|
Среди архитекторов страны воцарилась явная озабоченность,
если не прямое уныние. Вокруг бушуют страсти, возникают
зародышевые ядра политических партий, утверждаются новые
авторитеты и блекнут авторитеты прежние. А что в архитектуре?
В архитектуре на первый взгляд не происходит ничего. Ровно
ничего нового.
Всё так же крутится служивый архитектурный люд по не неуютным
и неудобным мастерским, как делал это десятилетиями. Всё
так же с немалым трудом закрываются планы работ, по множеству
причин расползающиеся под пальцами озабоченного начальства,
как гнилая ткань. Строго и точно говоря, общество так же
безразлично к архитектуре, как и прежде, если не считать
прочно (и не без оснований) утвердившейся убежденности в
том, что ничего хорошего от архитектора ожидать не приходится.
Все ещё достраиваются сооружения, которые лет пятнадцать
назад были почти уместны, но сегодня вызывают у людей хоть
с каким-то чувством времени недоуменное пожатие плеч.
И в то же время всё в угнетенном архитектурном нашем сообществе
пришло в движение, хотя снаружи слышны одни лишь скрипы
и шорохи. Архитектор – человек. Человеку свойственно мыслить.
Следовательно (если оставаться в рамках классической логики),
архитектору свойственно мыслить. Значит — осмыслять происходящее
вокруг и как-то примеривать на себя, на своё профессиональное
существование. Однако формальной строгости силлогизма явно
недостаточно для того, чтобы выжить. Вопрос в том, как именно
мыслить, чтобы вместе с профессией не выпасть вовсе из реалий
нелегкого завтрашнего дня.
Проблемы понимания или хотя бы сочувственно-безразличного
отношения к архитектуре сегодня понятным для всех образом
не существует. Не до того нам всем, и если возвышенный слог
выступления президента Союза архитекторов на первом Съезде
народных депутатов был как-то оправдан в то безумно далекое
время лета 1989 от Рождества Христова, то сегодня он невозможен
совершенно. Даже заговорить сегодня об архитекторе и его
деле смешновато — говорить можно только об экологии, которая
якобы всем понятна, пополам с экономикой, которая понятна
в стране одному из тысячи. Рассуждать о культуре не возбраняется,
но и только.
Проблема творчества (мне, честно говоря, недоступная: творчество
либо есть по факту, либо его нет) может продолжать существовать
исключительно в сознании некоторых весьма немолодых чудаков.
Проблема организации деятельности была реальностью пятнадцать
лет назад, когда мне доводилось пробовать обратить на неё
внимание в книге и
диссертации, от которой умело оставили рожки да ножки многоопытные
коллеги. Сейчас такой проблемы нет: мастодонтные проектные
институты либо перерождаются в ассоциации мастерских, либо
обречены на исчезновение в ближайшее время, кооперативы
не бедствуют, личные мастерские архитекторов помалу становятся
на ноги. В целом, разумно рассчитывать на то, что в ближайшие
два-три года от четырех до шести из каждых десяти архитекторов
останутся без работы.
Без привычной работы, что не означает без работы вообще,
так как многажды руганное нами наше профессиональное образование
всё же не дает пропасть ни в армии, ни в тундре, ни в городе.
Проблема заказа, заказчика есть в том смысле, что десятилетия
внешнего холуйства перед сильными с печально знаменитым
кукишем в кармане почти лишили нашего архитектора способности
общаться на равных с нормальными людьми, местами разучивающими
уже трудную роль заказчика. Эти нормальные люди необходимо
должны совершать все мыслимые ошибки, следующие из отсутствия
опыта и страстного желания делать добро. Архитектор умом
готов это понять, но понимает с невероятным трудом, если
ему более сорока лет. Этому надо учиться, но учиться уже
не хочется.
Не столько проблема, сколько совокупность персональных
драм, уйти от которых не удастся.
Проблема дефицита умения у архитектора есть — в том смысле,
что необходимо ещё признаться себе в том, что почти никто
из архитекторов не умеет: самостоятельно искать заказ, грамотно
и корректно участвовать в конкурентной борьбе за разум,
сердце и мошну заказчика, самостоятельно ориентироваться
в вариантах в пределах точно заданной сметы, внимательно
и с любовью относиться к маленькой задаче, не сулящей лавров,
презирать звания и должности, эффективно использовать персональный
компьютер, выращивать задачу вместе с заказчиком, не вводя
его в заблуждение, честно проводить экспертизу, не трепетать
перед начальством и мнением завистников...
Не столько проблема, сколько совокупность не столь уж сложных
вещей, которым придется научиться с большими ли, меньшими
ли персональными утратами. Жизнь заставит – научимся или
будем зарабатывать на пропитание реставрацией мебели или
вырезыванием силуэтов на пляжах (если не морских, то речных).
Проблема социальной защищенности профессии есть — в том
смысле, что без соорганизации сохранить профессию не удастся
вовсе, а при умной соорганизации сохранить её можно. Но
проблемы сохранения Союза архитекторов СССР нет – она была
год назад, когда вместе с немногими коллегами я пытался
убедить других заняться ею вплотную, в чем мы не преуспели.
Сегодня речь должна идти об ином — о формировании "лиги''
профессионалов, построенной как совокупность "гильдий"
урбанистов, менеджеров, ландшафтных архитекторов, гражданских
инженеров, педагогов-методистов, исследователей и иных.
Основанием же для становления таких гильдий станет тип заказчика,
который как именно тип оформится непременно за пару лет,
хотя и не без недоразумений. Непременным условием существования
гильдий станет их ассоциация, ибо при нашей малочисленности
выдержать натиск других профессиональных лиг на жёстком
ринге культуры по отдельности трудно.
Проблемы не усматриваю, задача есть. Решать её будет трудно
не в силу её сложности, преувеличивать которую нет оснований,
но из-за крепости мелких эгоизмов, способных на чрезвычайную
изобретательность в самозащите.
Проблема архитектурной школы – есть в том единственно смысле,
что до крайности мало тех, кто в состоянии решать задачу
её реформирования, с трудом завоевывая внимание молодежи,
опыт которой так чудовищно отличается от опыта всех, кому
более тридцати. Проблемы тут нет, есть беда, помочь которой
можно одним лишь, наверное, способом: заманивать "варягов''
и гнать в мир способных учеников, часть которых назло скептикам
непременно вернется.
Итак, проблем нет. Есть одни лишь затруднения, преодоление
которых теоретически вероятно, исторически неизбежно, практически
же растянется на время, длительность которого зависит отнюдь
не от архитектора. В сумме всё это означает, что архитектура
наша, насильственно лишенная свободного заказчика октябрьским
переворотом, статуса вольной профессии в ходе великого перелома,
превращенная в несколько выморочное занятие со времен оттепели,
обретает вновь шанс стать профессией. Многие из моих коллег
нежно привязаны к слову мастерство, я тоже, но при этом
убежден в том, что путь к мастерству лежит через суровую
школу подмастерьев в рамках профессионализма. Осмелюсь заметить,
что в виду жестоких капризов истории таких мастеров среди
активно действующих архитекторов страны уже не осталось,
кажется, ни одного.
Сам по себе понятный факт перехода на два языка в издании
журнала поначалу не более чем жест, сходство которого с
"СА" сугубо внешнее. И все же этот шаг принципиально
важен, потому что выражает намерение говорить с соотечественниками,
коих среди читателей будет по-прежнему большинство, как
с гражданами мира архитектуры, у которой все же одна всемирная
история.
|
