Форма города
В принципе мы можем сформировать наш новый урбанистический мир
как представимые ландшафты: распознаваемые, связные и ясные. Это
требует, однако, и нового отношения со стороны горожанина, и материальной
реконструкции окружения для придания ему визуально осмысленной
формы, организованной от уровня к уровню во времени и пространстве
и действительно пригодной для того, чтобы стать символом городского
образа жизни. В этой главе мы попытаемся предложить несколько
конструктивных соображений по этому поводу.
Большинство объектов, которые мы привыкли называть красивыми,
будь то картина или дерево, — суть монофункциональные предметы,
в которых или отпечаток единой воли, или процесс долгой эволюции
образуют прочную, очевидную связанность каждой мельчайшей детали
с общей структурой. Город — полифункциональная, подвижная организация,
вместилище множества функции, осуществляемых множеством участков
с различной скоростью. Ни строгая специализация, ни полная запутанность
не могут считаться желаемыми, да они и неправдоподобны. Форма
города должна быть в какой-то степени нечёткой, пластичной по
отношению к потребностям и восприятию горожан.
Однако есть фундаментальные функции, которые безусловно должны
быть выражены формой города: система коммуникаций, тип землепользования,
основные центры. Эта форма должна воплощать в себе наиболее общие
ожидания и представления, чувство общности. И, наконец, если окружение
визуально организовано и обладает яркой опознаваемостью, оно позволяет
каждому горожанину дополнить его личными значениями, связать с
ним личные ассоциации.
Чтобы ограничиться одним примером, сошлемся на Флоренцию — город
с мощной индивидуальностью, вызывающей глубокую привязанность
у множества людей. Хотя чужаки поначалу воспринимают её как холодноватую
и даже отчужденную, они не могут отрицать специфическую для Флоренции
силу воздействия. Вне зависимости от экономических или социальных
проблем жить в таком окружении — значит добавить жизненному опыту
дополнительную глубину: чувства удовлетворения, меланхолии или
причастности.
Конечно, у этого города грандиозное экономическое, культурное
и политическое прошлое, и зримые свидетельства этого прошлого
составляют значительную часть характерности этого города. Но дело ещё и в том, что это отлично обозреваемый город. Лежащий В долине
реки Арно между холмами, оп расположен так, что холмы и город
почти всегда зрительно взаимосвязаны.
Рис. 32. Флоренция, вид с юга.
С юга открытая местность проникает почти до самого сердца города,
образуя яркий контраст, и с террасы на одном из последних крутых
холмов открывается вид сверху на городское ядро. С севера мелкие
селения вроде Фьезоле пли Сеттиньяно отчётливо выступают на холмах
с характерными очертаниями. Над самым центром города поднимается
мощный, безошибочно опознаваемый купол собора Дуомо и рядом Кампанплла
Джотто — ориентир, видимый из любой части города и на расстоянии
многих километров от него.
Центр города обладает характером почти подавляюще/! силы: щели
мощенных камнем улиц; высокие облицованные камнем или оштукатуренные
здания желто-серого оттенка со ставнями на окнах, коваными решётками
и похожими на пещеры входами, прикрытыми характерными глубокими
флорентинскими карнизами. В пределах этой зоны множество сильных
узлов, определённость форм которых подчеркнута особенностями использования
или типом пользователя. Вся центральная зона усеяна ориентирами,
имеющими собственное имя и собственную историю. Река Арно прорезает
это целое, соединяя его с окрестным ландшафтом.
С этими ясными и дифференцированными формами люди чувствуют себя
связанными крепкими узами исторического или сугубо личного содержания.
Любой из городских видов мгновенно опознается и вызывает поток
ассоциаций. Все части сцеплены между собой, и зримое окружение
становится интегральной частью жизни флорентийцев. Даже в этом
ограниченном смысле представимости город никоим образом не может
быть назван совершенным, но существует простое, само по себе возникающее
удовольствие, чувство удовлетворенности, чувство присутствия и
«правильности», вызываемое одним лишь видом этого города или возможностью
пройтись по его улицам.
Конечно же, Флоренция — необычный город. Даже если не связывать
наши рассуждения с США, радующий взгляд город — несомненная редкость.
Впечатляющим деревням или отдельным частям городов несть числа,
но во всём мире вряд ли больше двадцати — тридцати городов, являющих
собой в целом образ непрерывной и яркой силы. И среди них нет
ни одного, который охватывал бы территорию более нескольких квадратных
километров. Хотя агломерации давно уже не редкость, в мире нет
ни одной, которая как целое обладала бы сильным визуальным характером
или очевидной структурой. Все знаменитые города в равной степени
страдают от процесса совершенно безличного расползания их периферии.
Резонно в связи с этим задать вопрос: возможна ли вообще агломерация
(пли хотя бы город), обладающая силой непрерывной представимости,
а если возможно, то нужно ли это кому-либо? Поскольку примеров
нет, приходится в виде аргументов использовать предположения и
экстраполяцию опыта прошлого. В прошлом люди неоднократно расширяли
масштаб своего восприятия, сталкиваясь с новыми задачами, и нет
оснований полагать, что это не может произойти вновь. К тому же
есть уже участки автомагистралей, явственно демонстрирующие, что
такая крупномасштабная организация принципиально возможна.
Можно также сослаться на примеры сверхкрупных зримых форм, не
связанных с городом. Большинство может припомнить какие-то любимые
ландшафты, обладающие топ степенью расчлененности и структурности,
тон ясностью формы, какую мы хотели бы воспроизвести в жилой среде.
Именно такой характер имеет пейзаж к югу от Флоренции, раскрывающийся
с дороги на Поджибонси. Долины, треб ни гор и маленькие холмы
чрезвычайно разнообразны, но явно образуют единую систему; на
севере и востоке Апеннины замыкают горизонт. Земля, охватываемая
взором на большое расстояние, расчищена и засажена всевозможными
культурами — пшеницей, оливковыми деревьями, виноградом, чётко
различимыми по цвету и специфической фактуре. Каждая складка рельефа
отражена |- рисунке полей, плантаций и дорог; вершина каждого
холма увенчана селением, церковью или башней, так чтобы каждый
мог сказать: «Вот мой город, а это другой». Следуя геологическому
строению рельефа, люди достигли здесь тонкого и отчётливо зримого
вписывания собственных действий в окружающую среду. Целое образует
единый ландшафт, и всё же каждую его часть можно легко отделить
от соседней.
Сэндвич в штате НьюТэмпшир, там, где Белые горы спускаются к
истокам рек Мерримак и Пискатаква, можно рассматривать в качестве
такого же примера. Степа заросшей лесом горы резко контрастна
всхолмленной, полукультивированной стране вниз. К югу от гор Оссипи
встречаются последние изолированные группы холмов. Некоторые вершины
вроде горы Кокоруа имеют ярко специфическую форму. Самый сильный
эффект возникает в «интервалах» — плато у самых подножий гор.
Они полностью расчищены и создают такое же странное и сильное
ощущение «места», какое возникает во Флоренции.
Гавайи — такой же, хотя и более экзотический, пример: острые
силуэты гор, сочный цвет скал и больших утесов, роскошная и чрезвычайно
разнообразная зелень, контраст между морем и землей, драматическая
неожиданность перемещения с одной стороны острова на другую.
Все это, разумеется, чисто личные примеры, читатель легко может
заменить их собственными. Иногда, как на Гавайях, это результат
силы природного «события»; чаще, как в Тоскане, это продукт работы
человека по приспособлению окружения к своим нуждам, а своей технологии
— к геологическому строению окружения. В удачных случаях такое
приспособление и связанные с ним модификации окружения осуществляются
с осознанием и взаимосвязанности, и сугубой специфичности как
природного окружения, так н человеческих нужд.
