|
Сочетание слов «наглядная агитация» в обыденной речи давно обкаталось
в привычное название специального жанра художественной деятельности.
За ним уже не улавливается содержательное значение двух слов,
каждое из которых имеет собственное богатое культурным и историческим
содержанием смысловое поле, а в своем неслучайном и поразительно
удачном соединении образующее гибкое, широкое, ёмкое и пластичное
понятие. Если реконструировать первичный смысл слов, составляющих
привычные выражения, то агитация здесь — и информация, и пропаганда,
и «побуждение» в собственном смысле слова, а наглядная не от «глядеть»,
а от «вглядываться», не «предстать взору», а «приковать взор».
Успехи наглядной агитации в последние годы скромны в силу известного
невнимания к формам профессиональной организации «пленения взгляда»,
что в совершенно преобразившейся городской среде стало гораздо
сложнее, чем раньше. В самом деле, полвека назад Дзига
Вертов предлагал высвечивать вдруг на экранах под ногами прохожих
лозунги, хлесткие, как удар бича, раскатывающиеся по недрам сознания,
как эхо в горах. Тогда это было немыслимо по одним техническим
причинам (ни проекторов, ни пленки), сегодня по другим, тоже
техническим: сквозь лес ног любой лозунг был бы так же неопознаваем,
как не опознается на полу подземного перехода московского
метро (что от «Проспекта Маркса» к «Площади Свердлова») каменный
орнамент венецианской площади Аннунциаты. Полвека назад мооровское
«Ты записался добровольцем?», наклеенное на афишную тумбу, возвышающуюся
над тротуаром, било, как выстрел. Сегодня, чтобы получить тот
же эффект, нормальный «плакатный» размер нужно было бы разогнать
раз в пять, чтобы его «вес» не был перетянут цветовым массивом
городского транспорта.
Плотность зрительной информации на улицах наших городов возросла
в десятки раз — одно это заставляет в корне пересмотреть
представление о технике искусства наглядной агитации. Полвека
назад учившиеся грамоте — восемь, а то девять из каждых десяти
— жадно вглядывались в каждый лозунг и каждую вывеску, исследовали
их по складам, от их аршинных букв поднимаясь к газетному
набору: ни радио, ни телевидения. Сегодня улицы принадлежат
новому поколению, узнавшему, как выглядит мир сначала на телевизионном
экране, грамотному с шести, а то и с четырёх лет, поколению, изучающему
технику сверхскоростного чтения, чтобы справиться с лавиной текстов;
если же глаз реагирует на текст как считывающая приставка ЭВМ,
художественную технику наглядной агитации пересмотреть заново
решительно необходимо.
Наглядная агитация есть всегда убеждение посредством образа —
зримого (изображение, символ, эмблема) или представимого, вспыхивающего
в сознании под воздействием слова. Поэтому текст, не способный
вызвать в воображении образ-вспышку, должен непременно сопровождаться
зримым образом — в противном случае при всей его весомости ему
нечего делать в жанре «наглядная агитация». Это не сложно, но
в сегодняшних работах необходимое деление текстов по этому вполне
ясному для художника признаку, сплошь и рядом отсутствует.
Хотя агитация и подразумевает обращение к каждому в отдельности,
как бы идя навстречу его желанию присоединиться ко всем остальным
в симпатии или неприязни, в стремлении к одним действиям
и неприятии других, на деле эти «каждые в отдельности» всегда
составляют группы — возрастные, профессиональные и т.д., и фактически
наглядная агитация — обращение к группе так, как если бы группа
была индивидом, личностью. Стратегия агитации заключается таким
образом в безошибочном ориентировании: кого, когда, где и
как агитировать. Невключение хотя бы одной из координат в
ориентирование делает агитацию недейственной.
Даже артистично выполненный призыв повысить урожайность полей,
обращенный ко мне, проезжему, на шоссе, расходится с целью — без
всяких к тому оснований начинаешь испытывать неловкость от того,
что не можешь участвовать в нужном, но не в своем деле: нарушен
принцип точности адресата.
Обращаться к спешащему на работу, равно как и к усталому после
работы человеку, на улице с призывом сдавать вторичное сырье —
и бесцельно, и бестактно, тем не менее принцип согласования
во времени нарушается беспрестанно.
Агитировать в пользу подъёма производительности труда в городском
парке — всё равно, что дуть против ветра, но ведь и принцип точной
локализации тоже нарушается повсеместно.
Те же принципы (разумеется, отделять их друг от друга можно только
методически, они всегда слиты) — стержень эффективной информации
и пропаганды. Родственные агитации, они вместе принципиально отличаются
от неё направленностью, тогда как друг от друга — скорее лишь
«количественно» (мы берем сейчас не содержательно-смысловой их
аспект, а чисто функциональный, так сказать содержание по характеру
их воздействия на адресата): пропаганда — акцентированная
информация, информация, как бы пропитанная перспективой цели,
обрамлённая в каркас определённо направленной действенности, информация,
косвенно формирующая отношение. Если агитировать можно только
кого-то, то информировать можно только о чём-то,
пропагандировать что-то. Если целью агитации является само
воздействие, отношение прямо и непосредственно, то пропаганда
осуществляет эту генеральную задачу посредством образа чего-то
предельно конкретного: вещи, услуги, навыка. Соответственно на
человеке-адресате и агитация и пропаганда смыкаются, действуя
взаимодополнительно, они усиливают друг друга: можно агитировать
молодежь идти в военные училища или ехать на дальние стройки и
можно пропагандировать — в первом случае уровень знаний, получаемых
в современной военной школе, во втором — широчайший выбор возможностей,
открытых строителю КамАЗа или Байкало-Амурской магистрали. Смыкаясь
на конкретном адресате, агитация и пропаганда тем не менее существенно
различны по тактике и профессиональной технике: агитируя, сосредоточивают
внимание на самом адресате; пропагандируя — на объекте пропаганды,
обращаясь ко всем и каждому так, чтобы потенциальный адресат сам
определил, что обращение направлено ему лично. Тем самым пропаганда
не столько переубеждает или предъявляет что-то впервые, сколько
доубеждает, помогает оформиться уже складывающейся внутренней
установке, часто становится внешним импульсом, проявляющим уже
давно зревшую готовность — вступить ли в училище, ехать ли на
КамАЗ. Умелая пропаганда имеет принципиальное значение в ситуации
колебания, в ситуации выбора приблизительно равных возможностей
— именно поэтому пропаганда, сопутствуя агитации и усиливая её,
является мощным средством регулирования и перераспределения интересов,
стремлений, отношений.
