Улица-магазин

После длительного периода застройки окраин и пустырей, вызванного необходимостью скорейшей ликвидации жилищного кризиса, строительные краны всё чаще поднимаются в исторически сложившихся центрах наших городов. Их реконструкция, а не просто застройка, стала сейчас насущной проблемой. Старая архитектура должна сохраняться и ради новой архитектуры — без наглядного сопоставления со старым новое не выглядит новым.

В статье В. Глазычева локально рассматривается судьба одного из уголков старой Москвы — Столешникова переулка. Мы получили его в наследие от прошлого, на его облике со временем появились наслоения позднейших лет. В новой Москве Столешников — один из торговых центров города — должен занять и несомненно займет своё место.

Над реконструкцией Столешникова переулка задумались давно. Пять лет назад был предложен проект его переустройства, доказательно оспаривая этот проект, автор статьи предлагает принципиально иной подход к решению задачи.

Этой дискуссионной статьей журнал продолжает обсуждение проблемы активного сосуществования памятников (и тех, на которых уже есть надпись «охраняется государством», и тех» на которых этой надписи ещё нет) с новейшей архитектурой и жизнью современного города.

Любой город, старый или новый, — это дома, множество домов. Дома составлены в группы, и для того, чтобы к каждому из них можно было подойти, между группами домов созданы промежутки: переулки, проезды, улицы. В новых городах — улицы сами по себе, дома и зелень образуют независимые от проездов группы, но в старых городских районах (вплоть до конца 50-х годов) древняя система «строчной застройки» улиц сохранилась в неприкосновенности.

В новых районах однообразие зданий вызывает многочисленные нарекания, в старых — все здания настолько разнообразны, что заметить это разнообразие почти невозможно, — эти дома, собранные в строчки улиц и переулков, превращают их в монотонные коридоры.

Пожалуй, все согласны с тем, что реконструкция старых районов необходима, однако от этого не становится яснее, что и КАК реконструировать. Один за другим возникают проекты реконструкции городов, районов, магистралей, но в одной статье гораздо легче рассмотреть эти проблемы на маленьком переулке — легко убедиться, что сложность задачи практически не зависит от размера элемента городской структуры, если рассматривать его как пространственную систему.

Расположенный в центре Москвы Столешников переулок — чуть больше двухсот метров длины, около десяти метров ширины. Несколько десятков домов различной этажности — можно реконструировать этот Столешников.

Торговый узел Москвы, множество магазинов, плохо приспособленные к нуждам современной торговли залы, плохое освещение и никуда не годная вентиляция, плохо оборудованные вспомогательные помещения — можно реконструировать этот Столешников.

Неупорядоченная масса различной информации — надписи, предметные композиции витрин, реклама, информационные знаки и надписи — можно реконструировать этот Столешников.

Более того, эти различные структуры (различные «лица» одного переулка) могут реконструироваться одновременно или по отдельности, и в зависимости от исходной позиции определяющей может быть и «архитектурная», и «функциональная», и «художественно-информационная» структуры.

Не так уж сложно представить себе, как решалась бы задача реконструкции традиционными архитектурными средствами, но для Столешникова переулка у нас нет необходимости строить такую искусственную схему — существует реальное проектное предложение, разработанное Моспроектом в 1962 году.

Предполагалось: «Запроектированный ряд выносных витрин с общим козырьком по нечетной стороне переулка придаст Столешникову переулку цельный и современный характер и скроет от зрителя маловыразительную архитектуру существующих зданий» (под козырьком с выносом в 2,5 м подвешиваются пластины с информирующими надписями). «Чётная сторона... используется для установки отдельностоящих витрин, которые выравнивают линию застройки переулка... Ведущим цветом вывесок, элементов рекламы и газосвета принят синий с дополнительными цветами» и т.п. Не имеет значения, что за четыре года представление о «современности» несколько изменилось; несущественно, что на уровне проектного предложения конкретные формы, пропорции витрин, шрифты надписей лишь обозначены, а не разработаны. Гораздо важнее другое — у нас есть все основания полагать, что принципиальное решение структуры переулка было бы таким же и в проекте 1967 года.

