|
Слово «комфорт», ранее накрепко склеенное со словом
«буржуазный», т. е. «мещанский», вошло в российский обиход с позитивным
окрасом. Комфортные условия жизни не сходят с языка, однако при
обилии наклеек «элитный», «премиум», «эксклюзивный» освоение комфорта
происходит в наших реалиях с большим трудом.
Отчасти потому, что архитектурная школа не могла учить комфорту,
потому что профессура была знакома с ним только в давнем, дореволюционном
ещё формате, который в России не успел сложиться. Дворянские особняки
с их анфиладами — кстати, на редкость неудобными для обыденной
жизни — были не лучшим образцом. В советское ещё время сложилась
традиция, сохраняемая по сей день: комфорт связывают с большим
числом больших помещений, к тому же по-прежнему упаковывая их
всё в тот же узкий корпус. Отчасти освоение комфорта дается тяжко
ещё и потому, что людям, выросшим в хрущевских квартирках, тяжело
постичь собственные потребности.
Комфорт неотторжим либо от следования надежному стандарту, какой
обеспечен, к примеру, классическим британским таунхаусом, испортить
который почти невозможно, либо от личностной организации жизни,
для чего, как минимум, нужна поистине самостоящая личность.
Нередко для того чтобы добраться до сути сегодняшнего, полезно
забраться во времени подальше. В 20-е годы XIX века в одно и то
же время завершались две небольшие усадьбы. Одну строил папенька
Афанасия Фета. Другую строил, уйдя в отставку, президент Томас
Джефферсон. Усадьба Фета, стандартная по планировке, имитировавшая,
как водится, камень в дереве и штукатурке, так и не была вполне
достроена, тогда как дом в Монтичелло
не только был завершен, но и отлично сохранился таким, каким он
был в 1827 году.
 Джефферсон
был архитектором-самоучкой, влюблённым в Палладио, но прежде всего
он был человеком, познавшим самого себя. Джефферсон отталкивался
от палладианской виллы Ротонда, однако та была изначально рассчитана
исключительно на то, чтобы служить домом приемов, а президент-писатель
хотел прежде всего жить с максимальным удобством. В палладианской
вилле есть темные уголки, что автора Монтичелло не устраивало,
и он изобрёл треугольные «фонари» верхнего света.
Однако подлинным шедевром персонального обустройства пространства
является кабинет. Вернее, это два кабинета. Стена жёсткости, разделяющая
кабинет для литературных занятий от кабинета для занятий естественнонаучных,
прорезана двухметровым «окном», в котором хозяин расположил постель.
В ногах стояли большие часы, и Джефферсон вставал тогда, когда
мог различить стрелки на циферблате, а вставал он налево или направо,
подчиняясь исключительно первому импульсу. Достичь такой же пригнанности
дома к личности хозяина — это и есть комфорт.
|
