|
Каким должно быть жильё, чтобы человек чувствовал
себя в комфорте, безопасности и душевном равновесии? У каждого
на этот счёт собственные представления, сформированные жизненными
привычками и толщиной кошелька. Но есть и общие критерии, которыми
руководствуется развитое общество в жилищной сфере. Об этом в
беседе с корреспондентом «КР» размышляет ученый-урбанист, профессор
Московского архитектурного института Вячеслав Глазычев.
— Вячеслав Леонидович, как по-вашему, национальный проект
«Доступное и комфортное жильё — гражданам России», рассчитанный
до 2012 года, — это декларация или реально выполнимый план? Напомним,
что его основными целями названы развитие массового жилищного
строительства, государственная поддержка спроса на рынке жилья,
повышение качества жилищного фонда.
Глазычев В.Л.: Думаю, что улучшить свое жильё реалистично
для 60—70 процентов наших сограждан. Но от реалистичного до реального
всегда много шагов. Во-первых, для того чтобы жильё было финансово
доступным, нужно существенно сократить затраты на его строительство.
И такие возможности есть. Опыт ряда регионов показывает, что можно
строить вполне пристойное жильё в пределах 30 тысяч рублей за
квадратный метр. Более высокая стоимость искусственная — за счёт ренты чиновников, взвинчивания цены на землю и множества других
хорошо известных причин.
Во-вторых, совершенно не обязательно стремиться к тому, чтобы
все без исключения стали собственниками жилья. Это либеральная
химера начала 90-х годов. Ведь многим собственность просто не
нужна, и это нормально: примерно половина населения развитых стран
использует жильё в найм. Нельзя забывать, что человек, семья проживают
несколько жизней. Зачем, допустим, молодой паре связывать себя
одной квартирой раз и навсегда, когда вот-вот пойдут дети и потребуются
совершенно другие условия. Сегодня они учатся или работают здесь,
а завтра им нужно быть в другом городе. Жизнь не стоит на месте,
а значит, не может быть и неизменяемых потребностей.
Во всём мире понимание этого выражается в массовом предложении
жилья под съём. У нас же против него решительно выступали крупные
спекулятивные строительные компании, которые лоббировали соответствующие
законодательные акты. А также те самые наивные либералы начала
90-х, которым мнилась страна собственников.
— Ситуация как-то менялась или меняется в пользу строительства
съемного жилья?
Глазычев В.Л.: Совсем недавно при поддержке фонда
Бравермана (Федеральный фонд содействия развитию жилищного строительства.
— Ред.) Союзу российских архитекторов удалось провести конкурс
на лучшие проекты малоэтажного бюджетного жилья. Того самого,
что укладывается в искомые 30 тысяч рублей за метр. На то, чтобы
организовать такой конкурс, ушло 8 лет! Столько времени потребовалось,
чтобы преодолеть сопротивление влиятельных структур, включая Росстрой,
которые считали этот проект категорически ненужным: им важно продавать
дорого.
Идея такого строительства состоит в том, что важны не квадратные
метры как таковые, а их умная планировка. Если кухня хорошо спланирована,
освещена, то хозяйке хватит здесь и семи «квадратов». А подростку
— и четырёх в его собственном «купе»; главное, чтобы был отдельный
вход. Вообще же каждому члену семьи нужна своя дверь в своё личное
помещение, и в этом основа комфортного совместного проживания.
Вот, например, в начале 80-х канадцы ввели в Торонто правило для
малобюджетного муниципального жилья: каждое жилище должно иметь
самостоятельный вход с улицы. В результате многое изменилось,
начиная с того, что появилась «своя» кровля и исчез общий, тем
самым ничей подъезд. Выяснилось, в том числе, что в кварталах,
где исчезли общие подъезды, сократилась преступность.
В 30-е годы группа специалистов Госстроя изучала опыт малобюджетного
строительства в Германии. Через полвека в нашей стране этот опыт
был положен в основу строительства тех квартирок, с которых начинались
хрущёвки. Но был существенный минус — выкинули кладовку! С точки
зрения тогдашних идеологов, советскому человеку иметь барахло
не полагалось.