Основанием для такой убеждённости служит совсем не то, что подобные проектные предложения разрабатываются для множества городских районов, — это ещё не аргумент: вдруг появится совсем другое решение? Наша убеждённость основана на том, что использование профессиональных средств, традиционных для советской архитектуры, не может привести к иному решению; дело в том, что этими средствами решается лишь первая, материальная структура переулка — камень, бетон, стекло, металл — и не больше.

Логика такого решения очевидна — существует бесспорный хаос форм, необходимо ликвидировать этот хаос, заменить его чёткой и цельной системой стеклянных, каменных и металлических плоскостей.

Несложно увидеть, что подобное решение, которое внешне выглядит весьма радикальным, является наиболее примитивным из всех возможных. В самом деде, как это просто — протянуть сплошную ленту витрин на двести с лишком метров, протянуть сплошной козырёк на те же двести метров, подвесить под козырьком через равные промежутки информирующие надписи, и... обретается желанная цельность. Ведь это же действительно элементарно — по чётной стороне переулка верхнюю отметку витрин под шнурок, пройти весь фронт островных витрин одной столяркой... и обретается желанная цельность.

Если только в достижении цельности такого рода заключается задача решения пространственной системы, тогда действительно всё очень просто, правда, несколько смущает то, что подобной цельностью обладает любой забор, но зато ведь ликвидируется хаос форм. К тому же стеклянные заборы так мило смотрятся на маленьких изящных макетах. Правда, скорбящие лирики (В. Солоухин «Письма из Русского музея») утверждают, что такая простота «хуже воровства», но ведь они не профессионалы и не знают, что ценой потери своеобразия обретается желанная цельность.

Так вот, не вступая в дискуссию о художественности или антихудожественности разной простоты, мы зато можем без труда убедиться, что главный аргумент создателей простоты и цельности — ликвидация хаоса форм, — к сожалению, не соответствует действительному положению вещей. В самом деле, двухсотметровая стеклянная витрина, накрытая двухсотметровым козырьком, создаёт видимость цельности, но только видимость.

Стеклянная стена издали — это лёгкая, полупрозрачная или зеркальная стена, та же стеклянная стена при взгляде в упор, в тени козырька — это только то, что находится за стеклом. Наверное, не нужно доказывать, что когда мы смотрим на улицу через окно, то «не видим» ни переплетов, ни шпингалетов, ни стекла. Точно так же, когда мы идем вдоль витрины любой протяженности, мы не воспринимаем ни её конструктивной цельности, ни одинаковых деталей архитектурно-конструктивного решения, они не существуют для человека, который смотрит сквозь стекло. Цельность подобного архитектурного решения существует только на макете или в более чем условном перспективном рисунке, то есть это цельность мнимая, мифическая. За этой мифической цельностью прячется хаос форм, цветов и знаков никак не организованной проектом гигантской витрины — выкладка товаров, композиции на тему и вне темы, интерьеры торговых залов.

Попробуем отвлечься на время от любой цельности — сложной или простой, от конкретной предметно-пространственной системы архитектурного решения. Нам необходимо рассмотреть особый Столешников переулок — не дома, не стены, не тротуары, нам необходимо рассмотреть воспринимаемую систему зрительных остановок, которая соединяется, хотим мы этого или не хотим, в цельную зону восприятия.

Двести с лишком метров Столешникова переулка сегодня это:

62 надписи-вывески магазинов и пунктов обслуживания,

4 надписи-вывески учреждений,

75 витринных окон с самостоятельной композицией,

2 рекламных щита,

11 торговых киосков и телефонных кабин,

47 прочих информационных знаков и надписей.

Итого: на каждые три шага по Столешникову переулку приходится в среднем две знаковые системы, обладающие внутренним строением различной сложности, — две зрительные остановки. Это в среднем — на самом деле информационная насыщенность переулка неравномерна, — если разбить его от Пушкинской улицы на четыре равных отрезка, то соответственно можно различить с одной точки: 9, 9, 16, 12 и 6 крупных зрительных остановок, наиболее контрастных к окружению.