Как искусственный мир, город должен быть именно таким — создаваемым
искусностью человека, формируемым для человеческих нужд. Наша
давняя привычка — приспосабливаться к окружению, чувственно упорядочивать
или отторгать то, что предоставлено нашему восприятию. Выживание
и господство над окружением основаны на этой чувственной приспособляемости,
но теперь мы уже в состоянии перейти к следующей ступени взаимодействия:
в уже привычном, освоенном мире мы можем начать приспосабливать
само окружение к рисунку восприятия и смыслообразования, свойственных
человеческому существу.
Проектирование путей
Повысить вообразимость городского окружения — значит, поддержать
опознаваемость и структурированность. Элементы, которые мы уже
рассматривали, — пути, границы, ориентиры, узлы и районы — суть
кирпичи, из которых можно сооружать прочные, распознаваемые конструкции
в масштабе города. Что же можно извлечь из ранее рассмотренного
материала для определения характеристик элементов, из которых
можно собрать действительно представимое окружение?
Пути, сеть привычных или только потенциальных линий движения
по городскому комплексу — самое мощное средство упорядочения целого.
У главных линий должна быть специфика, особенность, отличающая
их от соседних каналов движения: концентрация какой-то специфической
активности вдоль их «берегов», пространственная характерность,
особая текстура мощения или фасадов, своеобразный рисунок освещения,
озеленения, наконец, уникальное сосредоточение запахов или звуков.
Все эти характеристики должны быть приданы пути таким образом,
чтобы обеспечить ему непрерывность. Если две или более из названных
характеристик настойчиво использованы по всей длине ''посадка
деревьев на бульваре, единство цвета или текстуры мощения или
классицистская упорядоченность фасадов), то путь можно будет представить
образно как непрерывный, единый элемент. Регулярность может носить
и ритмический характер: повторение рас-. рытых пространств, монументов
или угловых магазинов — сама концентрация на привычном вдоль пути
будет способствовать усилению образа непрерывности.
Из сказанного естественно вытекает вопрос о визуальной иерархии
улиц и проездов, выстраиваемой аналогично хорошо знакомой функциональной
иерархии: чувственное вычленение главных «каналов» и объединение
их в роли элементов непрерывных, поддающихся восприятию именно
в этом качестве. Так образуется каркас образа города.
Линия движения должна обладать ясной направленностью. Человеческий
мозг угнетают как бесконечно следующие один за другим повороты,
так и постепенные, неясные искривления пути, которые приводят
к существенному сдвигу направления. Непрерывные изломы и изгибы
венецианских улочек или улочек на романтических планировках Ольмстеда,
равно как и постепенный изгиб Атлантик Авеню в Бостоне, способны
дезориентировать всех, кроме наиболее привычных наблюдателей.
Очевидно, что ясностью направления обладает прямой путь, но не
менее ясны и несколько чётко оформленных поворотов, приближающихся
к 90 градусам, или множество легких искривлений пути, при которых,
однако, не утрачивается главное направление.
Опрос показывает, что наблюдатели склонны приписывать путям необратимую
направленость и отождествлять улицу с неким пунктом назначения,
к которому она выводит. Улица воспринимается как нечто ведущее
к чему-то. Путь должен поддержать эту особенность восприятия наличием
сильно выраженных начал и концов и градиента изменения направления,
т.е. давать наблюдателю чувство ясной последовательности и различия
в движении в противоположных направлениях. Идеальным градиентом
такого рода является склон, так как, давая пояснения спрашивающему,
можно воспользоваться оппозицией «вверх-вниз» по улице. Есть,
однако, и множество других: последовательное сгущение знаков,
витрин, людей на тротуарах позволяет заметить подход к торговому
узлу; такую же роль может играть цветовой градиент или изменение
плотности зелени; сокращение длины кварталов или сжатие пространства
может указывать на приближение к центру города. Разумеется, можно
пользоваться и асимметричными схемами: нетрудно двигаться, «чтобы
парк все время был по левую руку», или «к золоченому куполу»,
В тех же целях могут быть использованы указующие стрелы или кодированная
покраска плоскостей, ориентированных в необходимую сторону. Все
эти средства превращают путь в ясно ориентированный элемент, потупляющий
не ошибиться в направлении, элемент, с которым могут быть соотносимы
все остальные.
Если местонахождение на линии распознается и в количественном
выражении, то линия не только ориентирована, но и скалирована:
уже заурядная маркировка здании номерами выполняет такую функцию.
Гораздо менее абстрактным средством служит такое выделение распознаваемого,
пункта, на линии, при котором другие места могут осознаваться
как расположенные «до» или «после» него. Несколько таких контрольных
точек резко облегчают определение местонахождения. Такую же роль
может играть какое-то качество пути (например, сечение «коридора»),
если оно нарастает или убывает скачками и сам переход имеет ясную
форму. Тогда можно определить какое-то место как расположенное
«как раз перед тем, как улица резко сужается» или «на гребне холма
перед самым спуском». Тогда пешеход или пассажир осознает не только,
что «я двигаюсь в правильном направлении», но и «я уже почти на
месте». Если путешествие содержит серии ясно определённых «событий»,
возможность достигать и миновать одну промежуточную цель за другой,
оно само по себе приобретает значение, превращаясь в некоторое
событие.
Наблюдатели испытывают (даже по памяти) сильную реакцию на «кинетические»
свойства пути, на чувство движения: повороты, подъёмы, спуски.
Эти свойства тем заметнее, чем с большей скоростью совершается
передвижение. Широкая петля на спуске при движении к центру города
может отложиться в памяти незабываемым образом. Хотя осязательность
и чувство равновесия играют несомненную роль в таком восприятии
движения, главным всё же оказывается зрение. Объекты вдоль пути
могут быть сорганизованы так, чтобы обострить эффект движения
под углом или в перспективу, обозначить направление движения далеко
вперед. Динамическое оформление линии движения способно придать
ей опознаваемость и облегчить формирование образной непрерывности
во времени.
Любой вид зрительного подчеркивания самого пути или пункта, к
которому он ведет, способствует усилению образа. Такую роль могут
играть и большой мост, и осевое строение авеню, и движение в выемке,
и, наконец, далёкий силуэт цели движения. Само наличие пути может
стать очевидным благодаря высоким ориентирам, рассоложенным вдоль
него, или каким-то иным признакам. Жизненно важные линии коммуникации
становятся тогда физически ощутимыми и символизируют фундаментальные
свойства городского образа жизни. В то же время впечатление от
пути значительно обогащается, если путь раскрывает взору путника
другие элементы города, если и пронизывает их или «срезает» под
углом, если предлагает взгляду .знаки и признаки того, что остается
справа и слева. Так, формы станции метро, проходящего сквозь торговую
зону, могут выявить характер города наверху. Однако путь может
быть оформлен и таким образом, что само движение вдруг воспринимается
с особой силон: разделительные полосы, рампы, мостики или спиральные
съезды могут войти в технику повышения объема визуального восприятия
у путешествующего по городу.
Как правило, город структурирован упорядоченной сетью путей.
Перекрестки, точки соединения путей и принятия решений о дальнейшем
направлении движения приобретают в рамках этой сети роль стратегических
пунктов. Если они порождают отчётливый зрительный образ, если
само по себе пересечение способно сформировать живой образ и выразить
взаимоотнесенность путей, то наблюдатель оказывается в состоянии
вполне удовлетворительно воспроизвести его структуру, отнюдь не
только станции метро не дают возможности составить подобный ясный
образ: пояснение загадочных пересечений в современной системе
путей требует от проектировщика особого внимания.
Как правило, соединение более двух путей весьма трудно мысленно
воспроизвести, и потому ясный образ может возникнуть лишь при
относительной простоте строения системы путей. При этом речь идёт скорее о топологическом, чем геометрическом, понимании простоты:
так, нерегулярной формы перекрёсток с углами, лишь близкими к
прямым, предпочтительнее точного «трезубца». Примерами простых
структур можно считать параллельные соединения веретенообразных
форм, одинарные, двойные и тройные кресты, прямоугольники, сведение
вместе нескольких осей.