— Кстати, раз уж речь зашла о подсобных помещениях. В
одном из выступлений Вы сказали, что «английские чердаки спасли
великую английскую культуру». Что это означает?
Глазычев В.Л.: Если семья имеет традицию, она не
может существовать без чердака или чулана. Если нет того или другого,
последующее поколение, обустраивая свою жизнь, безжалостно выбрасывает
накопленное предыдущим, в том числе старые фотографии, альбомы,
книги... Прекрасно помню бум хрущёвского строительства, когда
на свалках валялись абажуры, комоды, другие предметы, за которыми
сейчас с горящими глазами гоняются антиквары. Этим вещам просто
не нашлось места в новой жизни. Так зажатость жизненного пространства
разрывает связь между поколениями, не позволяя передавать аромат
прошлых лет. В этом отношении так называемое избыточное служебное
пространство является фактором сбережения культуры. Поэтому я
и говорю абсолютно серьёзно: чердак, подвал, погреб, гараж были
и остаются ключом к наследованию культурных традиций.
— Всё-таки, что такое, по-вашему, удобное, рациональное
жильё?
Глазычев В.Л.: Прежде всего, не надо вылезать за
уровень пяти этажей.
— Сейчас обратное происходит.
Глазычев В.Л.: Происходит потому, что у нас господствует
спекулятивная схема финансирования — как можно больше «выгнать»
квадратных метров на как можно меньшем пятачке земли. А это значит
«гнать высоту», резко увеличивая стоимость жилья. Отсюда — башни.
Куда, к примеру, при этом люди денут свои машины, никого не интересует,
а значит, транспортный затор под высотным жилым домом обеспечен
по определению.
— Но по существующим нормам высотные дома должны располагаться
на значительном удалении друг от друга, а значит, иметь достаточные
функциональные площади вокруг себя.
Глазычев В.Л.: Такое правило есть. Но застройщики
всячески пытаются пролоббировать его отмену за счёт сокращения
или вообще устранения пункта о солнечном освещении квартиры. Мощное
строительное и инвестиционное лобби вообще стремится убрать какие
бы то ни было стандарты. Потому что господствует рвачество. В
мире так не строят. Высотное жилищное строительство сегодня рассматривается
как вариант «второго» жилья, когда люди, допустим, живут за городом.
— В шотландском Глазго один такой квартал получил зловещую
славу. Унылые, безликие полупустые высотки, частично отданные
иммигрантам, депрессивный ландшафт. Там время от времени происходят
самоубийства — люди выбрасываются из окон, даже специальные антисуицидные
сетки не спасают. Совсем недавно с 15-го этажа выбросилась целая
семья.
Глазычев В.Л.:
Это совсем другое, от чего, ещё раз говорю, давно отказались.
Есть примеры безумно дорогих огромных квартир для мультимиллионеров
в высотках, как, скажем, в Палисадах в Нью-Йорке. В целом же от
идеи высотного жилищного домостроения давно ушли. И на то есть
миллион причин, одна из которых — воспитать ответственного собственника.
Это когда человек чинит крышу сам, обменивается услугами с соседом,
нанимает шабашников или людей из профессиональной фирмы. То есть
когда он сам решает, как ему быть. Но у нас к ответственности
за собственность люди не готовы. Мало, что ли, примеров, когда
дама в соболях устраивает визг по поводу сорокарублевой надбавки
к содержанию консьержки?
— Да, нужна ответственность собственника. Но это звучит
как благое пожелание. Как осознание такой ответственности может
прийти в общество?
Глазычев В.Л.: Это тонкая и сложная настройка.
Но она будет тем эффективнее, чем больше малоэтажного жилья появится
в собственности, чем жёстче станет работа управляющих компаний
жилья в найм. Что гораздо быстрее произойдет, если это собственный
дом или блок в таун-хаусе, а не здание на 240—270 квартир. Есть
стальной социологический закон: своё — это своё. Заметьте, что
люди с безобразным отношением к общим лестничным клеткам могут
иметь вполне чистенькую, уютную квартиру. Это означает, что минимизация
коллективного и есть путь к ответственному собственнику.