Добавим, что надписи всякого рода выполнены в ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ различных шрифтов, а иногда можно услышать жалобы на однообразие. Итак, два полюса: реально существующий хаос воспринимаемых форм и запроектированная (мнимая) целостность, опирающаяся на сознательное казарменное единообразие. А реконструкция переулка действительно необходима. Очевидно, задача носит промежуточный характер — обеспечить целостность действительного восприятия пространственной системы переулка и сохранить необходимое внутреннее разнообразие элементов этой системы. С тех пор, когда Росси проектировал Михайловский дворец, решая абсолютно всё — от фундамента до рисунка на декоративной вазе, прошло много времени, архитектура зданий и сооружений выделилась как отдельная область проектирования, и у архитекторов просто нет профессиональных средств решения подобной задачи.

Но если подводят традиционные средства архитектуры, то, может быть, приложив соответствующие усилия, можно получить «объективное» научное решение? Это, конечно, очень соблазнительно — получить строгое доказательное решение: столько-то шрифтов таких-то, столько-то витрин с определёнными пропорциями и определённой насыщенностью и т.д. И спорить тогда не о чем, раз уж «объективное» и научное, то говорить нравится или не нравится не имеет смысла. Разделяя всеобщее почтение перед возможностями науки, мы всё же вынуждены подчеркнуть, что ни одна из развивающихся научно-экспериментальных, дисциплин не может дать рецепт подобного решения — это для неё слишком сложная задача. Мы можем воспользоваться некоторыми готовыми данными экспериментальных исследований и обобщений — например, то, что более девяти элементов человек не может воспринять одновременно, что оптимальная насыщенность плоской экспозиции колеблется в пределах от четырёх до шести десятых общей поверхности поля в т. п. Однако практически мы дальше ничего получить не можем. Дело в том, что в результате многолетней работы (без всякого преувеличения) эргономисты смогут сказать, какие из тридцати девяти шрифтов Столешникова переулка воспринимаются лучше, хуже или совсем плохо в условиях лабораторного эксперимента. Причем вряд ли удастся учесть цвет фона надписи — тридцать девять шрифтов и несколько цветов фона дают уже огромное число возможных сочетаний, я уж совсем не удастся учесть взаимное влияние рядом расположенных надписей и предметных композиций. Но ведь подобный результат, имеющий большое значение для специальных задач (скажем, шрифт аварийных надписей), нам практически ничего не может дать. Проектируя систему восприятия переулка, мы не имеем возможности рассматривать надписи отдельно от иных зрительных установок, с ними равноправных, а вопрос различимости в лабораторных условиях имеет меньшее значение, чем включение надписи в общую композицию витрины. Точно так же обстоит дело и с любой другой задачей проектирования восприятия сложной предметно-пространственной системы. Проектная задача такого рода выполнима только с использованием специфических методов и средств художественного проектирования. Это значит прежде всего, что переулок для нас — это не дома и не асфальт, а суммарная картина, складывающаяся из зрительных впечатлений и сильно отличающаяся от реальной архитектуры переулка. Таким образом, для нас не существует разновысоких зданий — при движении по переулку шириной десять — двенадцать метров, насыщенному зрительной информацией, высота зданий сверх пяти-шестиметровой полосы «не существует».

Художественно-проектный подход к задаче означает, что реальная (воспринимаемая) ширина переулка включает интерьеры торговых залов, видимые снаружи, то есть «реальная» (для восприятия) ширина переулка меняется от десяти метров между глухими, до двадцати — между открытыми фасадами зданий. Художественно-проектный подход к задаче можно выразить предельно просто — мы должны решать не переулок, а интерьер, и у нас есть все возможности использовать многочисленные методы и средства проектирования» выработанные для интерьеров.

Казалось бы, что, собственно, меняется, если мы будем считать переулок интерьером? Легко убедиться, что меняется всё: переулок — длинный коридор между рядами домов, и пока он остается коридором с проездом и тротуарами, мы можем работать фактически только на «фасадах» — стенах коридора. Переулок — коридор, длина которого определяется случайно: и сто, и двести, и триста метров, он не имеет фиксированной длины, и за редчайшими исключениями (улица Росси, например) отношение ширины к длине абсолютно случайно. Как только мы начинаем решать интерьер, мы имеем все возможности членить его на зоны, изменять его пропорции, изменять его воспринимаемые размеры в полном соответствии с поставленной задачей.

Любопытно, что в проектном предложении Моспроекта переулок реально становится интерьером — автомобильное движение убирается в параллельные дворы-проезды, но авторы предложения, мысля традиционными понятиями, этого не замечают.