Пути могут быть представляемы не в виде характерного рисунка
каких-то индивидуальных элементов, а в виде сети, содержащей в
себе объяснение взаимоотношения всех путей в системе без выделения
какого-либо из них. Этому условию отвечает решётка, обладающая
постоянством и направлений, и топологических взаимосвязей, и расчленения
пространства. Чистая, или идеальная, решётка содержит все три
свойства, но одна лишь топологическая инвариантность или неизменность
направлений могут оказаться совершенно достаточными. Образ становится
резче и чётче, если все пути, идущие топологически в одном направлении
(ориентация по странам света), зрительно отличаются от других
путей, — благодаря этому достигнуто чёткое различение на авеню
и стрит на Манхаттане. Такую же роль могут играть цветность, тип
озеленения или деталировка оформления. Системы наименования и
нумерации, градиенты топографической, пространственной или детализирующей
дифференциации внутри решётки могут придавать ей и направленность,
и даже чувство точной локализации внутри.
Есть, наконец, способ организации пути пли системы путей, который
будет приобретать все возрастающее значение в мире дальних расстояний
и больших скоростей, — по аналогии с музыкой его можно назвать
«мелодическим». «События» вдоль пути и его характеристики — ориентиры,
смены пространственной формы, динамические ощущения — всё это
может быть организовано в виде мелодической линии, воспринимаемой
и представимой как целостная форма в существенном промежутке времени.
Поскольку это скорее образ всей мелодии, чем серия раздельных
точек, такой образ может быть и чрезвычайно емким, и не слишком
навязчивым. Форма может здесь соответствовать классической схеме
«интродукция — развитие — апогеи — завершение», или она может
соответствовать более изощренным композиционным схемам, где нет
чёткости завершения в финале. Подъезд к Сан-Франциско через залив даёт некоторое представление о такой мелодической организации,
и эта техника обещает широкое поле исследований и проектного эксперимента.
Проектирование других элементов
Границы, подобно путям, нуждаются в определённой непрерывности
формы по всей длине. Так, граница делового района, например, может
быть задумана весьма интересно, но в действительности её будет
трудно опознать как таковую из-за отсутствия непрерывной формы.
Граница получает силу, если её можно увидеть с некоторого расстояния,
если при подходе к ней резко меняется характер зоны или если она
отчётливо служит соединением двух взаимно тяготеющих районов.
Так, резкое завершение средневекового города у его стены, фронт
жилых небоскрёбов вокруг Центрального парка на Манхаттане или
чёткость границы воды и земли на морском берегу в равной степени
определяют мощное зрительное впечатление. Когда два резко контрастных
района подходят близко один к другому и линия раздела между ними
хорошо просматривается, то внимание легко концентрируется на ней.
Там, где соприкасающиеся районы не контрастируют между собой,
имеет смысл по-разному трактовать среду по обе стороны границы,
чтобы дать наблюдателю ощущение внутри-снаружи». Это может быть
достигнуто контрастом материалов застройки, озеленением, сильным
изгибом линии. Границу можно оформить и таким образом, чтобы обеспечить
ориентацию по всей длине — за счёт избранного градиента пли за
счёт повторяющихся опознаваемых точек, или путем придания завершениям
отчётливо индивидуальной формы. Если граница незамкнута, крайне
существенно, чтобы её концы завершались ясно распознаваемыми «якорями»,
способными скрепить и выявить линию. Образ морского фронта Бостона,
обычно не воспринимаемый в связи с набережной Чарлз-ривер, не
имеет якорей» ни на одном конце и в результате оказывается неопределённым,
невнятным элементом в образе всего города.
Граница может стать чем-то большим, чем просто сильный барьер,
если через нее осуществимо какое-то чисто визуальное или фактическое
проникновение, если она так пли иначе сопряжена со структурой
районов на известную глубину по обе стороны. Тогда это скорее
«шов», чем барьер, линия обмена, вдоль которой прочно соединяются
две территории.
Если важная граница приобретает множество зрительных и коммуникационных
связей с общей структурой города, она становится его ведущей особенностью,
с которой соотносится все остальное. Один из способов повышения
различимости границы заключается в увеличении её доступности или
повышении степени её использования; пример — раскрытие побережья
для движения или отдыха, другим способом может быть сооружение
границ высоко над почвой, так, чтобы они были видны с больших
расстояний.
Ориентир, напротив, характеризуется именно своей единственностью,
контрастом к окружению или фону. Башня, поднимающаяся над низкими
крышами, цветик на фоне каменной стены, ярким фасад на унылой
улице, разрыв в непрерывном фронте застройки — все они отвечают
этому условию, но, конечно же, пространственная выделенность привлекает
внимание в наибольшей степени. Соотношение ориентира и его окружения
нуждается в особом внимании; знаки следует допускать лишь на предназначенные
для них поверхности, на все здания, за исключением одного, должны
распространиться требования ограничения высоты и т.п. Конечно
же, объект распознается легче, когда он обладает геометрической
ясностью обобщенной формы; если к тому же он характеризуется богатством
деталировки или фактуры, то у него достаточно силы, чтобы приковать
к себе внимание.
Ориентир отнюдь не обязательно должен быть велик по размеру;
его роль может исполнять дверная ручка с неменьшим успехом, чем
купол в силуэте города. Принципиальное значение имеет локализация:
если ориентир велик пли высок, пространственное окружение должно
позволять его разглядеть; если он мал, то он должен размещаться
в зонах наибольшего внимания — на поверхности под ногами или примерно
на уровне глаз. Любой разрыв коммуникации — узел, точка принятия
решения — является местом повышенной остроты восприятия. Наши
интервью показали, что вполне ординарные здания, расположенные
в точках принятия решений, отлично запоминаются, тогда как вполне
индивидуализированные сооружения вдоль непрерывного маршрута погружаются
в полную неопределённость.
Ориентир обладает достаточной силой, если его видно с большого
расстояния и в течение долгого времени, если, опираясь на него,
можно установить собственную локализацию. Если же он распознается
издали и с короткой дистанции, при быстром движении пли медленном, днём и ночью, то он становится постоянным «якорем» в восприятии
сложной и непрерывно меняющейся городской среды.
Интенсивность образа возрастает, когда ориентир совмещается с
определённым сосредоточением ассоциаций: если здание было сценой
исторического события или если ярко окрашенная дверь к тому же
ваша, это настоящий ориентир. Даже название места обладает силой,
если оно широко известно и общепринято. В самом деле, чтобы наше
окружение было ещё и смыслосодержащим, подобное совмещение ассоциаций
и образа воображения совершенно необходимо.
Отдельные ориентиры могут быть недостаточно сильны и требуют
для распознания усиленного внимания. Однако если они группируются,
то их взаимоусиление превышает простое суммирование. Опытные наблюдатели
способны сформировать групповые ориентиры из самого неблагодарного
материала и полагаться на интегрированный набор знаков, каждый
из которых сам по себе слишком слаб, чтобы служить средством опознания.
Такого тип:: «заметки» могут выстраиваться в протяженные последовательности,
и тогда весь маршрут становится комфортабельно опознаваемым благодаря
знакомой последовательности деталей.
Путаница венецианских улочек начинает преодолеваться после одной-двух
прогулок, потому что здесь множество распознаваемых деталей, легко
организуемых в определённые последовательности. Несколько реже
ориентиры группируются, как бы образуя рисунок, сам по себе обладающий
формой и потому способный укачать наблюдателю направление, с которого
он воспринимается. Именно так ведет себя парный ориентир Флоренции
— купол и колокольня. Узлы — концептуальные опоры образа наших
городов, но в США они редко имеют форму, подтверждающую это суждение,
так как выявлены в основном лишь концентрацией активности.