— Если говорить о качественном, комфортном жильё, то
существуют ли здесь какие-либо стандарты?
Глазычев В.Л.: Строго говоря, их нет. Есть идеологический
стандарт, взятый с потолка: вот в Европе вычислили 40 квадратных
метров жилплощади «на нос», давайте и у нас так. Но, во-первых,
это невозможно для всех. Во-вторых, как мы уже говорили, дело
не в квадратных метрах, а в том, что собственная дверь важнее
размеров занимаемой площади. Поэтому недаром весь цивилизованный
мир считает не в метрах, а в комнатах, спальнях, к которым автоматически
прибавляются санузлы, кладовки и прочее. У нас же, кстати, под
видом элитарного жилья чаще всего продаются огромные, но отвратительно,
безграмотно спланированные территории. К тому же нигде в мире
не продают неотделанные квартиры, а у нас это стало нормой. Покупаешь
квартиру и ещё половину заплаченного отдаёшь на то, чтобы привести
её в жилое состояние. Это же безумие!.. Однако ввести стандарт
для жилья социального, в найм, возможно. Только не в квадратуре,
а типах планировки, и обязательно, повторяю, с удобными подсобными
помещениями.
Если говорить о малоэтажном строительстве, то и тут нужен выбор:
одному подходит усадебно-хозяйственный тип жилья, другому — полудачная
жизнь, третьему — постоянная, но чтобы ничего, кроме палисадничка,
не заводить. Это прежде всего ниша среднего класса, но она пока
не заполнена предложениями. Главная причина их отсутствия в том,
что не создана индустрия такого домостроения. А она должна возникнуть
по принципу «Икеи», где вы покупаете набор деталей, а дóма
собираете на свой вкус тумбочку или шкаф. То есть вы должны иметь
возможность купить крыльцо, лестницу, перегородку... Своеобразный
рекорд в этом отношении поставили англичане. В прошлом году они
продемонстрировали свой проект: односемейный дом, который собирается
за 24 часа. Он не только собирается в разных комбинациях из одного
набора элементов, но и перевозится одной фурой. Получается экономично,
рационально. Вот к чему нужно стремиться.
В принципе же только развёртыванием большой гаммы выбора можно
выяснить стандарт, реально существующий в обществе, каждому внутренне
понятный по одежке: это я могу себе позволить, это нет, это позволю,
когда наберусь сил. То есть жилищные стандарты — это не директивные
вещи, они выстраиваются с течением жизни.
— У нас любят говорить об «открытом обществе». Но, куда
ни ткнись, везде заборы. Самое маленькое ТСЖ огораживает себя
частоколом. Означает ли это, что человек, для того чтобы чувствовать
себя комфортно в современном городе, вынужден изолироваться?
Глазычев В.Л.: В развитых странах заборы в городе
запрещены. Их заменяют охрана домовладения, кнопки связи с полицией,
множество других вещей, обеспечивающих безопасность. У нас же
заборы, шлагбаумы появляются там, где их не должно быть, и это
означает, что люди боятся окружения, не доверяют милиции, стремятся
спрятаться. Так мы идем к ситуации, когда очень скоро по соседству
могут возникнуть районы относительно благополучные и районы трущоб,
районы-джунгли.
Вот смотрю я на панельные девятиэтажки с их крайне неудачными
планировками. Люди относительно успешные, с какими-то деньгами,
из них уже выбрались. Остается наименее обеспеченная часть, не
способная выдержать рост стоимости жизни, включая тарифы на жилищно-коммунальные
услуги. Что начинается? Развал, который невозможно предотвратить
никакими вливаниями из бюджета. Причем ужас в том, что разрушение
обветшавших коммунальных систем идет практически одновременно
в домах дореволюционной, довоенной и послевоенной постройки. То
есть именно там, где живет большая часть населения. Делаются гигантские
затраты на поддержание всего этого хозяйства, которое всё равно
будет продолжать разрушаться. И вместо того, чтобы перейти к новой
философии массового домостроения, вновь возводят 17-этажные дома,
обрекая людей на повторение того образа жизни, от которого мы
хотим уйти. Нужды в этом нет никакой. Но есть выгода для региональных
строительных корпораций и тесно связанных с ними местных властей.
