|
Кроме собственной истории, собственного неповторимого
лица у каждого города есть ещё и инженерная "начинка".
Есть своя внутренняя, закрытая от туристов жизнь, в которой у
горожан складываются — или не складываются — отношения с соседями
по дому, внутри квартала, отношения с местным руководством ЖКХ
и с городской властью. Заглянем за кулисы единственного в нашей
стране бесспорно постиндустриального мегаполиса — Москвы. Специалист
по проектированию и созданию городской среды, архитектор, социолог
и культуролог Вячеслав Глазычев отвечает на вопросы нашего корреспондента.
— В своё время вы были автором некоего проекта
превращения Москвы в образцовый коммунистический город,
как раз когда это было очень модно и политически востребовано.
Ваша разработка, помнится, ходила наравне с самиздатом. Что там
было?
Глазычев В.Л.: Боже упаси, я не собирался превращать
Москву в образцовый коммунистический город и никаких проектов
на этот счёт не вынашивал. Идея родилась вовсе не в моей голове,
она шла из ЦК КПСС и пользовалась особой поддержкой нашего
главного идеолога М. Суслова. Тогда развернулась целая кампания
по этому поводу. А я,я всего лишь решил прикинуть, во что она
может обойтись государственному бюджету, если будет не только
провозглашена, но и реализована. По моим представлениям речь шла
всего лишь о превращении Москвы в нормальный порядочный город
по европейским меркам.
Это был случай играть всерьёз, с абсолютно серьёзным лицом. Вы
хотите образцовый
коммунистический город? Хорошо. Для этого надо практически
заново создать весь жилой фонд, потому что жильё абсолютно никак
не соответствовало этой высокой задаче. Конечно, я очень скромничал,
тогда и фантазия наша была весьма ограниченна. Исходил из к тому
времени среднеевропейских 30 квадратных метров на человека.
Плюс фактически полная реконструкция всех инженерных сетей. Что
с ними могло произойти, мы сегодня прекрасно видим, а специалисты
понимали уже тогда.
Плюс кардинальная перестройка метрополитена. Он до сих пор остается
совершенно безумной конструкцией, повторяющей прежний — берлинский
— проект: линии идут вдоль улиц, как бы повторяя наземный
транспорт, вместо того чтобы завязывать узлы линий там, где надо.
Уже когда этот проект закладывался, был другой, лондонский: на
наиболее нагруженных участках до пяти линий идёт параллельно,
подхватывает и растаскивает потоки. Плюс новые линии, без которых,
как тогда уже было ясно, при таких расстояниях не обойтись.
В 1978 году я не мог опираться на западные стандарты и расчеты.
Оставались города Министерства среднего машиностроения: у ВПК
денег было немерено, а их замминистра был в душе Давид-строитель,
ему доставляло удовольствие возводить города, такие как Навои,
Тольятти, и там все идеалистические требования советского градостроительства
были выдержаны. А я знал их реальные затраты. Дальше уже требовалась
только арифметика. И коммунизм в отдельно взятой Москве, по моим
подсчетам, должен был обойтись стране в два годовых бюджета СССР.
Тогда это было около 320 миллиардов условных рублей, а у меня
получилось порядка шестисот.
— Большую часть этих денег действительно необходимо было потратить
на город, безотносительно к коммунизму?
Глазычев В.Л.: Конечно.
— И что?
Глазычев В.Л.: А ничего. Интерес к теме товарища
Суслова стремительно упал после этого, и мою работу стали терять
в одном кабинете, другом, третьем. Я напечатал всего-то 50 экземпляров.
Тогда я в полном соответствии с советским ритуалом отослал по
экземпляру всем главным архитекторам 15 союзных республик — на
отзыв. Не придерешься. Так ограниченный тираж рукописи вышел в
свет.
Сегодня ясно видно, насколько я тогда недосчитывал: масса вещей
мне и в голову не могла прийти.
