения форм, многие из которых вообще не существуют, так как представляют
собой плоские проекции, не отображающие в точности ничего. Есть там и другие
формы, существующие точно так, как они были изображены, но невидимые, так как
у нас нет возможности отойти назад и увидеть все одновременно. То, что мы на
самом деле видим, — это множество краев, контуров, углов, проемов в глухой стене,
зон встречи между поверхностями.
Форма как таковая
воздействует на нас независимо от того, рассматриваем ли мы ее осознанно или
нет, но как очерчена форма, также немаловажно. Базовая форма телевизионного
экрана - прямоугольник. За исключением ульрамодернистских, у всех экранов скруглены
углы, и я сомневаюсь, смогли ли бы без этого люди проводить перед экранами много
часов кряду.
Незначительные
модификации формы облегчают пермещение взгляда (и руки) от одной линии к другой
и существенно меняют характер наших реакций на те или иные вещи. За столом с
острыми как нож краями сидеть хуже, чем за таким, у которого скруглены края
столешницы, но суммарный эффект не охватывается одной только приятностью.
Представльте себе
небольшую белую комнату, почти квадратную в плане, с единственным окном высоко
под потолком, так что нет возможности выглянуть наружу. Это келья монаха. Введем
мягкие неровности оштукатуренной поверхности, легкий выгиб потолка и перемычки
над окном, пол, выложенный керамической плиткой так, чтобы избегнуть четких
прямых швов, и солнечный свет, которому неровности стены и пола придают живость.
И вновь вообразим
себе эту комнату с гранями, словно прорезанными ножом, стенами выглаженными
до блеска, когда потолок, стены и пол встречаются по геометрически правильным
прямым, а солнечный свет - четкий прямуогольник.
Первая - комната
для молитвы, место уединения, отгороженное от мирской суеты. Из второй хотелось
бы бежать при первой возможности. Во всяком случае я чувствую это так.
По сугубо практическим
соображениям удобства монтажа или складирования мы прибегаем к прямой линии
и ее побочному продукту - прямоугольной форме. Но это не те формы, которые мы
обнаруживаем в теле человека, в его движениях или где бы то ни было в природе.
Прямоугольные формы образуют класс форм, удобных для машин и соответствующих
механистичности мышления. Так, это экскаватору трудно выкопать траншею криволинейного
очертания и сметчику тяжело дается оценка изогнутой трехмерной поверхности!
Если я использую
компьютер, чтобы изобразить кривую, которую я провел легким движением грифеля,
он конечно может это выполнить, но нет ничего более разнящегося, чем эти две
линии. Когда я рисую кривую, в нее встроено движение тела - самые живые и сильные
изгибы рисуются не одними только пальцами, но всем телом, начиная со ступни.
Чтобы воспроизвести эту линию, компьютер преобразует мое непрерывное, текучее,
развивающееся движение в безжизненный двоичный код.
Живое никогда не
укладывается в точности в нечто с абсолютно жесткими очертаниями, в чем я всякий
раз убеждаюсь, заполняя анкету, предназначенную лоя компьютерной обработки.
Рисунок, построенный в координатной сетке, легко измерим во всех деталях, но
он так же однозначно характеризует предмет, как и бескомпроссный код компьютерных
да-нет. Совсем не случайно, что мир, формируемый из одних прямоугльников, представляет
собой пустыню для души: твердая минеральная субстанция, жесткие линии, жесткие
углы, правильные повторяющиеся формы. Ничто не может здесь выжить, если не оказаться
в полной зависимости от искусственных средств выживания. Наряду с прочим, абстрактность
и искусственность приводят к той отчужденности, что позволяет не моргнув глазом
проходить мимо несчастного случая, игнорировать призыв о помощи.
Прямая - мы знаем
- есть кратчайшее растояние между двумя точками. Другими словами, у нее одна
задача - не самый мягкий, не самый живописный, но кратчайший путь. Машины создают
абсолютно правильные прямые. Живая рука - если только не тщится воспроизвести
машинный стандарт - проводит почти правильные линии. Они различаются между собой
подобно различию между ходом часов и движением вселенной: одно живое, другое
мертвое.
