|
Вячеслав Глазычев, профессор МАрхИ,
член Комиссии
по пространственному развитию Приволжского федерального округа, сейчас
работает над результатами экспедиций
"по городам и весям" ПФО, инициированных комиссией. Вопрос
"Как друг друга видят и понимают жители и местные власти муниципальных
образований Приволжского округа?" — был главным в этих экспедициях.
Профессор Глазычев рассказал Стране.Ru
об основных сделанных им выводах.
— Какие цели были у экспедиций по "городам и весям" Приволжского
округа?
Глазычев В.Л.: Это ведь вторая
серия экспедиций. Первая
была в прошлом году, и её задача была простейшая — ответить
на классический некрасовский вопрос: как живут люди в России,
как выживают? Мы получили достаточно любопытные материалы, подтверждающие,
что живут по-разному, по-разному и выживают. Различий между отдельными
городками оказалось больше, чем между так называемыми регионами.
В этом году
мы отправили экспедиторов в чуть меньшее число мест, чем в прошлом
году городов. Не было нужды. В прошлый раз было 90 с лишним поселений,
сейчас — 60. Из них треть совпадает, т.е. мы имеем результаты
год спустя, что само по себе имеет большую ценность. Главный вопрос,
который ставился перед участниками нынешних экспедиций, был в
том, как друг друга видят и понимают жители и местные власти.
Мы "зацепили" большее число совсем маленьких поселений с населением
в три-четыре тысячи человек. Это даже и не города, а посёлки городского
типа.
— И каковы результаты экспедиций этого года?
Глазычев В.Л.: Главный результат подтверждает результаты
прошлогодних исследований. Пожалуй, перепады между точками А,
В и С ещё больше увеличились. Речь идёт о цивилизационных разрывах.
Здесь можно говорить о нескольких очень разных процессах одновременно.
Во-первых, проходит довольно интересная грань чисто количественного
характера между городами с населением до 100 тысяч человек и городами
с населением более 100 тысяч. В целом можно сказать, 100 тысяч
жителей — это определённый порог, выше которого начинает расти
градус интенсивности социальных, информационных, хозяйственных
процессов. Резко расти — скачком.
Второй очень любопытный вывод, который мы в прошлом году нащупали,
а в этом году в нем утвердились. Вопреки всем разговорам о так
называемых объективных факторах (если брать такие критерии, как
общий климат поселения, состояние домиков, заборов, улочек, колодцев
и всего прочего), никакой связи между этим состоянием и формальным
финансовым благополучием не просматривается. Сугубо человеческий
фактор, прежде всего в лице местной власти, оказывается во много
раз более весомым. Возьмем, например, достаточно богатый город
— Балаково, где и атомная станция, и крупные заводы работают,
и жители регулярно получают зарплату, довольно высокую относительно
средней по России (две-три тысячи для глубокой провинции хорошие
деньги). При этом — достаточно низкий градус средовой организации.
Или возьмем вообще никому не известный посёлок Вешкаема, или
Мирный, или город Гай. Моя старая любовь к никому не ведомым местам
дала здесь очень любопытный результат. Скачки просто грандиозные.
Причем между средними городами и "тысячниками" есть свои перепады.
Вот большой город Орск в Оренбуржье, а рядом с ним — большой промышленный
Новотроицк. Орск даёт ужасающую картину криминала и наркотиков,
а в Новотроицке этого нет, причём главной "стеной" на пути наркотиков
являются местные криминальные "авторитеты", которые не пускают
к своим "этих гадов". И это известно не только неофициально, но
и официально — на уровне администрации города.