Итак, нам нужно решить большой торговый центр, интерьер которого имеет значительную длину и сложную конфигурацию (мы ведь включили в него торговые залы). Мы должны решить систему этого торгового центра как целостную структуру, но для нас это система восприятия, а не система узлов и деталей. Нужно одновременно упорядочить хаотическое нагромождение форм и сохранить максимальное своеобразие отдельных частей, нужно, наконец, сделать эту систему гибкой, меняющейся, и самое главное, эта система должна быть скрытой, незаметной, не должна осознаваться зрителем как внешняя и сухая структура. На естественно возникающий вопрос — как это сделать — художник-проектировщик должен дать ответ, который с первого взгляда может показаться парадоксальным: как угодно. Количество возможных воспринимаемых решений практически бесконечно, причём основное, генеральное решение в любом варианте остается одним и тем же. Для того чтобы Столешников переулок стал интерьером (правда, ещё не решённым), достаточно приподнять проезжую часть до уровня тротуаров и единой системой покрытия (однородным «полом») — однотонной, многоцветной, мозаичной — совершенно безразлично, — пройти весь интерьер, включая арки-проезды и торговые залы. Уже этот элементарный прием превращает переулок в пассаж, «гульбище», — мы уже не заставляем системой тротуаров идти прямолинейно, уже этим приемом мы преобразуем прямолинейное движение, которому невольно подчиняется человек, везде идущий по тротуару или вдоль тротуара, в свободную «толкучку». И уже только после этого системой любых приемов мы можем скрыто организовать эту толкучку, придать ей внутреннюю упорядоченность.

Совершенно очевидно, что интерьер протяженностью свыше двухсот метров не может восприниматься одновременно с одной точки, хотя и возможно построить перспективный рисунок, изображающий такое восприятие. Поэтому, естественно, необходимо некоторое членение этого интерьера по длине на ряд последовательно следующих «помещений», свободно перетекающих друг в друга. Организовать такое членение можно бы любыми средствами. Мы можем перекрыть отдельные участки сплошным навесом или ажурной пространственной структурой, несущей элементы рекламы и информации. Чередованием открытых и крытых участков мы можем задать определённый пульсирующий ритм внутреннему пространству переулка-интерьера, объединенного единым рисунком пола. Мы можем отсечь любой закрытый или полузакрытый участок зоны отдыха, летним садом или кафе, расположенным посреди «переулка», направив движение в обход через торговые валы магазинов. Мы можем превратить интерьер-переулок в чередование «залов» и прозрачных лабиринтов, образованных из отдельно стоящих витрин и киосков. Можно использовать систему перекидных мостиков, объединяющих интерьер переулка по второму этажу магазинов, кафе, пунктов обслуживания. Ещё раз необходимо подчеркнуть, что любой на подобных вариантов в равной степени может выполнять поставленную задачу создания целостной системы восприятия. Любое из перечисленных решений, объединяющих различные приемы в одну систему, может быть достаточно гибким, способным к постоянному изменению деталей.

Единство системы восприятия в любом из формальных, внешне воспринимаемых вариантов общего решения обеспечивается скрытой модульностью построения пространственных членений. Модуль не должен быть слишком мелок — тогда он не будет работать в крупномасштабной системе; модуль не должен быть слишком крупен — тогда он не работает в мелких членениях; размер модуля всякий раз определяется сообразно масштабу решаемого пространства. Пространственная модульная система открывает, естественно, ещё больше возможностей для свободной и одновременно упорядоченной композиции, чем плоскостной модуль журнальной или книжной графики.

Построение модульной системы восприятия означает создание скрытой жёсткой системы пространственных членений при любом материале заполнения пространственной ячейки. Одну и ту же роль метрически упорядоченной зрительной остановки в пространстве интерьера-переулка может в равной мере выполнять и витрина, и надпись, и предметная композиция, и знак, и скульптурная вставка — любой контрастный к окружению элемент. Проектируя место таких элементов, систему этих мест, мы решаем свою задачу, используя любые формы, поэтому выбор того или иного варианта по любым экономическим или вкусовым основаниям практически не имеет значения. Очевидно, именно так и обстоят дело с задачей реконструкции Столешникова переулка, возможно, любого аналогичного переулка, но не больше — уже задача реконструкции улицы, несущей автомобильное движение, требует совершенно иного подхода.