Когда остругиваешь
дерево рубанком, характер края будет определяться геометрией инструмента. Прямизна
навязывается материалу. Когда остругиваешь дерево ножом или стамеской, сам инструмент
отзывается на сучки и рисунок волокна (с этим, впрочем, надлежит обращаться
осторожно, чтобы вещи не смотрелись этакими чуть "подстаренными").
Помещения, ограниченные жесткими краями жестки и суровы, те же, у которых все
края будто выструганы ножом, гораздо живее и привлекательнее.
Когда движение
вокруг Баухауза столь обоготворило геометрию куба и цилиндра, оно искало также
и наиболее экономных форм для машинного изготовления. Здания, порожденные последователями
Баухауза, непременно выражали заботу о финансовых критериях оценки, и формы,
выдавливаемые машиной, казались для этого весьма подходящими. С конструктивной
точки зрения прямая есть линия напряжения - напряженности между точками. В силу
этого она придает формам четкость, но самые концы линии приобретают особый вес.
Что происходит в концах линии? Обычно одна линия встречает другую под прямым
углом. Поэтому угол получает удвоенную жёсткость, но этого мало. Мы ориентируемся
в жизни в трех плоскостях - двух вертикальных и одной горизонтальной, за счет
этих плоскостей - в трех направлениях: вперед-назад, вверх-вниз, слева-направо.
Но у этих осей качественно разные свойства: одна это ось времени (прошлое-будущее),
другая - окружения, третья - собственного бытия, прямостоящего в месте встречи
земли и неба.
Горизонтальное
и вертикально-фронтальное предельно конфликтны в структурном выражнии, фронтальное
и боковое противостоят друг другу с точки зрения движения человека внутри и
вокруг здания. Там, где эти плоскости встречаются под прямыми углами, различие
их характера достигает максимума, и сама встреча не заключает в себе ни обмена
качествами, ни метаморфозы. Она исполнена силы, но холодна, почти мертва. Если
острые углы неудобны и несут в себе ощущение сдавленности, а тупые обнимают
и охватывают, прямой угол самоуравновешен в своей стабильности. Когда удается
внести живость в такое равновесие, его самоорганизованность является вкладом
в свойства целого, но если нам это не удается, его собственные механистические
качества выйдут на первый план. Даже при диагональной организации меблировки
с угла на угол, как это нередко делается, прямоугольные помещения с прямоугольными
же дверьми и окнами и жесткими гладкими поверхностями не могут обрести качеств
места для жизни обитателей, оставаясь вместилищем мертвых тел. Когда я оказываюсь
в таких помещениях, то не могу освободиться от неудобства, от чувства безжизненности
и даже клаустрофобии.
Если место контакта
поверхностей разработано подробнее, их специфические характеристики вводятся
в поэтическое отношение - слова в равной мере пригодны для сочинения стихов
и отдачи военных команд. Здесь огромную помощь оказывает смягчение текстуры,
равно как и надлом жёсткой линии. Встречаясь с реконструкцией и приспособлением
старых зданий я стремлюсь избежать новой вертикальности стен, горизонтальности
потолка и прямоугольности комнат. Неровности штукатурки и обнаженность деревянных
балок над головой всегда превращают такие помещения из коробок в чрезвычайно
привлекательные места. Еще лучше, если я могу отказаться от абсолютной вертикальности
стены, ведь стена всегда надежнее, лучше укорененной в земле, более спокойной
и "вечной", если ее основание толще, чем завершение.
В классической
архитектуре всегда есть вырастание из базы, в народной или местной архитектуре
всегда есть уширение стены книзу, как правило в два последовательных отступа.
Только модернистские времена приучили нас к вертикальности стен, прямо выходящих
из толщи земли, лишенных цоколя и переходных элементов. Я не пользуюсь правильным
углом утонения, стараясь так уширить или выпучить стены понизу, чтобы добиться
устойчивых и сильных форм, меняющих угол и вектор "по месту". Я люблю
также сохранить нечто от этих качеств и в интерьере. Здания, если они выстроены
таким образом, начинают принадлежать земле, тогда как другие, встречающиеся
с землей под безразличным прямым углом, остаются всего лишь припаркованными.