Первое условие такой поддержки восприятия — опознаваемость узла
но какому-то специфическому постоянному свойству окружающих стен,
мощения, деталировки, освещения, озеленения, рельефа или силуэта.
Самая суть этого элемента заключена в том, что это место, которое
нельзя спутать ни с каким другим. Конечно, интенсивность использования
усиливает эту опознаваемость, а иногда сама создаёт определённые
зримые формы, как, например, на Тайме Скуэр в Нью-Йорке. Но число
торговых или транспортных центров, где талая характерность отсутствует,
поистине неизмеримо.
Узел легче распознается, если он имеет чёткую, замкнутую границу
и не расплывается во все стороны; он ярче запоминается, если включает
один-два объекта, фокусирующих на себе внимание. Если к тому же
узел обладает связностью пространственной формы, его сила неодолима.
Тогда перед нами классическая идея формирования статичных экстерьерных
пространств и мы владеем множеством способов придания такому месту
выразительности и определённости: системой просветов, наложений,
модуляции света, перспектив, ритмизованных поверхностей, закрытости,
иерархии деталировки, движения и звуков.
Если разрыв транспортной коммуникации или точка принятия решений
могут быть совмещены с узлом, последний привлечёт к себе ещё большее
внимание. Желательно, чтобы подсоединение пути к узлу воспринималось
отчётливо и обладало не меньшей выразительностью, чем пересечение
путей: путник должен видеть, как и когда он вступает в пределы
узла, где обрывается путь и где он продолжается.
Подобные точки концентрации способны организовывать или упорядочивать
значительные по размерам районы. Это может быть градиент активности
в направлении узла или пространственная ситуация, при которой
узел время от времени открывается взору извне, или наличие сильного
ориентира. Именно таким образом Флоренция сфокусирована на собор
Дуомо и на Палаццо Веккио, каждый из которых расположен в одном
из двух главных узлов города. Узел может восприниматься издали
по специфической силе света или напряжению шумов или по отражению
какой-то его специфической характеристики в деталях окружающего
ландшафта. Так, например, платаны, попадающиеся на глаза в пределах
района, могут обозначить приближение к площади, на которой густо
высажены именно эти деревья, или булыжное мощение улиц подводит
к площади, мощенной таким же образом...
Если узел обладает системой внутренней ориентации — есть «верх»
и «низ», «левое» и «правое», «спереди» и «сзади», его легко соотнести
с более широкой, объемлющей ориентационной системой. Так, когда
хорошо распознаваемые улицы соединяются чётким узлом. образуемая
связь оказывается прочной и наблюдатель ощущает наличие структуры
города и свою в ней локализацию. Он понимает, в каком направлении
следует двигаться, чтобы достичь цели, и само это понимание усиливает
особенность данного узла как специфического «места».
Серия узлов может быть организована так, чтобы они сформировали
целостную структуру. Они могут быть сцеплены один с другим тесным
сопоставлением или за счёт того, что один просматривается из-за
другого подобно частям площади Сан-Марко из Венеции или сочетанию
площади Ануициага с Соборной площадью во Флоренции. Узлы могут
быть одинаковым образом подсоединены к одним и тем же пулям пли
границе, их может связывать повторяющийся соедини Каждый элемент,
или какая-то характеристика можем подобно ЭХУ передаваться от
одного к другому.
Район города в простейшем смысле есть однородная по характеру
территории. Эта однородность может выражаться в тождественности
пространственною характера, как в узких улочках Бикон Хилл, карабкающихся
но склону; в типе застройки, как в Саут-энд, с его сплоченными
фасадами примыкающих одни к другому нарядных домов; в характере
пейзажа, рельефа или стиля. Это может быть какая-то вопиющая деталь
подобно белым верандам старого Балтимора.
Это может быть последовательное применение тех же цвета, фактуры
или материала, мощения или деталировки фасадов, озеленения или
освещения, силуэта пли масштабных характеристик пространства.
Чем более подобные однородные характеристики накладываются одна
на другую, тем сильнее впечатление монолитного единства всего
района. Обнаружено, что сюжетное единство трёх-четырёх подобных
характеристик чрезвычайно способствует утверждению границ района.
Большинство нами опрошенных держат в памяти компактную «связку»
характеристик: Бикон Хилл — это узкие, идущие в гору улицы, замощенные
клинкером, мелкомасштабная застройка блокированными домами и заглубленные
в нишах входы. Если несколько связанных характеристик постоянно
опознаются в пределах района, все остальное может варьироваться
совершенно свободно — единство при этом сохраняется.
Конечно же, там, где опредмеченная однородность совмещена с однородностью
использования и статусом, эффект оказывается наибольшим — ошибка
исключена. Визуальный характер Бикон Хилл усилен его статусом
жилого района «высшего класса», однако в большинстве американских
городов такого совпадения нет: характер однородного использования
никак не поддержан визуально.
Район закреплен в отношении чёткости и замкнутости его границы.
Бостонский новый жилой район на Коламбиа-пойнт обладает отчётливо
островным характером, что, может быть, нежелательно с социальной
точки зрения, но резко облегчает восприятие и идентификацию. Любой
островок имеет эту особенность, и, если район легко воспринимается
как целое (в панораме сверху или благодаря особенностям рельефа),
обособленность его предопределена.
Район может обладать внутренней структурностью, иметь подрайоны,
различающиеся между собой, но равные в подчинении целому, узлы,
рисунок внутренних путей. Так, Бэк Бей структурирован сетью дорог,
обозначенных в алфавитном порядке, и на большинстве эскизных планов
он воспроизводился опрашиваемыми безошибочно и к тому же несколько
преувеличенных размеров. Очевидно, структурированность района
способствует живости закрепляемого в памяти образа, тем более
что она говорит жителям не просто «вы где-то в Икс», но и «вы
в Икс, рядом с Игреком».
Только обладая соответствующей внутренней дифференцированностью,
район может воплотить в своей форме связь с остальным г «родом.
Тогда граница становится проницаемой и служит швом, а не барьером,
а сам район связывается с другим районом непосредственным сопоставлением,
визуальной взаимопроницаемостью, соотнесённостью с линией или
посредством промежуточного узла, или маленького района. Бикон
Хилл связан с ядром города через Коммон, и это придаёт ему значительную
долю привлекательности. Подобные связи усиливают характерность
каждого района, соединяя в результате значительные городские территории.
Понятно, что нам нужна не просто однородность пространства, а
подлинная пространственная система района, структурированная непрерывность
пространственной формы. Элементарными примерами пространственных
форм такого типа служат в городе набережные рек. В этом случае
район будет отличаться от пространственного узла (типа площади)
прежде всего недоступностью для быстрого освоения, и его можно
воспринять как упорядоченную игру пространственных состояний лишь
в результате довольно продолжительного путешествия. Наверное,
у церемониальных дворов Пекина или каналов Амстердама есть именно
такое качество — не удивительно, что они рождают образы большой
силы.
Качества формы
Поскольку мы обнаруживаем общность сюжетов для всех элементов,
«ключи» к проектированию города можно упорядочить ещё одним способом
— отнесением к обобщенным предметным характеристикам формы, которыми
может оперировать проектировщик. Их можно обобщить следующим образом.
1. Отдельность или чистота соотнесения «фигура — фон» — чёткость
границы (как при внезапном прекращении развития города); замкнутость
(подобно площади); контрасты формы, поверхности, сложности, интенсивности,
величины, использования; пространственной локализации (одиночная
башня, пятно пышною декора, сверкающая эмблема и т.п.). Сама
контрастность может определяться как в отношении непосредственного
окружения, так и по отношению к ожиданиям наблюдателя.
Все эти качества способствуют распознанию любого элемента, превращая
его в нечто выделяющееся, заметное, яркое, опознаваемое. По мере
того, как наблюдатели глубже познают своё окружение, их восприятие
все меньше зависит от обобщенных пространственных целостностей
и в организованности целого все больше обращается к контрастности
и индивидуальности, которые оживляют всю «сцену» города.