И пока не будет по-настоящему открытого строительного рынка, ничего
не изменится.
— Но сейчас звучат опасения пострашнее. Я имею в виду
«рыночный» налог на жильё, который не сегодня-завтра заменит ныне
действующий символический налог, рассчитанный БТИ. Что произойдет
с горожанами и городской жизнью, когда он будет введён? Некоторые
социологи предрекают размежевание города на изолированные зоны,
где поселятся люди строго определённого достатка — со всеми вытекающими
отсюда последствиями, в том числе криминогенными.
Глазычев В.Л.: Это большое заблуждение. Нигде в
мире нет налога на жильё, рассчитанного из его рыночной стоимости.
А если взять, например, США, где налоговая область очень тонко
структурирована, то там действует сложная система коэффициентов
исчисления налоговых ставок. Условно говоря, если у вас есть дом
стоимостью 250 тысяч долларов, то налог вы платите только с 50
тысяч.
Опасения, о которых вы говорите, во многом вызваны расхожим,
но ошибочным мнением, что налог на недвижимость должен составлять
основу местного бюджета. Взять для примера ту же Америку. Там
недвижимость в пригородах среднего класса дает только 16 процентов
наполнения местных бюджетов.
У нас вообще очень плохо знают, как устроена муниципальная жизнь
в развитом рыночном и при этом социально регулируемом обществе.
В США, допустим, есть налог на занятие, то есть на квалификацию,
и он действует ещё с колониальных времен. Мясник платит в муниципальную
казну одну сумму, почтальон другую, адвокат третью, это такая
тонко разобранная форма. Кстати, этими вопросами очень вдумчиво
занимались Дмитрий Иванович Менделеев, блистательные экономисты
Иван Христофорович Озеров, Степан Борисович Веселовский. К сожалению,
их исследования в области налогообложения оказались никому не
нужны. Но есть попытки возобновить это дело. В Академии народного
хозяйства, где я работаю, осенью этого года ожидается открытие
магистратуры
по управлению территориями — начнём готовить специалистов.
— Вернёмся к вопросу о том, как человек ощущает себя
в своем городе. Есть такое понятие — видеоэкология. Оно подразумевает
воздействие визуальной среды на эмоциональное состояние человека,
его психическое здоровье. Есть специалисты, которые считают вредными
в этом смысле постройки со сплошными стеклянными скошенными поверхностями.
Глазу не за что зацепиться, взгляд скользит, «проваливается»,
возникает подсознательное ощущение тревожности, дискомфорта. Если
говорить об архитектурных приоритетах последних лет, такая проблема
действительно есть, или она надумана?
Глазычев В.Л.: Сказать, что её нет, было бы неверно.
Утверждать, что она именно такова, — преувеличение. Дело в том,
что делать здесь какие-то замеры чрезвычайно трудно. Но есть и
очевидные вещи. Это прежде всего безудержный разгул визуальной
рекламы в самых разных формах. В развитых странах этого нет. В
Великобритании действуют жёсткие правила, которыми установлены
предельные размеры шрифтов рекламных текстов, другие ограничения.
Название магазина не должно быть написано буквами выше 10 дюймов,
или 25—26 сантиметров. И таких пугающих циклопическими размерами
буквенных изображений известных брендов, что размещают в Москве
на крышах домов, в том же Лондоне просто не может быть.
Но слишком много спекулятивных суждений на эту тему и очень мало
полновесных исследований. Есть прекрасная книга моего коллеги
и друга Александра Аркадьевича Высоковского «Визуальные образы
городской среды», где представлена хорошая коллекция примеров
того, как город может «смотреть» на человека, не раздражая его.
Нужно разбирать и скверные образцы, как, например, это делалось
в журнале «Декоративное искусство
в СССР». То есть требуется компетентный разбор конкретных
ситуаций. При этом, в идеале, должно быть, как в Лондоне, жёсткое
нормирование. Ведь на праздник в похоронном платье не ходят, и
наоборот, джинсы на похоронах оскорбительны, а это естественное
правило у нас весело игнорируется.
|
