|
После шестичасового обсуждения Госдума необходимым большинством
приняла в первом чтении Закон о монетизации льгот. Впрочем, это
только так говорится: закон. Это пакет толщиной в 400 страниц,
в составе которого отмена 41 закона и внесение изменений ещё в
155. Неполная минута на страницу. Однако не страницы же обсуждали,
в самом деле!
Имея некоторый
опыт разбирать тексты, я не без труда, но всё же уловил, о
чем речь. Не мне судить, что уловило большинство депутатов, голосовавших
как за, так и против, но похоже, что они так же, как две группы
пикетчиков, голосовали "вообще" — за или против самих
интенций политехнического по духу правительства.
Интенции недурны — заменить журавля в небе синицей в руках. Главный
аргумент звучит соблазнительно — нынешняя "пирамида"
из льгот просто создана для коррупции, новая же система выплат
обещает прозрачность. Беда лишь в том, что основная часть населения,
способного издавать звуки, несколько отличающиеся от мычания,
напрочь не верит ни одному слову, исходящему от правительства.
Правительство, со своей стороны, твердо зная, что ему важно доверие
лишь одного человека, даже и не пытается быть понятым кем-то ещё,
отбывая ритуал публичного говорения как тяжкую повинность.
Спикеры угнетённого человечества невозбранно доказывают, что
на выделяемые деньги нельзя купить ни путевку в санаторий, ни
порцию дорогого лекарства, как будто все нынешние льготники могли
бы в один миг устремиться в аптеку за лекарством или в собес за
путевкой. Со своей стороны, ни спикер правительства, ни спикер
Госдумы не умеют сколько-нибудь внятно объяснить, что речь идёт о сумме, сугубо статистически приходящейся на каждого нынешнего
льготника.
Так уж у нас повелось, начиная с и.о. премьера Гайдара, что власть
выражает себя крайне невразумительно. Дело не столько в том, что
Гайдар обладает не самой счастливой дикцией, сколько в его — и
многих его коллег — убеждённости, что птичий язык представляет
собой высшую форму коммуникации. Черномырдин потратил все силы
на вытеснение из речи ненормативной лексики, но, если не считать
восхитительных афоризмов, внятностью говорения похвастаться не
может. Кириенко говорил вроде бы понятно, но так быстро и так
настойчиво, что уж только этим вызывал у слушателей подозрительность.
Что бормотал про себя Примаков, понять было решительно невозможно
— запомнилась лишь манера повторять окончания фраз по два раза,
что убедительности речам не добавляет. Роскошный баритон Касьянова,
напротив, порождал у слушателя столь сильное эстетическое переживание,
что уловить смысл было трудно. Фрадков
говорить на публику только учится. Слышит ли Миронов то, что сам
же говорит, неясно. У Грызлова, Жукова, Грефа, Кудрина или Зурабова
с дикцией порядок, но и только. Один лишь Фурсенко
натурально, естественно внятен, но он погоды не делает. Один Чубайс
способен говорить
и жёстко, и понятно, но он, отойдя от публичной политики,
избрал молчание.
Все же любопытно, что именно скрывается за категорическим отказом
начальствующих прибегнуть к помощи специалистов, способных переводить
их на обыденно-культурный русский язык, — понятно, что не пресс-секретари
имеются в виду, ибо те не переводчики, а оформители текстов.
Догадка номер один заключается в том, что все эти высокочтимые
господа видят в себе скорее экспертов с властными полномочиями,
чем публичных политиков, либо вообще не в состоянии различить
эти столь несходные роли. Догадка номер два, которую, впрочем,
я тут же с негодованием отметаю, сводится к тому, что визири Большого
Дивана относятся к необходимости блюсти демократический декорум
с тайным внутренним отвращением и переступить через себя они не
в состоянии. Догадку номер три вычислить несложно: объективная
противоречивость ситуации, помноженная на внутреннюю конфликтность
целей и возведенная в квадрат за счёт разноголосицы лоббистских
устремлений множества групп, не позволяет добиться структурности
содержания каких бы то ни было программ. Отсутствие структурной
цельности по сути неминуемо проявляется в форме изложения, что,
кстати, наглядно отразилось в недавнем Послании президента.
В правдоподобии этой версии меня убедил недавний опыт анализа
федеральных целевых программ и в ещё большей степени — участие
в экспертном обсуждении некоторых из них. Представители государственных
заказчиков ФЦП либо безропотно принимали возражения, либо не могли
высказать сколько-нибудь чётких аргументов в пользу тех или иных
предложений, сформулированных собственными ведомствами.
Используя выражение скорее вульгарное, но точное, в большинстве
программных по имени предложений от различных ведомств проступила
откровенная халтура. Мучительно и неспешно продвигаясь снизу вверх
по этажам ведомственного миропорядка, эта халтура, похоже, меняется
только в деталях, значимых для тех или иных групп нажима, сохраняя
свою природу. Все это доползает до верхнего начальства, пробуждая
в нем сочетание отвращения с бессилием что-либо изменить, а это,
в свою очередь, не может не отразиться на форме изложения. В этом
заключена догадка номер четыре.
Отсюда затяжная патовая ситуация: шумелки с плакатами и без плакатов
(Явлинский, к примеру) шумят в своё удовольствие, речения же власть
имущих суть в действительности "молчалки", задекорированные
множеством слов.
Если вернуться к закону, по поводу которого весь шум, то не нужно
быть пророком, чтобы предсказать: за месяц до второго-третьего
чтений правительство вкупе с думским большинством пойдет на попятный
в ряде конкретных ситуаций. Сохранят, к примеру, комплекс льгот
для героев Советского Союза и героев России, отменять которые
с экономической точки зрения несущественно, а с политической —
просто глупо. В остальном же закон со всеми его поправками примут,
предоставив регионам разбираться со своими льготниками как сумеют.
Принять примут, но введение его в жизнь, скорее всего, на год
отложат.
|