Из всех видов встречи
элементов этот - как именно здание встречается с землей - может быть, наиболее
ответственный, но именно о нем задумываются куда реже, чем следовало бы. Вертикаль
такого контакта под прямым углом (еще хуже, когда это бетонный столб) совершенно
безралична к задаче укоренения аостройки в земле. В действительности или землю
или стену необходимо обработать в интересах такого контакта.
Привкус ловушки,
соединенный с резкостью контакта между поверхностями стены и потолка, может
быть устранен, и можно создать ощущение приглашающего укрытия, если потолок
несколько выгнут. Еще большее значение имеет очертание оконных и дверных проемов
- этих "очей" здания, этих рам, сквозь которые мы - или только наш
взгляд - проходим во-вне и внутрь. Легчайший выгиб надоконной перемычки, и жёсткость
рамы сразу смягчается. Это ведь и конструктивная форма, проявленная и в плоской
кирпичной арке, и в том, как консольный выступ деревянной балки переходит в
основной ее пролет.
Я стремлюсь к тому
же подходу и к встрече поверхностей на плане, и если не могу избежать их контакта
под прямым углом, то обычно обхожусь, скажем, размещением мебели таким образом,
чтобы создать переход от одной стены к другой. Наши предки делали это всегда
- ставя в угол буфеты, придавая конструктивным элементам форму модульонов, заворачивая
доски обшивки. Нередко, чтобы смягчить жёсткость контакта, достаточно очень
малых средств. Треугольные вставки размером 1х3 см, в углах прямоугольных окон
или ручная затирка углов уже порождает радикально иное качество. Даже при ничтожной
переакцентировке форма принимает на себя как бы отпечаток человеческого жеста:
расположить вставку в углу рамы вертикально или горизонтально, чуть выгнуть
сам потолок или продлить его выгиб так, чтобы охватить и стену, — в этом заключены
огромной важности различия.
Встреча трех линий
в одной точке уже тайно содержит в себе выгиб, завершаемый в том случае, если
угол скруглен, а сами линии мягкие, может, даже слегка выгнутые. Прямое и выгнутое
рождают радикально разнящиеся эффекты, первое несет с собой твердость и ясность
ориентации, второе - струящееся качество самой жизни.
Движение воды в
горном ручье полно такого наполненного жизнью и жизнетворящего движения. Здесь
все линии и все движения отмечены единым ритмом - дыхания. Конечно, за ним вполне
рациональное физическое основание, игра сил тяготения, инерции, трения и прочего.
Но это также и манефестация переплетающихся взаимодействий стихий - воды, воздуха,
земли. Вечно меняющиеся пейзажи, формирующиеся в небе над нашими головами, тоже
ведь лишь комбинации: воздуха, воды, тепла.
Есть однако и такие
кривые, в которых формообразующие силы так и не вступают в собеседование: путаная
кривая, хотя и рожденная под пальцами человека, лишена иной формирующей силы.
Органичные сочетания кривых несут в себе известный оттенок мечтательности, так
что следить за бегом ручья можно часами, тогда как путаница или каракули оторваны
от жизни совершенно и пригодны лишь как средство самоуспокоения.
Свободные кривые
жизнеспособны, но лишь зачаровывают, уводя нас от сонма дел и забот, от мира
социальных обязанностей. Им в противоположность, прямые суть линии организации,
часто - силы, но они высасывают жизнь. Здоровое человеческое существование местится
где-то между обеими крайностями.
