1. Проект есть проект, а жизнь — это жизнь, им никогда
не встретиться? И есть ли меж ними связь? Есть, конечно,
но в том-то и парадокс культуры (один из многих), что это
опасные связи, а встреча происходит на далеком меридиане.
Всё зависит от проекта. Один — это готовый набор приемов,
тягучих, как жевательная резинка, хоть сейчас в руки прорабов.
Другой — идея, отчаянная и дерзкая, которую реализовать
невозможно или не нужно. И опять все непросто.
Дерзкая — по какому счету? По сравнению с обыденностью,
с другими идеями, в профессиональном гамбургском счете?
В ряду с Арзамасом или Ауровиллем, с работой энского ЗНИИЭПа
или хотя бы Бурль Маркса?
Реализовать невозможно — в каком смысле? Нельзя, потому
что и подумать страшно, что можно? Или потому, что некому
работать экскаватором, как резцом, а грейдером — как шпателем?
Или потому, что красок не хватает?
Несть числа риторическим вопросам, и нет на них единого
ответа — каждая творческая задача умирает в одиночку.
2. Микрорайон выдумали американские прагмутописты. Этакая
новая община, племенная стоянка XX века, и чтобы соседи
возлюбили ближнего своего, а конфликтов и одиночества не
стало, и чтобы сделать все это просто: недорого и уютно.
|
Е. Архипов. Л. Бердников, А. Гусаров,
О. Шелепугин. Микрорайон. Архангельск (Генеральный
план). Консультант А. Ермолаев
|
Микрорайон радостно подняли на щит наши градостроители
в пятидесятых годах, предварительно подвергнув, разумеется,
идею критическому переосмыслению: утопизм выкинули, прагматику
оставили. До школы — 1000 шагов, до неведомого центра невиданных
общественных процессов — 1000 шагов, до остановки автобуса
— 500 шагов. В статье А. Рябушина (см. «ДИ СССР», 1971,
3) об этом хорошо сказано, можно не повторять.
3. Оделись микрорайонами земли — северские, галицкие, задонщина
и дикое поле, творчески перерабатывая характерную для передвижной
живописи тему: всюду жизнь. Жить, однако, хочется красиво,
всем хочется, и ничем этого иррационального хотения из мыслей
не вытравишь. А красиво — во всяком случае для тех, кому
не все равно, — это везде по-своему. И хотя потребность
жить обязательно по-разному отнюдь не входит в число фундаментальных
законов природы, есть такое человеческое убеждение.
4. А как по-разному и из чего разнообразие взять — непонятно.
В строчку дома поставят — одинаково, беленькие макеты в
рисунок «фантази» уложат — опять одинаково, искусство там-сям
расставят или развесят — снова одинаково. Ясно, вроде, что
на место и его характер надо опереться, а как это сделать
— опять же неизвестно, и в СНИПах об этом не сказано ничего.
5. Архангельск — город старый, а микрорайон новый, хотя
дома устарелого типа. Ни церкви, ни погоста, чтобы сначала
сломать, а потом восстанавливать. И леса не видно. И река
в стороне. Кусок деревушки рядом (у реки, конечно, — зря
изб не рубили) — для живописи на тему «старое и новое».
Традиций у места нет, или их никто не знает, что то же самое.
Задача называется: «озеленить и благоустроить».
Полная свобода творчества, а, как известно тем, кто в творчестве
всерьёз, нет ничего горше полной свободы. Изо всех сил начинает
тогда человек искать, чем бы себя ограничить, и бегство
от свободы — главный критерий, по которому можно любой меры
талант отличить от гениальности из породы солнцеловов, которая
не знает страха перед свободой.
6. Для людей квалифицированных есть три типа ограничений,
позволяющих вообще говорить о проектной задаче и оценивать
решение.
— Современный уровень профессионализма с его правилами
игры.
— Собственные знания и способность к творческому произволу.
— Те характеристики места, которые можно считать объективными,
данными сознанию художника как факт. Они не исчезают от
того, что о них не думают, хотя придавить их можно довольно
успешно.
|
Микрорайон. Фрагмент
|
Первое легко сводится к нескольким «простым» установкам:
пространственность, внутренняя сложность, непредугадываемость
детали по целому, открытость к изменению и разному восприятию,
цветность, включение человека как формы среди форм и как
соавтора системы форм, включенного в ее жизнь самодеятельностью.
Второе (мы говорим о профессионалах, дилетантизм не в счет)
должно совпадать с первым плюс умение выбрать цель и двигаться
прямо, надев шоры на время решения задачи. Плюс смелость
взять на себя право выбора из равновозможного.
Только вхождение в третье дает ключ к первым двум.
|
Микрорайон. Фрагмент
|
7. В самом деле, полностью соблюдая
перечисленные выше правила, можно по-разному добиться снятия
обыденности, вывертывания ее наизнанку, без чего нет разрушения
стандарта. Можно, уничтожив сантехническую логику микрорайона,
заменить ее внутренней логикой цветного мира, построить
в пространстве сложную систему развития цветовых пятен,
растяжек, контрастов и нюансировки (с учетом широты, долготы,
локального колорита по временам года и всего прочего). Для
этого нужно проходить цветом по архитектуре, не обращая
на нее внимания, раскрашивая землю, дороги, зелень и небо
(нет ничего проще, если использовать прозрачные экраны),
скамейки, людей и кошек.