2. Простота формы- чистота и ясность формы в сугубо геометрическом
смысле, подобная ясности решётки, прямоугольника, купола.
Формы такого тина легко встраиваются в образ, и наблюдатели склонны
сводить сложные картины к простым формам даже в ущерб полноте
восприятия. Если даже элемент не может быть обозреваем как единое
целое, его очертания могут быть топологическим иновыражением простой
формы и потому распознаются вполне удовлетворительно.
3. Непрерывность — непрерывность границы или поверхности (как
в «канале» улицы, в линии горизонта или в однородной плотности
заднего плана); сближенность частей между собой (как в плотной
группе зданий); повторность ритмических интервалов (подобная повторности
угловых зданий); сходство, однородность или гармоническая упорядоченность
поверхности, формы или типа использования (однородный строительный
материал, повторяющийся рисунок окон-эркеров, однородность деятельности
на территории ринка, использование общих символов). Эти качества
облегчают восприятие сложной пространственной реальности как единого
целого или как соразмерности частей в целом. Это качества, предполагающие
и обеспечивающие возможность достижения целостности.
Доминанта — доминирующая позиция одной части по отношению к другим
за счёт размера, плотности или вызываемой ею заинтересованности.
В результате целое воспринимается как система, охватывающая некий
основной элемент и связанную с ним группу элементов. Наличие этого
качества подобно непрерывности даёт возможность осуществить необходимое
упрощение образа через отбрасывание второстепенного соподчинения
элементов. Предметные свойства словно эманируют свой образ, распространяясь
от центра, если, конечно, их сила превышает порог начальной заметности.
Ясность соединения — отчётливость или выявленность любых соединений
и швов (подобно главным перекрёсткам или побережью);
ясность соотнесённости и взаимосвязанности (здания с участком
или станции метро с улицей наверху). Соединения обладают стратегическим
значением в формировании структуры, и от их восприятия зависит
восприятие целого.
6. Различение направлений — асимметрия, наличие градиентов пли
соотнесённости вдоль радиуса — одного конца с другим (как при
подъёме пути, движении от моря или к центру), одной стороны к
другой (подобно застройке, фланкирующей парк), одного на правления
по странам света к другому (выраженной освещённостью солнцем или
шириной авеню, идущих с севера на юг) Все эти качества имеют принципиальное
значение для организации структуры крупного масштаба.
7 Поле видения — совокупность качеств, способствующих действительной
или символически обозначенной глубине обзора. Это и прозрачность
(использование стекла или зданий на столбах), и наложение кулис
(когда здания выступают одно из-за другого), и организация панорам
или иного строения «кадра», усиливающие глубину кадра (подобно
прямым улицам, широким площадкам или обзору с верхних точек).
Это также специальные элементы, подчеркивающие ясность пространства
(фокусирующие точки, указатели расстояний, пронизывающие преграды
«стержни»), облегчающие его понимание; углубления или выпуклости
(дальний холм или изгиб улицы), подчеркивающие значение удаленных
объектов; наконец, намеки на присутствие непосредственно не наблюдаемого
элемента (интенсивность, характеризующая район, к которому мы
с очевидностью приближаемся, или наличие каких-то знаков, начинающих
встречаться ещё в пределах другого элемента). Все эти взаимосвязанные
качества облегчают освоение крупного н сложного целого за счёт
усиления эффективности видения, его широты, глубины, силы.
8. Осознание движения- качества, которые делают для наблюдателя
ощутимым и зрительно, и кинестетически его собственное движение
— действительное или потенциальное. Такими качествами обладают
все устройства, повышающие ясность восприятия уклонов, изгибов
или взаимопроникновений; дающие ощущение угла движения и глубины
перспективы; поддерживающие непрерывность направления движения
пли его изменения; делающие видимым расстояния. Поскольку город
воспринимается человеком в движении, ели качества имеют фундаментальное
значение и широко используются для структурирования и даже распознания
ситуаций, если только они достаточно последовательны для этого
(как-то: «налево и потом направо», «у крутого поворота» или «через
три квартала по этой улице»). Благодаря этим качествам возможность
наблюдателя оценить направление и дистанцию, ощутить форму в движении
возрастает и расширяется. В современном городе при росте скоростей
движения подобная техника работы с пространством потребует, несомненно,
дальнейшего развития.
9. Временные серии — последовательности, воспринимаемые во времени
включающие как простые связи (элемент за элементом), где один
элемент «подвязан» к предшествующему и последующему (случайная
последовательность ориентиров), так и сложные, действительно структурированные
во времени и потому мелодические по своей природе. В этом случае
интенсивность индивидуальной формы очередного ориентира возрастает
вплоть до достижения кульминационного пункта. Простая последовательность
широко распространена и характеризует прежде всего привычные,
постоянно используемые пути. Мелодический строй встречается гораздо
реже, но должен приобрести чрезвычайное значение в больших, динамически
развивающихся агломерациях. Здесь возникающий в сознании образ
должен соответствовать не столько самим элементам, сколько теме
связывающего их рисунка, подобно тому как мы запоминаем мелодию,
отдельные ноты. Не исключено, что в сложном окружении мы могли
бы даже воспользоваться техникой контрапункта — подвижным рисунком
противопоставленных мелодий и ритмов. Но это уже весьма утонченная
техника, нуждающаяся в тщательной разработке. Нам нужны здесь
свежие идеи как для теории форм, воспринимаемых во времени, так
и для создания прототипов, пригодных для того, чтобы в проектной
модели представить мелодический строй элементов образа, оформленные
последовательности пространства, контуры, движения, света, силуэтов.
10. Названия и значения — нематериальные качества, способствующие
усилению представимости элемента. Названия весьма важны для ясности
опознания, нередко давая прямые ключи к локализации (Северный
вокзал, например), а система наименования (вроде алфавитных серий
улиц) значительно облегчает структурное упорядочение элементов.
Значения и ассоциации — социальные, исторические, функциональные,
экономические или сугубо индивидуальные — образуют широкую сферу,
лежащую уже за пределами предметных качеств, с которыми мы здесь
имеем дело. Однако нужно сознавать, что они, как правило, работают
на усиление тех чёрточек индивидуальности или структурности, которые
потенциально содержатся в самой предметной форме.
Конечно же, все перечисленные качества не проявляются изолированно.
Там, где наличествует лишь одно качество (скажем, постоянство
строительного материала), или там, где качества спорят между собой
(две зоны с идентичной застройкой, но разным типом использования),
результирующий эффект неизбежно слаб и структурирование или опознание
целого нуждается в постоянно возобновляющемся усилии. Несомненно,
что известная повторяемость, подчеркнутость и даже избыточность
качеств оказываются в равной мере необходимыми; поэтому безошибочно
распознаваемым будет такой район, где есть простота обобщающей
формы, последовательность применения типа застройки и использования,
являющихся специфическими по отношению ко всему городу, чёткость
границы, модель(?) соединения с соседним районом и визуальная
целостность.
Чувство целого
При обсуждении некой конструкции по типам элементов зачастую
игнорируется взаимосвязанность частей в единое целое. Однако только
в подобном целом пути могут раскрыть последовательность и характер
районов и связать различные узлы; узлы соединят и обозначат пути,
границы охватят районы, а ориентиры обозначат центры активности.
Только полная оркестровка всех этих звеньев способна связать их
в единый, плотный и живой образ и поддерживать целостность в масштабе
агломерации.
Пять элементов — путь, граница, район, узел и ориентир — будут
рассматриваться как всего лишь удобные эмпирические представления,
внутри и вокруг которых можно сгруппировать обширную информацию.
