|
Справедливости ради полезно заметить, что ни один известный мегаполис
не может служить образцом демократической формы управления. Мегаполис
для этого слишком велик и слишком сложен. Однако Москва, которую
семимильными шагами уже догоняет Санкт-Петербург, конечно, штука
особая. Был в её истории момент, когда на перестроечной волне
едва народившееся ТОС (территориальное общественное самоуправление)
подняло голову. Я свидетель и участник этого процесса в Хамовниках,
у Харитония, в Левшинском переулке. Начавши с распределения
гуманитарной помощи, ТОСы, в руководстве которых было много дельных,
образованных людей, очень скоро занялись инвентаризацией земли
и недвижимости и продвигались к тому, чтобы взять её под
контроль. После присно памятного путча московские власти быстренько
свели эти притязания к нулю, вслед за чем деятельность этих структур
практически сошла на нет.
Мне довелось стать участни ком импровизированной группы, которая
за одни сутки расчертила Москву на 125 муниципальных районов вместо
советских районов, дабы поскорее ликвидировать райкомовско-райисполкомовскую
структуру. Мечталось, что новые районы станут чем-то вро де лондонских
«боро», избранные органы которых контролировали бы всю деятельность
в пределах их юрисдикции. Но, когда тут же возник институт префектур,
являющихся выносными элементами московского правительства, а позже
возник институт районных управ, стало ясно, что жителям участвовать
в реальном контроле над непосредственным своим окружением не придётся.
Лишенные полномочий даже в том, что касается озеленения (денежное
дело), районные советы очевидным образом декоративны, и отнюдь
не глупые жители фиксируют это обстоятельство ничтожным участием
в местных выборах.
Горожанам остался разрозненный, локализованный протест по поводу
всякой конкретной ситуации «уплотнения», монотонно завершающийся
почти всегда их поражением. Отмобилизовать общественные силы в попытках
защитить очередной памятник (палаты на Хитровке — из последних
по времени примеров) или детскую школу-студию иногда удаётся,
но опять-таки в каждом частном случае.
Пока что сила солому ломит: в отличие от слепого бунта, борьба
имеет смысл тогда лишь, когда имеет хотя бы мизерные шансы на
успех. Сейчас такого шанса нет, в частности потому, что федеральная
власть московских дел старается не замечать, а СМИ почти никогда
не трогают священных коров нашего мегаполиса, который — в полном
соответствии закону — и не город вовсе, а губерния.
Недавний шум вокруг Генерального плана — прекрасная иллюстрация
немалой изощренности. Формально общественное обсуждение было и
в целом прошло мирно, и десятки тысяч помет в журналах то же есть.
Другой вопрос, что обсуждать всерьёз сложнейшие проблемы мегаполиса,
в котором без динамита уже нельзя решить транспортную проблему,
можно при соблюдении трёх условий. Первое — рассматриваться должны
варианты, а не единственное решение, которому можно адресовать
лишь частные замечания. Второе — общественному обсуждению должна
предшествовать независимая профессиональная экспертиза. Третье
— от имени и по поручению крупных городских общественных организаций
должны выступать эксперты и эксперты-юристы, чтобы обеспечить
равенство шансов. Так оно и делается в мире с 70-х годов прошлого
века. Но так не делается у нас. Впрочем, заметим, что в Петербурге
при обсуждении известного «кукурузного початка» с протестующими
обошлись куда жёстче.
Что обсуждать частности, когда политика московской власти по
отношению к мегаполису предметом обсуждения ни разу не становилась.
Что это такое — «внебюджетные финансовые потоки»? Что за зверь
такой — авиакомпания правительства Москвы»? Каковы инвестиции
Москвы по стране и за рубежом? И какова их эффективность? Почему
нас не слышали, когда десять лет назад мы
прогнозировали транспортный коллапс и указывали не слишком
тогда сложные меры его предотвращения?
Таким вопросам несть числа. Я не мог получить ответ на подобные
вопросы от хорошо знакомых депутатов Московской городской думы,
пока они в ней ещё были, — они сами не могли выяснить происходящее,
а теперь и спрашивающих не осталось. Не знаю, вследствие чего
г-н Платонов, увлекший за собой г-на Кузьмина, так оскорбился,
что покинул обсуждение в Общественной палате РФ, и к Марату Гельману
у меня сугубо филологическая претензия: я бы сказал не «жадность»,
но «алчность», что было бы куда элегантнее.
Вот уж кто несомненно в выигрыше, так это всевозможные конфессии,
кроме разве что особенно нелепых в России кришнаитов. Этнические
группы в целом приспособились к московским нравам. Нашлась группа
отважных, которая бьется за создание здесь Общественной палаты,
каких уже десятки по стране, — за её формирование по своим правилам.
Желаю успеха, но позволю себе усомниться. Вот ведь в Екатеринбурге
настругали новенькую Общественную палату, при этом полностью проигнорировав,
что таковая там существовала с начала 90-х, так ведь даже мнения
у нее не спросили.
Интеллектуальный же класс столицы отчасти прикормлен прижизненными
музеями и тому подобными радостями жизни, отчасти опаслив, зная,
что много есть способов порушить или хотя бы сильно затруднить
дело, которым живет его, класса, сочлен. В большинстве же сей
класс впал в ступор, неподражаемо охарактеризованный Салтыковым-Щедриным
в первых строках «Современной Идиллии»: годить надо.
|