Можно, перечеркнув все, что расположено выше партера, как
несущественное, создать развернутую систему переходов, мостиков,
площадок, залов — огромный насыщенный интерьер в масштабе
кносского дворца или форумов. Можно расчленить пространство
микрорайона на автономные интерьеры со своими законами использования
и пластического построения, создав еще особую магистральную
связь между ними. Можно густо насытить единое пространство
десятками оазисов разного назначения и облика.
Можно еще многое — нужно, выбрав, быть последовательным.
Но в любом случае возникает опасность заменить одну монотонность,
созданную зданиями и разрывами между ними, другой монотонностью,
одно типовое — другим. Можно, конечно, представить себе
великолепную пространственно-цветовую, живописно-объемную
систему, сделанную чисто формально и лишенную при этом внутренней
монотонности. Однако сделать её даже только в виде проекта
гораздо сложнее, чем вообразить: монотонная упорядоченность
упорно лезет в окна. Создать обладающий внутренним смыслом
хаос способны или гений вроде Гауди, или сама хаотическая
в столкновении конфликтных целей массовая деятельность людей.
|
Центр
|
8. Отсюда в сенежском проекте возникло стремление войти
в смысловой уровень объективных характеристик места, войти
в него профессиональным языком графики. Отсюда многие десятки
рисунков, изображающих типы новоселов в характерных ситуациях,
во всем их поддающемся осмыслению разнообразии. Пенсионеры,
трактующие приподъездное пространство как завалинку, — особая
насыщенная жизнь наблюдателей и мемуаристов. Дети, которые
везде похожи, но к которым везде относятся по-разному, и
от этого они становятся разными сами. Конкурирующие группы
современных менестрелей, и их потребность в декоративном
самопроявлении. Бабушки, коляски и прочее. Каждая такая
ситуация обрастает (по необходимости уже в рисунке) требованиями
в масштабности, цветности, разреженности, зрелищности окружающей
микросреды.
9. Когда собраны и осмыслены типы нужных пространств и
их пластике можно вернуться к началу — как собрать их в
единое целое, соответствующее профессиональным правилам
игры. В сенежском проекте избран необычный ход и очень традиционный
одновременно. Можно разработать центр микрорайона так, чтобы
в любом ракурсе, с любой дистанции он был главным. В античных
Помпеях не было зелени, но каждая улочка упиралась в зеленый
склон, создавая эффект присутствия зелени. Здесь нужно создать
эффект присутствия центра в любой точке микрорайона. Значит,
центр должен обладать развитой пластичностью, лишенной монотонности.
Начисто лишены монотонности лишь формы живого. Авторы проекта
уложили на место центра огромную человеческую фигуру — отдыхающего
атлета, Голема из земли и камня, кустов и деревьев. Эта
фигура вместила все типы необходимых ситуаций, это скульптура,
в которой живут.
10. Голема можно увидеть только с птичьего полета, то есть
его нельзя увидеть. Зачем он тогда? Это лишь особое проектное
средство, лишь способ организации (один из способов) целостности
разнородных пространственных задач, это особая проектная
игра, потому что проект — это не слабая копия будущей жизни,
а особая творческая реальность.
В процессе пластической конкретизации уже внутри проекта
Голем стал терять жесткую определённость, местами сливаясь
с фоном. В отличие от недавно реализованного под Парижем
района, где полупроявленная человеческая фигура отлично
играет роль катальной горки, оставаясь собственной скульптурой,
Голем — не скульптура, а скульптурный метод организации
пластической целостности. Это не подражание льстецу, который
предлагал Александру превратить в скульптуру гору Афон,
вложив в ее ладонь город Александрию. И не подражание одинокому
труженику, динамитом превращающему отрог Скалистых гор в
галерею портретов великих американцев. Это один из возможных
проектных методов.
|
Структура решения
|
11. Голем стянул на себя содержание проекта: преображение
внутреннего пространства перепланировкой дорог для машин
в дороги для людей; слияние партера с первыми этажами зданий
и растворение лежащих выше этажей в небе (цветом); включение
оставшихся на берегу изб в ткань в виде живого музея и т.
д. Необходимые мелкие пластические единицы детских площадок,
беседок, бассейнов и прочего не нуждаются уже в острой образной
индивидуализации — они всегда видны на фоне сложной пространственной
скульптуры, обогащаясь за ее счет и подчеркивая ее масштаб.
12. Спорно ли решение? Вопрос лишен смысла — бесспорным
решение может быть лишь при невозможности принять другое.
Будет ли реализован проект? Безусловно, но по-иному, косвенно,
через развитие в конкретизации. Проект— особая реальность,
а метод — только тогда метод, эксперимент — тогда эксперимент,
если они есть основа для множества практических результатов,
а не одного единственного.
|