Предел их полезности — служить проектировщику своего рода строительными
блоками. Освоив их характеристики, проектировщик может перейти
к организации целого, осмысляя его последовательно, так, что любая
часть будет восприниматься исключительно в его контексте. Тогда,
решая задачу (например выстраивая десяток ориентиров вдоль пути),
он придаст каждому из них совершенно иные образные качества, чем
в том случае, если бы он расположил его одиноко и заметно в самом
центре города.
Необходимо работать с формами таким образом, чтобы многочисленные
впечатления от большого города связывались определённой преемственностью:
ночью и днём, зимой и летом, издали и вблизи, с неподвижной позиции
и в движении. Основные ориентиры, районы, узлы или пути должны
быть опознаваемы при любых условиях, сохраняя при этом совершенно
конкретный, предметный характер. Это не значит, конечно, что образ
должен оставаться постоянным, но если очертания Луисбург Скуэр
под снегом соотносятся с её обликом в летний день или если купол
Капитолия ночью напоминает своим отблеском тот же купол, воспринимаемый днём, то все, что внутренне контрастно в этих обособленных образах,
будет ещё ярче благодаря устойчивости того, что их объединяет.
Тогда можно удерживать в сознании два совершенно разных типа «прочтения»
города, охватывая его целиком так, как это неосуществимо никак
иначе: можно приблизиться к формированию идеального образа, являющего
собой целостное поле.
Сложный современный город, несомненно, нуждается в последовательности
и преемственности организации образа, по она же доставляет нам
огромное удовлетворение за счёт контраста индивидуализированных
звеньев. Исследование показывает, что номере углубления знания
окружения существенно возрастает внимание к деталям, к индивидуальному.
Живость характера отдельных элементов и точность их настраивания
на функциональные и симпатические различия внутри окружения —
необходимое средство обеспечения этого свойства восприятия. Конечно
же, контраст повышается, если резко различающиеся элементы помещаются
в непосредственном и непосредственно представимом взаимоотношении:
тогда обостряются индивидуальные особенности каждого элемента.
В самом деле, задачей визуальной организации окружения является
отнюдь не только облегчение движения по рутинным маршрутам, не
только поддержание тех качеств, какими данное окружение уже обладает.
Не менее существенна роль этой организации для стимулирования
дальнейшего познания, подталкивания к дальнейшему освоению окружения.
В сложно организованном обществе необходимо освоить множество
взаимосвязей. Если окружение имеет отчётливо видимый целостный
каркас, обладающий яркими характерными частями, исследование все
новых его фрагментов оказывается легче — окружение способствует
этому. Так, если стратегические звенья культурной коммуникации
(например, музеи, библиотеки или места собраний) предъявлены восприятию
ясно и сильно, то и у того, кто обычно проигнорировал бы их наличие,
может возникнуть желание зайти.
Топографические характеристики места, первоначальное природное
окружение скорее всего утратили часть своего значения в формирования
представимого образа. Сама плотность современного крупнейшего
города и в особенности размах его технического оснащения все в
большей степени искажают этот первичный облик. У современной урбанизированной
территории сугубо рукотворные свойства и созданные искусственным
путем проблемы, нуждающиеся в решении, которые все интенсивнее
перевешивают специфику естественного места. Точнее, однако, будет
сказать, что специфика места уже в не меньшей степени является
продуктом человеческой деятельности, чем результатом геоморфологического
процесса. К тому же по мере разрастания города на первый план
выходят уже не мелкие особенности территории, а крупномасштабные,
фундаментальные природные факторы. Климат, растительность, топография
большого региона, включая горы или холмы и речную сеть, оттесняют
сугубо местные особенности на третий план. Уже на этом крупномасштабном
уровне топография вновь становится серьёзным фактором усиления
элементов чисто городского окружения: чёткие очертания холмов
могут способствовать ясности выделения районов, реки я их поймы
превращаются в сильно выявленные границы, а примечательные точки
территории способны придать выразительность размещаемым на них
узлам. Современные дороги скоростного движения преобразуются в
первоклассные видовые «линии», с которых можно охватить всю структуру
территории в огромном масштабе.
Город существует не для индивида, а для массы людей, существенно
различающихся по классовой принадлежности, занятиям, темпераменту,
биографии. Анализ показывает, сколь значительно варьируются способы,
которыми различные люди создают образ своего города, на какие
элементы они опираются и какие качества формы для них наиболее
информативны. Соответственно этому проектировщик обязан формировать
такой город, в котором должно быть как можно больше путей, границ,
узлов, районов и ориентиров, Е котором использованы не одна-две
формы, не одно-два их качества, а все. В таком случае различные
наблюдатели найдут в нем достаточно материала, чтобы упорядочить
его сообразно своему собственному мировосприятию: если один опознает
улицу по типу мощения, то другой запомнит её широкую дугу, а третий
выстроит основные ориентиры по её длине.
В чрезмерно специализированных формах скрывается существенная
опасность — воспринимаемое окружение должно непременно обладать
известной пластичностью. Если к цели ведет только один путь, если
город имеет только несколько фокусирующих пунктов или он образован
сверхчёткой системой резко разгороженных районов, то практически
невозможно вообразить себе его как-то иначе — он однотемен. При
этом такой единственный способ представления может никак не соответствовать
ни ожиданиям всех, ни даже желаниям одного, поскольку и они меняются
время от времени. Необычная прогулка оказывается затруднительной
или даже рискованной, межличностные взаимосвязи свертываются,
вся «стена» становится монотонной или связывающей.
Примером хорошей организации нам кажутся те фрагменты Бостона,
где пути, избираемые опрошенными нами людьми, выстраиваются достаточно
свободно, — здесь горожанину предлагается свободный выбор из множества
возможных путей к цели, причём каждый путь хорошо структурирован
и легко распознаваем. Такой же- ценностью обладает взаимное наложение
нескольких сетей из опознаваемых границ, так что организацию районов
каждый может осуществить по вкусу и в зависимости от персональных
потребностей. Организация узлов опознается по центральным фокусирующим
точкам, тогда как края, периферия их влияния обладают гибкостью.
Уже поэтому у такой организации есть существенные преимущества
по сравнению с организацией по границам, так как последняя рушится,
если возникает необходимость изменить форму района. Весьма существенно
удерживать какие-то крупные формы общего значения: сильные узлы,
ключевые пути, однородность характера крупных районов. Но внутри
этого крупного каркаса необходимо обеспечить достаточную меру
пластичности, богатство потенциальных структур и «ключей», чтобы
наблюдатель мог сконструировать собственный образ: понятный, удобный,
достаточный и при этом податливый к изменениям в соответствии
с изменяющимися потребностями индивида.
В наши дни горожане гораздо чаще, чем в прошлом, меняют место
жительства, передвигаясь из района в район, из города в город.
Легкая представимость окружения становится необходимым условием
того, чтобы на новом месте человек достаточно быстро ощутил себя
«дома». Все труднее рассчитывать на то, что есть время для длительного
и постепенного освоения, тем более, что само городское окружение
меняется чрезвычайно быстро и с развитием функций и изменением
техники. Эти изменения весьма болезненны для горожан и ясно дезорганизуют
образ окружения. Средства проектирования, рассмотренные в этой
главе, могут оказаться весьма полезными для поддержания целостности
структуры и чувства преемственности в процессе осуществления крупных
перемен. Некоторые ориентиры и узды следует сохранять любой ценой,
сюжетное единство в характере района переносить и на новую его
застройку, пути спасать или консервировать на известный промежуток
времени.
Формы агломерации
Возрастающие размеры агломераций, увеличение скорости, с которой
мы пересекаем их территории, порождают множество новых задач для
восприятия. Агломерация превратилась в функциональную единицу
окружения, среды в целом, и желательно, чтобы обитатели такой
единицы могли её опознавать и структурировать. Новые средства
коммуникации, позволившие нам жить и работать : столь обширных
целостностях, могут обеспечить и соответствие образа новому опыту.