Среди малых городов есть места глубоко опущенные, самоопущенные
и погружающиеся в воронку, из которой просто не проглядывается
выход. Например, все местечки, в которых расположены склады химического
оружия, живут одной мечтой: вот построят завод по уничтожению
этого самого оружия, тогда появится водопровод, построят новое жильё . Все одинаково, но при этом в какой-нибудь Удмуртии, в посёлке Кизнер наблюдаем это полное растворение в ничто, а какой-нибудь
Мирный, находящийся по соседству — Кировской области, — прелестный посёлок . Аккуратный, чистый, играет музыка, люди улыбаются друг
другу, ларьки торгуют, навесы выкрашены…
Вот вам тот самый человеческий фактор, игра случайности, по которой
там или сям оказываются люди, резко продвинутые, способные задать
норму и потянуть за собой других. И в этом году он проступает ещё сильней, чем в прошлом.
— Какие ещё выводы были вами сделаны на основе этих экспедиций?
Глазычев В.Л.: Два очень важных вывода. Я и раньше
догадывался, насколько недооценивается могучая инерционность не
лишённого позитива воздействия "доброй старой советской идеологии".
На самом деле происходят очень интересные процессы, по крайней
мере в "достатысячниках". Практически почти все активные персонажи
прогресса оказываются внутри городской администрации! То, что
должно было быть гражданской активностью, оказывается активностью
административной. И эта активность велика, она широко покрывает
все поля, от библиотек до кружков. Вы можете встретить все, что
угодно. В посёлке на 3 тысячи человек обнаружится секция таэквондо
и какой-нибудь немыслимый балет, какой-нибудь оркестр, который
с благословения администрации выступает на главной площади для
трёх тысяч человек. Эта деятельность настолько полна, настолько
широка, настолько охватывает все точки, что места для другой деятельности
просто не остается. Никаких пор, в которых могла бы проявиться
внеадминистративная активность, нет — все места заняты. Все точки
пространства заполнены. Это очень любопытный процесс, очень важный,
который надо как следует понимать.
Второе. Конечно, роль губернаторских княжеств гораздо больше,
чем можно было бы видеть. Например, "демократическая прописка"
губернатора Саратовской губернии Аяцкова может совершенно замечательным
образом сочетаться с абсолютной нетерпимостью к какому бы то ни
было своеволию на местах. То есть пирамида абсолютно жёсткая,
и функция прогресса приписана одному персонажу. Любая попытка
выбрать не того главу администрации немедленно пресекается одним
из трёх-четырёх известных способов.
Политическая окраска существует. Конечно, в Самарской или Саратовской
области компартия активна, насколько сейчас она может быть активной.
В основном, в старушечьем варианте. Забавно, что очень часто именно
коммунисты являются единственной конструктивной оппозицией. Оппозицией
своеволию, абсолютному монополизму власти, особенно в Башкирии.
Там коммунисты — единственная гражданская сила. Парадокс, но факт.
Сила, отстаивающая Конституцию, права человека и все прочее. Параллельно
существует Оренбургская область, в которой тихо, спокойно воссозданы
райкомы, на их пленумах одобряются целевые решения местных властей,
и без этого одобрения никакие решения не имеют шанса продвинуться.
Мы живем в лоскутном одеяле, и меру его лоскутности ещё только
предстоит осознать. Короче говоря, из трёх пальцев складывается
не одна фига, а чрезвычайно большое количество фигур.
— Из вашего рассказа можно сделать вывод, что активны
лишь местные власти, а общество безынициативно и пассивно.
Глазычев В.Л.: Не совсем так. Я недаром проводил
эту стотысячную границу между городами. Там, где есть филиалы
вузов, где есть контакты между школами, гимназиями, университетами,
которые находятся в областном центре, мы наблюдаем довольно любопытные
процессы. Именно с этого порога — сто тысяч населения возникает
шанс существования автономной прессы и телевидения. Часто независимые
СМИ в таких регионах, особенно если это республика, печатаются
"за границей", то есть в другой области, в соседней губернии.
И тиражи везут, как через финскую границу в своё время. Только
с этого порога возникают инициативы, которые в той или иной мере
подхватываются администрацией. Иногда, правда, и не подхватываются.
Есть парадоксы, когда, например, победитель на выборах мэра Новотроицка
пригласил сотрудничать своего главного, проигравшего на выборах,
конкурента и назначил его своим замом.
