|
Когда в начале 1990-х в России начали появляться
архитекторы с малознакомого Запада, это никого не могло встревожить.
В самом деле, были это все люди какого-то третьего разряда. Проекты,
которые они привозили с собой, ничего, кроме снисходительной усмешки,
не вызывали, и в целом они объединились в сознании с турецкими
строителями. Большинство из них убывало домой, подсчитывая убытки.
Кое-кто, из самых прозорливых, здесь осел. Такие, войдя совладельцами
в окрепшие архитектурные бюро, привнесли в них то, чего у нас
не было и быть не могло — опыт работы с инвесторами, с западными
техническими регламентами.
Затем наступила пауза. Наш архитектурный генералитет расслабился.
Как были руководителями мастерских, так и остались, только теперь
в роли законных владельцев приватизированного бизнеса. Те, кто
помоложе, с гигантским трудом продвигались на ведущие позиции,
дорастая до них лишь по преодолении полувекового рубежа. Всё,
казалось, устоялось и утвердилось.
Что теперь? На первом плане — недавние конкурсы, на которых победителями
оказались звезды вроде Перро с Мариинским театром или Фостера
с «Новой Голландией». Но ведь конкурсы организуют редко, объектов,
ради которых можно устраивать столь дорогое удовольствие, не так
много, а инвесторы во всём мире давно уже предпочитают сами проводить
тендер, не уступая право судить независимому жюри. И вот свежая
информация. В Москве, в промзоне на Шарикоподшипниковской улице,
будет строиться бизнес-парк по проекту Захи Хадид. По словам генерального
директора «Доминион-М», то есть инвестора, проект Захи Хадид был
выбран в результате тендера из 10 предложенных вариантов. «Наша
компания будет первой, кто начнет проект Хадид в Москве»,
— сказал генеральный директор Владимир Мельник. По его словам,
в рамках проекта планируется построить 9-этажный офисный центр
асимметричной конфигурации. Общая площадь здания составит 21 900
кв. м. Фасады предстоит смонтировать из алюминиевых панелей —
«хамелеонов», которые будут менять оттенок в зависимости от угла
зрения и степени освещённости. Поскольку звезда-архитектор хотела
видеть в качестве генподрядчика «известную компанию,
имеющую опыт строительства подобных зданий», в партнеры была
выбрана австрийская фирма «Альпенбау». Гораздо интереснее то,
что уже без всякого конкурса какой-нибудь обширный «элитный» городок
(«Парк-Лейн») в Москве проектируется англичанами. А при обсуждении
состава технического задания на проектирование крупного микрорайона
(я был приглашен как консультант, так что наблюдал весь процесс)
в той же Москве российский инвестор всерьёз задумывался: не махнуть
ли рукой на местных зодчих и не пригласить ли сразу какого-нибудь
Криера? Всё же банк решился провести закрытый конкурс на концепцию
застройки. В конкурсе приняли участие семь творческих групп первого
ряда. Из этих семи лишь один приблизился к тому, чтобы и точно
ответить на техническое задание, и проявить при этом достаточно
изобретательности.
«Ренова-Строй», взявшись проинвестировать целый, по сути, город
на один млн кв. м в Новосибирске, рассмотрела проект, предложенный
российскими зодчими… списала затраты, заказала проект французам
и вот-вот начнет стройку. Только что завершился тендер на проект
бизнес-школы в Москве — школы, создание которой финансируется
исключительно отечественными предпринимателями, без какого-либо
участия государства. Совет программы, недурно изучив кампусы университетов
нового поколения, предпочел жёстко ограничить свой выбор — в тендере
участвовали исключительно западные архитекторы.
Тенденция, однако. Но, пожалуй, особенно выразительна информация
иного рода, и не из столиц. Строительный холдинг «Девелопмент-Юг»,
оперирующий в Краснодарском крае, справедливо отказался от варианта
покупки остатков проектного института советского образца и создал
собственную проектную мастерскую. Это раз. Половина из семи десятков
её сотрудников стажировались за рубежом. Это два. После анализа
рынка холдинг привлек к сотрудничеству два проектных института
из… Шанхая. Если дело и дальше пойдет таким образом, изрядному
количеству российских архитекторов придётся ограничить свои аппетиты
работой для мелких заказчиков и интерьерами.
Что происходит? Ровно то, что происходит с российским бизнесом
в целом. За редкими исключениями, успешные новые предприятия,
во-первых, создаются на ровном месте, вне старых стен, от которых
исходит густая эманация неэффективности, а во-вторых, непременно
нанимают топ-менеджеров из-за рубежа. Увы, отечественная архитектурная
«машина» ничем не отличается от любого другого бизнеса, и начинается
её слабость со студенческой скамьи. У нас культивируется артистизм
«картинки», которая — для неопытного взгляда — очень похожа на
настоящий проект, но таковым не является. К сожалению, культивируется
сочетание снобизма и воинствующего невежества, тогда как тот факт,
что со второго-третьего курса наши студенты, пропуская лекции
и семинары, работают в проектных мастерских, в большинстве случаев
никоим образом не означает, что они осваивают профессию в
её современном понимании. Они в основном заняты созданием трёхмерных
картинок на компьютере. То, что они все умеют рисовать гипсовые
слепки, замечательно. И впрямь, их западные сверстники этого не
умеют. Зато на Западе знают, что только двое из ста выпускников
архитектурных школ мира смогут пробиться хотя бы во второй эшелон
профессии, а все прочие фактически останутся «техниками». Нашим
студентам кажется, что социологические знания, умение общаться
с заказчиком, изощренная способность аргументировать каждую линию
и каждый рубль сметы — это все их не касается. Печально то, что
изрядная часть профессуры поддерживает это заблуждение.
Между тем, нравится это кому-то или нет, но от архитектуры в
её модели даже не XIX, а XVIII века в современном мире не осталось
и следа. Звездные имена, персональные бренды — это вывески на
достаточно крупных проектных институтах, значительную часть «рабочих
лошадок» которых составляют студенты-стажёры и выпускники-стажёры,
что, кстати, дает немалую экономию. Если приглядеться к структуре
таких институтов, станет очевидно, что маркетинговые и рекламные
службы занимают там ведущие позиции, что огромный объем расчеётных
работ, включая сметные, передается по контракту узкоспециализированным
внешним фирмам. Самые крупные, самые устойчивые проектные институты
живы за счёт того, что учреждают филиалы в городах, на время становящихся
центрами активности инвесторов (в какой бы стране ни находились
эти центры), давая им огромную долю самостоятельности, но удерживая
у себя аналитику рынка, рекламу и высокоспециализированные службы.
Становится очевидным, что «семейный» тип мастерской уцелел только
в тех случаях, когда пара архитекторов берётся за любую работу,
будь то мостик через речку или перестройка придорожного кафетерия.
Не просто берётся, но и не пытается выйти за масштаб такой работы.
Во всех прочих случаях семейный бизнес в архитектуре исчез — на
его месте оказалось компактное ядро, тогда как расширение и сжатие
второго контура строго следует колебаниям конъюнктуры. Я наблюдал
за эволюцией нью-йоркского бюро среднего масштаба. В течение трёх
тучных лет мастерская разрослась до 80 сотрудников, затем была
пара тощих лет, когда она ужалась до 30 — заказчики оплачивали
эскизный проект, что не покрывало и собственных расходов бюро,
но так и не делали следующего, выгодного для него шага. Затем
фирме удалось пробиться на стремительно расширявшийся китайский
рынок, и она опять разрослась до сотни человек, а затем на китайском
рынке стало тесно, и… мои друзья обнаружились в Москве.
|