Иной раз нам нужна
большая твердость в характере окружения, иной раз большая его текучесть, но
никогда одна из них не может полностью доминировать. Не одни только прямоугольные
перегородки и не одни лишь выгнутые, но сочетающие оба свойства. Необходимо
привнести дополнительную жизненную силу в жёсткость геометрии и придать твердости
непрямому, в особенности текучей форме. Первое достижимо путем смягчения зон
контакта и самих встречающихся там поверхностей, второе — через привнесение
формообразующих начал в аморфные сами по себе формы. Последнее удается, к примеру,
когда очертания зримо отвечают силе тяжести или силе ускорения-торможения, что
придает изгибу силу и жизненность, которых лишены дуги, являющиеся отрезком
окружности.
Равновесие между
организующим принципом и текучестью форм жизни не может трактоваться как просто
еще одно качество, сила которого измеряется другими свойствами. Оно должно ежеминутно
вплетаться в единое целое. Чересполосица из мертвоых и аморфных предметов, подобная
выстроенности вперемешку функционалистских и "органичных" сооружений
вдоль улицы или кучоку джунглей в виде зимнего сада, устроенного в суровой геометрии
атриума, — это отнюдь не собеседование элементов.
Мы обитаем в мире,
заполненном прямоугольниками сооружений. Вокруг нас немало и рукотворных обтекаемых
форм: потребительские товары (в особенности стильные автомобили) явственно используют
привлекающую способность округлости. Таким образом, наше окружение - особенно,
если мы живем в городе - выстроено из стерильных призм и обманчиво убедительной,
манипулятивной по характеру кривизны. Управляемый, утверждающий зависимость
человека от других людей, преимущественно практический мир подчеркнуто прямоуголен.
объекты в этом мире, состязаясь за внимание покупателя или выражающие во-вне
чье-то персональное начало, как правило приобретают обтекаемую форму. Ересь
сверх-практичности и чувственное погружение в реакции внутреннего конфликта
одрывает целостность человеческого существования. Как при всякой полярной контрастности,
и эта усложняет достижение гармонии; с каждой реакцией на внешний импульс мы
утрачиваем толику свободы, потому что наши действия подчинены уже не осознанному
выбору, а реакции на внешний раздражитель. Чтобы укрепить целостность, свободу
и здоровье, необходимо найти способ, посредством которого сущность прямоугольного
и сущность криволинейного могут быть осмысленно соединены.
Собеседование есть
искусство вовлечения разобщенных частей в единое целое, возвышения каждой над
тем уровнем, на котором она была загнана в тупик. Это относится к любому виду
архитектурного отношения: ощущению перехода между внутренним и внешним, из одного
пространство в другое, между соприкасающимися зримо элементами. Это относится
также и к взаимодействию между пользователем, архитектором и строителем.
Чтобы реально контактировать,
отдельные элементы чаще всего нуждаются в некоторой модификации формы, чтобы
отзываться на взаимность. Квадрат окна будет явно "выпадать" в сопоставлении
с вогнутым потолком. При переходе из сводчатого коридора в помещение с другим
очертанием потолка должно состояться некое перерождение, метаморфоза, чтобы
их соотношение обросло значением. Это метаморфоза пространства и формы, способная
отразить изменение в настроении, в опыте, который приобретаешь, переходя из
пространства в пространство.
Этот единый принцип
может быть привносим в любой вид контакта, так чтобы элементы не сталкивались
между собой, а беседовали друг с другом, в идеале - чтобы они исполняли единую
мелодию.
Гармония окружения
- отнюдь не излишество, не роскошь. Наше окружение являет собой каркас, который
незаметно модулирует, организует и окрашивает самое повседневность. Гармоничность
окружения дает опору и внешней, общественной, и внутренней или личностной гармонии.
Гармония бывает достижима посредством верного применения правил, но сами правила
безжизненны. Гармония может также возникать и как неизбежное, полное жизни следствие
вслушивания в беседу. Даже в той же самой группе людей разные моменты времени
и разные места побуждают и разные формы беседы - тем естественнее это для несвязанных
привычкой людей. Единый принцип способен порождать многообразие форм - отнюдь
не обязательно таких, которые характерны для моей работы! Лишь само это вдохновляющее
начало столь прочно угнездилось в ядре моего подхода к архитектуре, что я и
не могу вообразить себе возможность работать без опоры на него.
|