То есть, с одной стороны, происходит позитивное направление энергии,
с другой — оно административно оформляется. Возникают общества
спасения, являющиеся в известной степени дублем МЧС, но на уровне
гражданской организации, рано или поздно добивающейся признания.
Возникают достаточно сильные женсоветы, иногда это организации
"Родители против наркотиков". Повторяю, исключения бывают возможны,
но в целом порог пролегает где-то на городах со ста тысячами населения.
— То есть в городах с населением до 100 тысяч маловероятно
обнаружить активное гражданское общество?
Глазычев В.Л.: В малых городах гражданские союзы
ассимилируются администрацией, поэтому я бы не проводил здесь
очень резкую грань. Особенно если учесть, что в большинстве регионов
никакого местного самоуправления нет вообще. Есть некоторые городские
думы или советы, имеющие минимальные права, а мэра назначают.
С этой точки зрения и люди, работающие в администрации, скорее
ощущают себя представителями гражданского общества. Я бы избегал
такой лобовой примитивной схемы, по которой администрация — это
одно, а гражданские активисты — другое. По жизни так не получается.
В большинстве ситуаций они странным образом переплетаются.
— Какие ещё формы принимает гражданская инициатива в
городах Приволжского округа с населением свыше 100 тысяч? Как
взаимодействуют друг с другом институты гражданского общества?
Глазычев В.Л.: Мне неизвестны случаи их активного
взаимодействия, хотя я думаю, что сейчас, в эпоху Интернета, они
контактируют друг с другом именно благодаря Всемирной паутине.
Что касается форм проявления гражданской инициативы, то можно
говорить о чрезвычайной интенсивности профессиональных и образовательных
структур. В силу того, что сейчас молодёжь заинтересована в получении
образования как жизненного шанса, такая вещь, как библиотека,
из абсолютно загонной, задрипанной конструкции советского времени
превратилась в чрезвычайно важное место, где можно получить нужную
информацию, учебную или околоучебную как правило. Фактически библиотеки
становятся клубами. В то время, как клубы существуют по старой
советской схеме — как объединения кружков, вокально-инструментальных
и прочих. Или же как дискотечно-развлекательный вариант. То есть
произошло довольно существенное перемещение.
Но говорить о серьёзном саморазмышлении граждан пока не приходится.
В целом это отсутствует напрочь. Кое-где теплятся осколки экологического
"напряга" конца 80-х — начала 90-х годов, но и те замирают, потому
что вместо химического оружия сейчас мечтают, чтобы построили
завод по его уничтожению и о наступлении после этого счастливой
жизни. Поэтому я бы говорил сейчас о специфической паузе применительно
к самосознанию граждан.
— Существует ли какая-то особая специфика у гражданских
инициатив в национальных республиках? Или, может быть, существует
специфика взаимоотношений между властями национальных республик
и гражданского общества?
Глазычев В.Л.: Слова "национальные республики"
мало что говорят, потому что если это Удмуртия и Марий Эл, то
никакой специальной этнической компоненты в отношениях власти
и общества здесь не прослеживается, кроме слабых попыток удержать
остатки этнокультурного содержания. Удмуртия начинает, например,
учить удмуртский язык в школах. Если же мы говорим о сильных республиках,
таких, как Татарстан и Башкортостан, то это совершенно другая
история. В Башкирии нет ни следов местного самоуправления, ни
каких-либо инициатив. Все инициативы сосредоточены в светлом образе
господина Рахимова. Татария — более мягкий вариант. Здесь тоже
нет ничего похожего на местное самоуправление, но есть такой позитивно
воспринимаемый образ власти, он более мягкий, более артистичный.
Все просто определяется одним персонажем. То же самое происходит
в Чувашии. Вот Федоров — заядлый демократ, борец за свободы, но
помыслить о том, что какая-то положительная инициатива может исходить
из другого источника, невозможно в принципе.
— То есть все инициативы — это право власти?
