Как славно бывает
иногда ошибиться в прогнозе. К счастью, изложенный мной сценарий чрезвычайщины, вполне
правдоподобный, не состоялся. У старого медведя выпали зубы. Не
столь важно, недостало боевого духа или ближнее окружение сумело
убедить его, что нет уверенности в дееспособности управления или
что сатрапы откажутся подчиняться. Важен факт впервые Президент
согнул выю перед неумолимостью
фактов.
Возможно, впрочем и такое: господин
Примаков премьер на три месяца. Это не так дурно для Двора уж тем, что выдвижение
его в преемники маловероятно, и поднакопив силенок наш Президент, ничего и никому
не прощающий, найдёт-таки способ отмщения обидчикам. Так или иначе, но по
теперешним временам мысли у нас коротенькие сто дней
и так кажутся безмерно долгим сроком. Любопытнее сам феномен достигнутого
компромисса, каковой отнюдь не входит в стандартный свод национальных доблестей.
Лет двадцать назад меня озадачила концовка не помню уж чьего австралийского романа:
две дамы латентной лесбийской ориентации постигают истину и, оценивая отношение
к ним общества, одна из них произносит we are those whom they compromise. Подумайте,
какой длинной и неуклюжей фразой пришлось бы передать это по-русски: мы те,
за чей счёт они идут на компромисс. Занятно то, что более сложный и длинный глагол
"компрометировать" вживился в русский язык чуть ли не при Елизавете Петровне, а вот глагола "компромировать" не случилось.
Поздняя конструкция "идти на компромисс" самой своей природой выражает некий трагизм
- на компромисс идут как на плаху. Большевистская специфическая этика, как известно,
отнесла компромисс к числу смертных грехов, и уже советская эпоха отпечатала и
гнев и презрение к всякого рода соглашению в сугубо позитивной трактовке прилагательного
"бескомпромиссный". Бог его знает, может, Максим Соколов,
размышлявший в газете о тех странностях бытия, которые заставили его признать
за критикой власти со стороны КПРФ немалую долю достоверности, и впрямь попал
в точку. В кои-то веки слово "компромисс" и, более того, компромиссное деяние,
кажется, оказались на вооружении у наследников борцов со всякими компромиссами.
Если это на самом деле так, то нечто может меняться, и разговоры о социалдемократичности
нынешней КПРФ-ной верхушки не так уж лишены смысла. Всякому человеку, всё ещё пребывающему в здравом уме, понятно сегодня, что поле для маневра у любого властвующего
сжалось до узенькой дорожки между сциллами и харибдами. Увы, абсолютное большинство
по-прежнему верит, что Земля плоская, и в этом отношении грустно-забавны рассуждения
досужих публицистов о карточной системе и т.п. Для того, чтобы такую систему не
просто декретировать, но ввести (чтобы карточки "отоваривались" хоть чем-то),
нужны запасы, которых в необходимом объеме у центральной власти нет и не предвидится.
Ввести карточки означает взять на себя ответственность за их валидность, равно
как ответственность за дееспособность системы концентрации, хранения, распределения
и доставки это иногда могут сделать муниципальные или региональные власти (и
в той или иной форме уже делают), тогда как Центру такая опасная игра ни к чему,
и он обречен на то, чтобы сохранять частичные признаки рынка. Я отнюдь не отказываюсь
от той части сценария, где утверждалось, что расширение многоукладности, широкая
диверсификация форм комбинирования рыночных и административных затей является
куда более вероятной схемой развития событий, чем прямая конфедеративность. В
любом случае Россия уже необратимо вступила на дорогу усекновения полномочий федерального
центра, структурного перераспределения полномочий между ним и территориями. |