Неоценимая важность содержания предъявляет к наглядной агитации
как образно-художественной форме требование соответствовать самому
современному уровню профессионального знания, и на сегодня — это
область художественно-проектного творчества, то есть только художественных
навыков и умений здесь явно недостаточно. Во многом утратив художественно-проектное
мастерство наглядной агитации первых революционных десятилетий,
мы почти не приобретали нового, зачастую ограничившись типовыми
схемами: лозунг — плакат-панно — плакат — лозунг.
Проектирование в системе образно-художественных средств тем отличается
от породившего его изобразительного искусства, что концентрирует
внимание не на произведении, а на том, кто его будет воспринимать.
Но подобное проектирование перестало бы быть художественным творчеством,
превратилось бы в производство, во всём подобное промышленному
производству, но будь в нём категорически обязательного требования:
каждая внешне сугубо типовая задача должна решаться как уникальная.
Уникальность задачи вовсе не означает творческого каприза. Напротив,
это жёсткое требование проектной дисциплины мышления, всегда имеющего
поддающиеся чёткому выявлению опорные горизонты. Один из них всегда
задан специфичностью адресата агитации или специфичностью объекта
пропаганды (практически всегда присутствующих в задаче вместе,
слитно); второй определяется реальной неповторимостью места в
среде жизнедеятельности человека, чёткой локализацией во времени
и пространстве.
Методический арсенал наглядной агитации требует значительного
обновления, что уже никем не отрицается. Но впадают в ошибку
те, кто делает мгновенный вывод о спасении в науке, в поиске новой
магии чисел, с помощью которой расчёт задачи не требовал бы творческого
напряжения, а только технических художественных навыков. Ошибка
в том, что наука вообще нигде и ни в чем не замещает собой
искусства — у неё и задачи и средства другие (что, естественно,
не означает пропаганды «неведения» — научную информацию, если
таковая имеется, ещё нужно непременно «перевести» на язык взаимодействия
образов).
В то же время выход рядом. По соседству с наглядной агитацией
накоплен уже действительно огромный методический фонд художественно-проектной
деятельности, из которого можно почерпнуть очень многое. Это прежде
всего непрестанно аккумулирующийся в современном оформительском
искусстве композиционный опыт художественно-проектной работы с
пространством, насыщенным человеческим взаимодействием: обыденное
и праздничное лицо города, музеи, выставки, интерьеры, вещи и
т. д. Здесь уже не просто накоплены, а в значительной
степени систематизированы практические знания о том, как строить
портрет адресата, как создавать систему взаимосвязей между «где»,
«когда» и «как» применительно ко всему, на что могут смотреть
люди. Об этом и писалось и пишется много и повторять здесь методические
основы художественного проектирования нет необходимости; они к
тому же уже не умещаются в несколько страниц.
Известный интерес представляет и методический капитал западной
рекламы.
Её опыт тем полезнее, что ведь старой рекламы в стиле «покупайте...!»
практически уже нет: один из лидеров в этой области в США дизайнер
Льюис Ческин, заметив как-то, что сегодня рекламируется не обувь,
а изящная линия ноги, не апельсины, а здоровье, не косметика,
а юный облик, прямо указал, таким образом, что реклама слилась
о пропагандой того сложного комплекса, что известен под общим
названием «образа жизни». Раз это пропаганда (не случайно ведь
именно специалисты рекламы стали организаторами комплексного оформления
даже предвыборных кампаний), то отнюдь не бесполезно трезво и
критически использовать опыт тех, кто мастерски владеет умением
ненавязчиво, не грубо, исподволь доводить до адресата то
послание, которое предназначено «только ему». Нам чужды и проблемы,
и темы, и композиции рекламной патетики, скажем автомобильной
компании Форда, известной своим искусством находить путь к сердцу
потребителя; нам не пригляден принцип «цель оправдывает средства»,
но нам небезразлична скрытая за её конкретными решениями проектная
схема, которую не так сложно выявить в чистом виде и использовать,
например, в агитации горожан беречь окрестные зелёные зоны.
Ещё раз подчеркнем: западная реклама — именно методический капитал,
открытый трезвому анализу и использованию нами в наших целях,
при том, что её содержательная сторона была и остается объектом
бескомпромиссной и беспощадной критики как один из видов
буржуазной идеологии.
Кино, иллюстрации, телевидение — визуальная информация всё заметнее
выступает на первый план культуры.
Визуальная коммуникация, связь между источником послания и адресатом
— это прежде всего образ. Образ сцеплен со словом — если оно написано
и если не написано, а должно всплывать в памяти. Слово всегда
сцеплено с образом. Работа с пропорциями этого сцепления
— и в подразумеваемой, и в зримой, скомпонованной художником форме,
несущей ясную идею, — плоть и кровь наглядной агитации, искусства
убеждать, которому можно учить и учиться.
|