Глазычев В.Л.: Слово "право" бессмысленно, потому
что это — божественное право, самоочевидное. Но это применительно
к Чувашии и Татарии. Удмуртия практически этого лишена, Марий
Эл и Мордовия, пожалуй, тоже. Там та же властная пирамида, все
носит абстрактно-хозяйственный характер. Смею утверждать, что
никакого сущностного развития между республикой и областями, вроде
Кировской и Оренбургской, нет. Все только на уровне внутренних
тонких этноконфликтов, которые не имеют внешней выраженности,
но публике широко известно, например, что если ты русский или
татарин в Башкирии, то поезжай поступать в вуз в Оренбург, а в
Уфе можешь не поступить. Если это Башкирия, то понятно, что мэром
или любым начальником вообще, скорее всего, будет башкир. У чувашей
же это совсем не обязательно.
— Прошлой осенью в Перми проводилась ярмарка социальных
и культурных проектов. Будущей осенью подобная ярмарка пройдет
в Саратове.
Каковы результаты этих мероприятий?
Глазычев В.Л.: Очень трудно их оценить. Если говорить
о результатах прошлогодней пермской ярмарки, то там сложилось
так, что бизнес выполнил свои обещания в срок, а часть регионов
отнеслась к своим обещаниям довольно прохладно. Поэтому реальные
средства, выбиваемые, выкручиваемые в слезах, топая ногами, от
них стали поступать более чем через полгода спустя. Так что реальных
каких-то результатов почти не было. Тем не менее, сам факт, что
возникает такая регулярная площадка, имеет значение. То, что люди
устанавливают между собой горизонтальные связи, имеет значение.
То, что какие-то неожиданные центры активности усиливаются, занимают
авторитетную позицию, происходит некоторая концентрация энергии
и интеллекта, придаёт этому месту гораздо более широкий масштаб.
Но видит Бог, рассчитывать здесь на какие-то стремительные продвижки
было бы в высшей степени наивно. Это работа на годы, годы и годы.
— 12 июня на встрече с представителями общественных организаций
Президент пообещал участникам, что полпредам во все федеральные
округа будут розданы поручения относиться к неправительственным
организациям как к партнерам. Ваши ощущения, выполняется ли это
поручение Президента в Приволжском федеральном округе?
Глазычев В.Л.: Я считаю, что сегодня у общественных
организаций есть шанс. Ему способствует и подготовка Гражданского
форума, намеченного на осень этого года. Это может в значительной
степени изменить климат в отношении к НПО. И здесь аппараты полпредов
всё равно сыграют ту роль, которую они должны играть. В Приволжском
округе мы создали дополнительную базу к развитию гражданского
общества. Мы строили её довольно давно, формируя шаг за шагом
сеть из так называемых центров стратегических исследований и центра
стратегического планирования. Важно, что они возникают как негосударственные
организации, но под патронатом главных федеральных инспекторов,
при ветви федеральной власти. И принцип, который мы там заложили,
пока в целом выдерживается: учредителями этих центров являются
бизнес-структуры, а в попечительских советах выступают люди из
различных профессиональных сообществ. Формирование такого стола,
за которым оказываются представители президентской ветви, представители
бизнеса и представители научных и интеллектуальных цехов, — тоже
шажок в формировании гражданского общества.
В том же Новотроицке, например, новая городская администрация
поставила одной из первых своих задач инвентаризацию всех общественных
организаций. Что касается Гражданского форума, то здесь очень
многое ляжет на плечи оргкомитета, насколько он задаст норму,
правила игры, которые бы сработали как своего рода фильтр, потому
что существует миллион номинальных организаций и полмиллиона организаций,
которые заняты вполне добротной благотворительной деятельностью,
но дальше за эту линию не заступают. Любая попытка объединить
общественные организации в сеть — позитивный вектор. Насколько
он будет удачен и эффективен, покажут ближайшие месяцы. Но аппараты
полпредов должны играть очень скромную роль поддержки этого процесса,
думаю, что с этой-то ролью они справятся.
|