Представимость агломерации как целого не означает, разумеется,
равной интенсивности образа в любой её точке. И здесь должны ныть
основные фигуры и их фоны, фокусирующие точки и соединительная
ткань, по независимо от ключевой пли нейтральной роли любой части
она должна быть прежде всего ясно воспринимаемой и чётко включённой
в целое. Можно попытаться представить, что образ агломерации формируется
такими элементами, как скоростные дороги, главные торговые узлы,
основные топографические характеристики территории и, быть может,
крупные далёкие ориентиры. Однако от этого отнюдь не облегчается
задача формирования рисунка такой территориальной целостности.
Нам хорошо знакомы только две техники такой работы. В первом случае
вся агломерация представляется как статическая иерархия: например,
район, состоящий из трёх подрайонов, каждый из которых включает
три субподрайона, и т.д. В другом варианте иерархии любая часть
агломерации фокусирована на узел нижнего ранга, подобные узлы
в свою очередь являются сателлитами узла второго ранга, а все
подобные узлы центрированы ;.м кульминационный пункт — центральный
узел или ядро региона.
Вторая техника заключается в использовании одного-двух сверхкрупных
элементов или доминант, с. которыми соотнесено произвольное множество
меньших: выстраивание поселений вдоль берега моря или формирование
линейного города на основном коммуникационном стержне. Окружение
может даже быть целиком центрировано на один мощный ориентир вроде
горы посредине.
Обе техники, однако, представляются не слишком соответствующими
проблеме агломерации. Иерархическая система, вполне соответствующая
нашим навыкам к абстрактномy мышлению, проявляется в отрицании
свободы и сложности взаимосвязей. Любая взаимосвязь приобретает
характер круга: вверх — к общему и обратно — к частному, даже
в тех случаях, когда соединяющее целое имеет немного общего с
действительным содержанием взаимодействия. Это целостность библиотечной
каталожной системы, в которой, как известно, необходимо постоянно
пользоваться сложной системой перекрестной регистрации.
В то же время, давая гораздо более непосредственное ощущение
связи и непрерывности, полная зависимость от единой доминанты
становится все труднее осуществимой по мере увеличения размерности.
Доминанта должна быть достаточно сильна, чтобы выполнять спою
роль, и должна иметь достаточную «базовую площадь», чтобы подчиненные
звенья оказались в относительно тесной соотнесенное и с ней. Так,
например, нужна не просто большая река, но ещё и с достаточным
числом поворотов и нетель, чтобы все элементы поселения оказались
вблизи её течения.
Тем не менее две техники — это то, чем мы реально располагаем,
и по крайней мере небесполезно исследовать их способность организовать
крупные массивы окружения. Полет на самолёте может упростить проблему,
поскольку он даёт (в перцептуальных терминах) скорее статичное,
чем динамичное, восприятие, возможность окинуть агломерацию одним
взглядом.
И всё же, учитывая наш сегодняшний опыт восприятия крупных урбанизированных
территорий, мы все более склоняемся к иному типу организации:
последовательности, или «временному рисунку». Это техника, обычная
для музыки, драматургии, хореографии и литературы, следовательно,
в принципе вполне возможно прочувствовать и исследовать такие
формы последовательности событий вдоль линий, какими служат последовательности
видимых элементов, раскрывающихся взгляду приезжающего по автомагистрали.
При достаточном внимании и выработке надлежащих средств материал
этого опыта можно хорошо оформить и наполнить значением.
Нет ничего невозможного и в том, чтобы овладеть обратимостью
последовательности, — большинство путей служит движению в обоих
направлениях. Серии элементов должны выстраиваться в том или ином
порядке — симметрично относительно центральной точки или более
утонченным образом. Однако проблемы городской среды сложнее, так
как последовательности не только обратимы, но и разрываются во
множестве точек. Тщательно построенная мелодия, развивающаяся
от интродукции к апогею, а от него к финалу, может совершенно
рухнуть, если ворваться в нее на автомобиле непосредственно в
точку кульминации. Следовательно, необходимо искать серии, которые
наряду с обратимостью обладали бы и разрывностью, т. с. сохраняли
представимость, несмотря на разрывы во многих местах, — подобно
роману с продолжением, который публикуется в журнале. Это ведет
нас от аналогий с классическими музыкальными формами к другим,
где в принципе нет финала, но есть непрерывность вариации, т.
е. к джазовом рисунку.
Все эти соображения относятся только к организации вдоль одной
линии движения. Урбанизированный регион может в свою очередь быть
организован как сеть подобных серийных последовательностей, с
тем чтобы любую предлагаемую форму можно было проверить: любой
из главных путей, в любом направлении и при вхождении на него
в любой точке должен прочитываться как оформленная последовательность
элементов. Это не столь трудно вообразить в случае простейшего
рисунка соотнесённости путей вроде радиальной сети. Если же сеть
распространена во все стороны и пути пересекаются, как в случае
решётки, это уже существенно сложнее. Здесь все последовательности
считываются в четырёх различных направлениях и в весьма упрощенном
виде могут быть приравнены к организации «зеленой волны» при движении
по всей сети улиц.
В принципе можно вообразить контрапунктную композицию вдоль линии
или в переходе от одной линии к другой; тогда одна последовательность
элементов, или «мелодия», должна играться одновременно с противонаправленной.
Однако такая тонкая техника должна ещё подождать момента, когда
к её восприятию будет готова внимательная и понимающая аудитория.
И всё же даже динамическая техника, организация сети оформленных
серийных последовательностей не представляется идеальной. Среда
всё ещё трактуется здесь скорее как коллекция путей (последовательности),
аранжированных так, чтобы они не мешали друг другу, чем как единое
целое. Интуитивно можно представить себе путь создания целостного
рисунка, рисунка, который только постепенно воспринимался бы и
развивался через освоение последовательности при любой степени
их обратимости и прерывистости. Ощущаемый как целое, такой рисунок
вовсе не должен иметь унифицированный строй с единым центром пли
изолирующей границей. Главным качеством должны быть преемственность
последовательностей, когда каждая часть вырастает из соседней,
чувство глубокой взаимосвязанности на любом уровне и в любом направлении.
Здесь могут быть участки, воспринимаемые индивидом как более организованные,
но вся агломерация должна обладать последовательным характером,
быть мысленно проницаемой в любом порядке. Однако пока не удается
назвать ни одного удовлетворительного примера реализации этой
возможности.
Может быть, такой рисунок целого вообще невозможен, В этом случае
ранее рассмотренные техники сохраняют свою роль для организации
агломерации через иерархическую систему доминант пли через сеть
последовательных «мелодий». К. счастью, эти технические приёмы не требуют для их использования большего умения, чем то, каким
уже располагают центры планирования и контроля за развитием агломераций,
решая другие задачи. Впрочем, это тоже ещё нуждается в проверке.
Процесс проектирования
Любая существующая, функционирующая урбанизированная территория
обладает и структурой, и распознаваемостью, даже если они весьма
слабо выражены. Джерси-Сити чрезвычайно далек от чистого хаоса,
иначе в нем было бы просто невозможно существовать. Почти в любом
случае потенциально мощный образ оказывается запрятанным внутри
существующей ситуации: у того же Джерси-Сити — Палисады, полуостровная
форма и связь с Манхаттаном. Поэтому наиболее распространенной
задачей является переоформление уже существующего окружения, раскрытие
и сохранение потенциально сильных образных черт, разрешение имеющихся
трудностей, и прежде всего выявление структуры и распознаваемости,
скрытых за беспорядочностью целого.
В некоторых случаях проектировщик сталкивается с задачей создания
совершенно нового образа — в тех ситуациях, когда осуществляется
тотальная реконструкция. Эта проблема наиболее остра при распространении
крупного города в пригородную зону, где обширные территории нового
ландшафта нужно ещё организовать для восприятия. Природные факторы
оказываются уже недостаточными стимулами для формирования структуры
из-за масштаба и интенсивности обрушивающегося на них воздействия.