— На какие же деньги предполагалось приводить город пусть
не в коммунистический, так хоть какой-нибудь порядок?
Глазычев В.Л.: Советская система этого вообще
не предполагала. Допускалось одно: строить панельные квадратные
метры в нараставшем объеме. Больше ни на что средств не было —
всё съедал ВПК.
— Без магазинов и автобусов люди не могли жить…
Глазычев В.Л.: Автобусы "вешались" на
промышленные предприятия, так что если строился КамАЗ — то
были деньги на трамвай, а если не строился, то и денег не было.
Некоторые города — Путивль, например, — за год могли
проложить не больше 400 метров водопровода. Такая политика предопределяла
крах ЖКХ. Я, как и все специалисты, это знал, хотя не представлял
себе масштаба: не было никаких общих данных, только по доверительным
разговорам какие-то кусочки.
У этой любопытной работы были забавные продолжения. Когда после
известных событий Москву с азартом резали на совсем другие районы,
чтобы советских не осталось, меня к этой работе привлекли. Тогда
был расцвет территориального самоуправления — движения ТОС,
и я работал с некоторыми ТОСами в старом центре. Там были
очень интересные люди. Они знали, чего хотят: контроля над своей
территорией. Начинали проводить первичную инвентаризацию помещений
на своих территориях — пустующих, дурацки используемых. У
них были уже маленькие коммерческие проекты — как на крыше гаража
можно поставить тепличку и так далее. Потом их обвинили в
сочувствии путчистам, и все тихо закончилось.
— Любимая фраза многих наших урбанистов: города без горожан.
А тогда могли появиться горожане?
Глазычев В.Л.: Могли.
— А с другой стороны, как перестраивать, да и просто благоустраивать
город, если каждая локальная общность горожан отстаивает свои
интересы — как она их понимает. Интересы разных групп даже на
одном пятачке направлены чаще всего в разные стороны…
Глазычев В.Л.: Так это особая работа: проектировать
каждое изменение городского ландшафта вместе с горожанами, превращать
их из вечно всем недовольных жителей в соавторов таких проектов.
На то существуют профессионалы. Я на собственном опыте убедился,
что это вполне возможно, более того, только такое сотрудничество
создаёт эффективное городское сообщество, которое в результате
делает любой город конкурентоспособным. Плюс толковая, дееспособная
городская администрация. Это очень важно. Вот из моих наблюдений
за малыми и средними городами Поволжья: два одинаковых города,
оба по сути посёлки вокруг одного-двух заводов, которые, как им
и положено, "лежат", поскольку их продукция никому не
нужна. В одном вместе с заводом "лежит" и город: население
спивается, муниципальное имущество давно растаскали, бедность
и неухоженность. В другом чистенько, порядок и люди при деле.
При каком? А мэр тыкалсятыкался, как бы использовать простаивающие
мощности и накопленную заводом груду металлолома, и подрядился
изготавливать из него тележки для багажа канадским аэродромам.
Дешево и сердито. Потом наши аэропорты проснулись: такая корова
нужна самому — стали заказывать все больше и больше. Эти контракты
именно мэр нашел, дал людям работу, пополнил городской бюджет,
привел город в порядок.
Проекты выживания города не обязательно придумывать каждый раз
заново, можно опереться на чужой опыт. На опыт голландского Дельфта,
превратившего свою слабость — болотистые грунты, подтопляемость
— в силу, создав крупнейший в мире научно-исследовательский центр
строительства на слабых грунтах. Или испанской Барселоны, которая,
перенимая парижские методы, сумела стать одним из крупнейших конгресс-центров
мира. Или город Бильбао в северной Испании, выигравший конкурс
на право разместить у себя филиал Нового музея современного искусства
Гуггенхайма и рискнувшего принять его совершенно экзотический
проект.
— И при этом надо не забывать о городском хозяйстве…
Глазычев В.Л.: Конечно, городом надо заниматься
как целым, а не как набором очень дорогих площадок для строительства
домов. Проблемы вопиют, как в Москве, по которой, как известно,
ездить весьма затруднительно. Нет расчета сети новых проездов
и стоянок под них — а делать это необходимо было до того, как
приступать к строительству Третьего кольца. А ведь была возможность
изрезать огромные куски территории, которые освободились при сносе
пятиэтажек на периферии между МКАДом и Третьим кольцом: настоящието
пробки именно там, а не в центре (хотя и в центре непросто проехать).
Но ведь каждый квадратный метр стал стоить сумасшедшие деньги,
до проездов ли… Профессионалов никто не слушает, профессионалы
транспортники просто уходят, вымываются.
— Сколько лет нашим коммуникациям! Насколько я понимаю, часть
московской канализации служит с 20-х годов…
Глазычев В.Л.: Часть и раньше. Но как раз канализация
ещё ничего: бетон, керамика — материал прочный. Гораздо хуже с
водопроводом: агрессивные воды и токи быстро сжирают металл. Да
ещё провалы искусственные: за картой подземных вод, по сути, никто
не следит. Хороший городской гидрогеолог — человек штучный, да
и его никто не спрашивает и не слушает. Поэтому все время возникают
промывы и проседания под новыми домами даже с вполне надёжными
фундаментами.
— Опять двойной бюджет страны нужен, чтобы всё это исправить?
Глазычев В.Л.: Тут намного важнее денег постоянный
зондаж, мониторинг. Столица, естественно, ориентирована на фасад,
и это неплохо, фасад — вещь хорошая. Но заниматься трубами, лифтами,
электропроводкой скучно.
А у нас хуже всего именно с ней: большинство пожаров сегодня
— из-за перегрузки старой электропроводки. И дело тут не только
в чубайсовских мегаваттах, но и в обычных квартирных киловаттах.
Энерговооруженность домашних хозяйств выросла в разы, людям же
никто не объясняет, что такое предельная мощность, что нельзя
одновременно включать стиральную и посудомоечную машины, чайник.
Все это, вместе со сложной механикой городского хозяйства, особенно
в мегаполисе, надо изучать в школе, вместо того чтобы на москвоведении
нараспев декламировать про нашу славную столицу.
— Все-таки Хрущёв вытащил людей из коммуналок, из подвалов…
Глазычев В.Л.: И это было великое дело. Тогда
считалось, что через 25 лет мы всё это снесем и построим новое.
С тех пор планировка квартир, конечно, стала лучше. А коммуникации
— они под землей, их не видно.
Сегодня 9-этажки — первый кандидат на превращение в трущобы.
Маленькие, очень неудобные квартиры, при этом очень дорогая эксплуатация,
потому что лифты и все прочее хозяйство. Оттуда исчезают все,
кто может себе это позволить. Остаются самые слабые, социально
уязвимые, и именно на них стараются переложить все заботы о поддержании
дома в порядке. Что будет? — Трущобы.
— А 5-этажки?
Глазычев В.Л.: Да их все меньше. На их место —
на те же, заметьте, сети коммуникаций — сажают дома все выше и
выше. Между прочим, в небоскрёбах Нью-Йорка люди живут только
на Мэдисон авеню, там колоссальные квартиры, страшно дорогие в
эксплуатации, живут там очень богатые люди, у которых есть ещё
и дома или квартиры в другом месте. У нас это особенно опасно,
что показал пожар на Мосфильмовской. Купили одну гигантскую пожарную
лестницу и таскают её с места на место по городу, естественно,
никуда не успевая. А теперь будут строить высотки в 40 этажей,
чуть ли не 200 небоскрёбов на московской негодной глине. Это все
прежнее безумное увлечение квадратными метрами; их скупают банки,
банки играют на повышение, и никто не может предсказать, когда
этот мыльный пузырь лопнет, но лопнет неотвратимо. Тогда эти небоскрёбы
станут разорением и для жильцов, и для городского бюджета.