При нынешних темпах строительства нет времени для медленного прилаживания
новой формы к мелким специфическим деталям ситуации. Соответственно
нам гораздо больше, чем раньше, необходимо опираться на осознанное
проектирование — программируемую манипуляцию элементами предметного
мира во имя целостности чувств. Хотя мы и имеем огромный исторический
опыт формирования городов, новые задачи требуют движения в совершенно
иных масштабах и времени, и пространства.
Формирование или переформирование окружения должны быть подчинены
тому, что следовало бы назвать «образной программой» для города
или региона — системе рекомендаций и средств контроля, объемом
которых является визуальная форма в масштабе города. Подготовку
такой программы следует начинать с анализа существующей формы
и общественного образа территории с использованием техники нашего
исследования (см. Приложение I). Результатом такого анализа должна
быть серия диаграмм и отчётов, показывающих репрезентативные общественные
образы, основные проблемы визуальной формы и основные возможности,
заложенные в ней, ключевые элементы образа и взаимосвязи между
ними с детальным описанием их качеств и возможностей изменения.
Используя этот аналитический материал, но не будучи совершенно
связанным им, проектировщик может перейти к разработке «образного
плана» в масштабе города с задачей усиления общественного образа.
Этот план должен отобразить расположение новых или сохранение
старых ориентиров, развитие визуальной иерархии путей, создание
или выявление узловых точек. В первую очередь этот план должен
иметь дело с взаимосвязями элементов, с их .восприятием в движении
— иными словами, с концепцией города как целостной визуальной
формы.
Конечно же, существенные изменения предметного окружения не могут
опираться только на эту художественную партитуру, за исключением
немногих стратегических пунктов. Ни наличие визуального плана
способно повлиять на форму изменений окружения, которые так или
иначе должны быть осуществлены по другим мотивам. Такой план должен
встроиться в число форм планирования в регионе, стать частью целостного
проектного процесса.
Контроль, необходимый для достижении желаемой формы в масштабе
города, должен* варьироваться от обобщенных рекомендаций по зонам,
рекомендательных обзоров и убеждений в адрес частных застройщиков
до строгого контроля в ключевых точках и позитивных замыслов таких
общественных работ, как строительство скоростных автомагистралей
и зданий общественного назначения. Такая техника контроля ничем
по сути не отличается от той, что используется в достижении других
целей планирования. Пожалуй, труднее добиться общего понимания
проблемы и выработать необходимое умение проектировать, чем осуществлять
эффективный контроль, когда цель уже ясна. Прежде чем установить
широкий контроль, необходимо проделать огромную предварительную
работу.
*Автор имеет в виду конкретные условия США. (Прим. науч.
ред.)
Итак, конечной целью плана визуальной организации является не
предметная форма как таковая, а качество образа. Поэтому не меньшее
значение имеет улучшение этого образа через подготовку наблюдателя,
через обучение горожан смотреть на свой город, видеть многообразие
его форм и их взаимопереплетение. Извлекая людей на улицу, проводя
занятия в школах и вузах, можно преобразовать город в живой музей
нашего общества. Искусство проектирования города будет во многом
зависеть от информированности и критического чувства городской
аудитории; образование и реконструкция предметного окружения представляют
собой две стороны единого процесса.
Повышение внимания наблюдателя, обогащение его опыта входят в
число ценностей, которые может принести усилие придать городу
Форму. До некоторой степени справедливо, что сам процесс реконструкции
формы города с целью повышения его представимости может способствовать
усилению образа даже вне зависимости от того, удачной или не слишком
удачной окажется новая предметная форма. Точно таким путем художник-любитель
начинает видеть окружающий мир; у новичка-декоратора первый опыт
устройства жилища вызывает чувство гордости и способность сравнивать
и оценивать других. И хотя процесс может оказаться бесплодным,
если не сопровождать его профессиональной оценкой и не контролировать,
даже уродливая «эстетизация» города может привести к повышению
общественной энергии и единства горожан.
Новая масштабность
В главе 1 мы указали на особую природу процесса восприятия города
и заключили, что вследствие этого искусство проектирования города
должно существенно отличаться других от искусств. Мы определили,
что живость и связность образа окружения — это одно из ключевых
условии жизни в городе, способной приносить удовлетворение.
Этот образ является продуктом двустороннего процесса, связывающего
наблюдателя и объект наблюдения, в котором внешняя. видимая форма
имеет первостепенное значение. Мы выявили пять элементов образа
города и подробно обсудили их свойства и характер взаимосвязей на основании данных, полученных в результате анализа формы и общественного
образа центральных зон трёх американских городов. В ходе такого
анализа была разработана и опробована техника полевого исследования
и рабочего интервьюирования. Хотя наибольший объем работы был
посвящен выявлению опознаваемости и структуры отдельных элементов,
рисунку их взаимодействия в малых комплексах, нашей задачей оставался
синтез формы города, трактуемого как целостный рисунок. Будущее
ставит задачу формирования ясного и вразумительного образа целой
агломерации. Если этого удастся достичь, опыт, накопленный в восприятии
традиционного города, будет поднят на уровень, соизмеримый с функциональной
единицей, свойственной нашему времени. Организация образа в масштабе
такой единицы порождает качественно новые задачи проектирования.
Поддающееся воображению городское окружение сверх крупного масштаба
— чрезвычайная редкость, и всё же сама пространственная организация
жизни, скорости передвижения, темп и масштаб нового строительства
делают и возможным, и необходимым формирование такого окружения
в ходе осознанной проектной деятельности. Данная работа, пусть
в самой элементарной форме, указывает подход к новому виду проектирования:
окружение крупного города может приобрести эстетическую форму.
Сегодня редко предпринимается попытка создания такой формы — проблема
или вообще игнорируется, или сводится к частичному применению
архитектурных и градостроительных принципов.
Очевидно, что форма города, или тем более региона, не может выражать
какой-то один сверхпорядок, она должна быть сложного рисунка —
непрерывной и целостной, подвижной и не лишённой таинственности.
Она должна быть достаточно гибкой, чтобы соответствовать навыкам
восприятия, свойственным тысячам людей, открытой к изменениям
функций и значение, способной удовлетворять вновь возникающие
образные ожидания и представления. Эта форма должна подталкивать
зрителя к открытию мира вокруг себя.
Несомненно, мы нуждаемся в окружении, не только удовлетворительно
организованном, но и обладающем символической окраской н поэтическим
содержанием. Оно должно говорить о личности и об обществе в целом,
об исторических традициях и мечтах на будущее, о природном окружении
и о сложной функциональной природе мира городов. Но в любом случае
формирование чистоты структуры и обеспечение живости опознания
являются первой ступенью к сложению устойчивого символического
значения. Проявляясь как крепко связанное и чем-то примечательное
место, город приобретает характер подосновы для группировки и
организации вторичных значений и ассоциаций. Чувство места само
по себе способствует любой человеческой деятельности, происходящей
в нем, закреплению в человеческой памяти.
Благодаря интенсивности жизни н плотности взаимодействия людей
большой город непременно приобретает романтический оттенок, обогащается
множеством символических значений. Он и восхищает, и страшит нас,
но если его форма будет чёткой, если он будет по-настоящему обозрим,
страх и беспокойство могут уступить место восхищению богатством
и выразительностью этого театра жизни.
В процессе формирования образа обучение видеть будет играть не
меньшую роль, чем перестройка того, что открывается взгляду. Это
и в самом деле циклический, а в идеале — спиральный процесс: визуальное
просвещение толкает горожан к воздействию на видимый мир, а это
воздействие в свою очередь позволяет видеть его чётче и острее.
Развитие искусства проектирования для города тесно сопряжено со
сложением внимательной, способной на критику аудитории, и если
само искусство и публика будут развиваться вместе, наши города
превратятся в источник повседневного удовлетворения для миллионов
их обитателей.
|