— А по-другому бывает у нас?
Глазычев В.Л.: Екатеринбург, например, строит
новый огромный кусок города рядом со старым: крупнейший инвестор,
очень приличный проект, сделанный французами, транспортник — англичанин,
специалист по инженерии крупного массива. Наши проектировщики,
к сожалению, умеют строить либо точечный дом, либо старый советский
микрорайон.
Но Москва — это гигантское скопление капитала. Выход же на пул
инвесторов — единственный способ задать правила игры и соблюдать
их.
— Как можно изменить эту ситуацию?
Глазычев В.Л.: Это уже довольно сложно, потому
что много времени упущено. Надо прокладывать новые линии метро
— не с кольца удлинять имеющиеся линии, а пускать параллельные.
Это безумно сложно, но никто не сказал, что невозможно. Абсолютно
необходима полная смена коммуникаций. Канализация ещё потерпит,
с водопроводом уже большие сложности, но главный кошмар — электрика.
— Тем более что в новых районах все на электричестве.
Глазычев В.Л.: Самые богатые дома делают свои
автономные генераторы. Поскольку им не дают подключения — некуда
уже подключаться даже за большие деньги, то выгоднее построить
свою электростанцию. Скоро в Москве будет множество маленьких
электростанций — отчасти эмчеэсовские передвижки, отчасти свои
в домах. Так же, как и с теплом: теплотрассы будут рваться и протекать
все чаще, гонять якобы кипяток и обогревать улицы становится все
дороже. Ещё в 99-м году я писал об автономном обогреве домов.
Германия все больше строит домов с пассивным теплобалансом: они
не требуют энергии, они её регенерируют многократно, очень часто
используют тепло подземных пластов. Газ-то дорог, и это становится
выгодным. Используют даже перепад температур на глубине 100-150
метров. Но мы к этому ещё и не подходили.
Не стоит впадать в такой уж катастрофизм. Земля под бывшими промышленными
предприятиями вполне поддается рекультивации: вывезти три с половиной
метров отравленного грунта, зато получить ещё и подземный этаж,
тут есть свои плюсы. Только цена эксплуатации становится неподъёмной
и для горожанина, и для бюджета города: мегаполис не может быть
дешевым.
— И что будет?
Глазычев В.Л.: Жизнь распорядится. Думаю, мы получим
принципиально разные городские зоны. 9-этажки и общежития (их
ещё полно) — с ними придётся работать по особым программам: социально-психологическим,
социальнополицейским, социально-медицинским и так далее. Другая
зона жилья относительно нового и потому дорогого, особенно если
она имеет свои автономные системы, которые обеспечивают тепло,
свет, даже воду: уже и свои скважины бьют, чтобы не зависеть от
городского водопровода, а свой насос у них и так есть, чтобы гнать
воду наверх. Это будут островки относительного порядка, все более
дорогого, но люди, которые смогли себе жильё там приобрести, смогут
его и поддерживать. С остальным непонятно: если, например, начальство
ДЭЗа или как бы он там ни назывался будет работать с опережением,
тогда есть шанс; иначе дома будут стремительно приближаться к
трущобам, а люди оттуда бежать.
— Можно ли на таком фоне ждать оживления инициативы самих
горожан?
Глазычев В.Л.: Отчаяние иногда приобретает конструктивный
характер. Тут одна беда: этот проклятый многоподъездный, многоэтажный,
многоквартирный дом — очень тяжелая штука. Товарищества ведь не
зря очень хорошо складывались в старых районах. Одно дело — 15
квартир и хозяев, совсем другое — 300. Очень нужно вырваться из
плена представлений о единственности модели многоэтажного, многоквартирного
жилого дома и заново осмыслить квартал как единицу городской среды.
|
