|
 Просили Вы меня, господин главный редактор,
присмотреться к тому, чем потчевало нас ТВ в ночь новогоднего
бдения. Присмотрелся.
"Как-то
раз перед толпою соплеменных гор у Казбека с Шат-горою был великий спор..." Что-то
такое из Михал Юрьича со школьных лет зацепилось за подкорку. И впрямь задвигались
горы. Отечественные телеканалы напрягли мускулатуру, загремели створками шлюзов,
отдраили днища, и, как справедливо утверждал М.М.Жванецкий на канале "Культура",
разразилась очередная стадия борьбы несправедливости с невежеством, составляющей
суть всей отечественной истории. Впрочем, Жванецкий говорил о борьбе невежества
с несправедливостью, но что так, что этак... Если воспользоваться сочиненной
на заре уходящего вскоре столетия "Спортивной теорией культуры" Ортеги—Гасета
в качестве трамплина, то мы имели дело с тем видом состязания, который ранее именовался
вольной борьбой, но теперь почему-то перекрещен в греко-римскую. Так вот в этой
самой греко-римской борьбе перепижонивший НТВ потерпел, на мой взгляд, решительное
поражение. И не только потому, что на всех каналах мелькали те же раскрученные
светила, и обойтись без них недостало пороху. На самом деле ен Те Венцы проиграли ещё задолго до выхода на ринг, потому что поддались господину ернсту и рискнули
играть чужую, не свою партию. Чем же ещё можно назвать их программу, как не пробой
перешибить "Старые песни о главном" путем, так сказать, более интеллигентного
оформления? Причем не вторую версию, откровенно более слабую, а первую, в которой
были милые сценки, вроде Гарика Сукачева, вырыдавшего "Я ми-ла-во узнала па-паходки...". Да,
на гроб НТВ можно укладывать охапки цветов, кому не жалко. Перед нами замечательный
пример воздвижения и выветривания кумира. Поначалу были молодые люди с амбициями
и не без таланта. Затем все, кажется, молодые люди нарастили брыли и вместе с
тем окончательно уверовали в то, что они и есть соль земли, весь оной земли интеллектуальный
ресурс. Кое-какие признаки рискованного самолюбования проглядывали давно: Леонид
Парфенов был мил в "Намедни", но затянутая процедура протирания очков была уже
излишне кокетлива. Однако же "Намедни" авторам надоело, тогда как с хроникой уходящего
столетия под негласным титулом "Повторение пройденного" получилось слабее. Слабее,
пожалуй, потому, что стало лень работать как следует: учинили несколько экранов,
но затратить тьму сил для того, чтобы полиэкранность заработала, не пожелали.
Вроде и так дело беспроигрышное: всю работу делают закадровые "негры". Помнится,
у ерия Анненкова, мемуариста столь же великолепного, каким он был художником,
есть сценка, когда Велимир Хлебников на недоуменный вопрос, зачем же тащить через
стол кильку за хвост, а не попросить соседей, ответил: "Нехоть тревожить". Вот-вот,
я об этом. Нехоть, и все. О Киселеве-громовержце и распорядителе стихий говорить
не посмею: уж больно велик! Ну, а Шендерович? Первый цикл "Кукол" был хорош, и
плох быть не мог — возьми добрые старые истории, вроде осады Трои ахейцами,
и не промахнешься. Дальше труднее, и Шендерович бросил это дело. Нехоть, должно
быть. "Куклы" стали безадресно тяжеловато-злобноватые, а господин Шендерович взялся
сочинять и зачитывать своё "Итого", после которого у меня возникает острая потребность
смыть ощущение некоей липкости, желательно с мылом. Опять захотелось процитировать
Жванецкого: "Когда деньги роли уже не играют, их легко можно обменять на труд,
какой никому уже не нужен". Пусть М.М. извинит: цитирую по памяти, но, мне кажется,
точно. Так вот обратно к Новому году. ернст опять угадал. Не выходя за рамки
легкого жанра, можно признать, что было в целом неплохо. Почти ничего не запомнилось,
но ощущение некоей легкой, скорее, приятности осталось, чего не рассеял даже уж
очень, ну очень сентиментальный финал: хоровое разыгрывание песни госпожи Пахмутовой
всем наличным составом вокалистов, включая даже любезного моему сердцу главаря
группы "Любэ", коему места за праздничным столом не нашлось, ибо не в жанре. И
правильно: жанр прежде всего. Ну, конечно, затянуть несколько траченных молью
западных кумиров недавних дней — это, может, и линия наименьшего сопротивления,
вследствие чего наши собственные светильники добра смотрелись рядом вполне на
уровне. Но ведь и затянуть было не просто, в чем таки преуспели. А ен Те
Венцы? Отрясать пыль с оперы и оперетты усилиями Лаймы Вайкуле, а также трио в
составе Апина — Валерия — Дэнс... Похоже, авторам это в замысле казалось
так смешно, так забавно, так мило. Скучно, господа. Тщательнее надо. Тщательнее.
Как, думаю, и другие глотатели телевизора, я упорно переключал каналы.
Господин Рязанов царил повсюду. То лёгкий пар, где Мягков хорош
действительно, а Барбара Брыльска... В чем-то символ: голос Талызиной,
песенки Пугачевой — кроме слабости господина режиссера к
Польше, каковую я с юности разделяю, других оснований для выбора
героини не просматривается. То карнавальная ночь, сквозь волшебный
кристалл которой, как видения детства, — Ильинский, Филиппов
и совершенно невнятная молодёжь, включая госпожу Гурченко. Опять
же Гайдай и снова белое солнце. И снова чародеи с заблукавшим
в останкинских коридорах Фарадой... Да-с, репертуар-то бедноват,
особенно когда из вящего патриотизма враз отреклись от импорта.
И моего любимого Альфа, восхитительного пришельца с длинным плюшевым
носом, отправили с канала СТС обратно в инопланетянство, грубо
наступив на мечту о цикле, какой бы длился всегда. Кстати, о рекламе.
Хотите мнение специалиста о том, кто делает лучшую рекламу? Премию
на фестивале компьютер-арта вручили — и вполне справедливо
— за финал клипа о том, как трудно быть маленькой вкусной
шоколадкой. Но есть, на мой взгляд, реклама лучше. И уж, во всяком
случае, это не дорогостоящая и занудная эпопея с живыми картинами
ведомства господина Грымова на РТР. Лучшая реклама, господа, у
Налоговой полиции: "Пропало желание? ето нервы. Заплати налоги!"
По-моему, шедевр.
И всё же, господин главный редактор, я нашел нечто достойное.
Было это на Пятом канале, но вроде бы за рамками культуры с большой буквы, что
пишут на экране курсивом слева внизу. Некая странного вида дева среди полуруин
цементного завода. В черно-белом варианте, который, хоть убей, не вытягивает программу
"Антропология", а здесь работал. Рэп — не рэп. Странная мелодика речитатива-заговора:
"Я — ворона, я — ворона, я — ворона..." до бесконечности. Затягивало.
Магия в этом присутствовала. Ура! Только написал — великая желтая газета
"МК" принесла шокирующую весть. ето, оказывается, только я ничего не знал, а специалисты
знали давно, и дева по имени Линда в этом году у них под номером один, но и годом
раньше уже была — под номером два. Гм. А ведь её на ТВ не раскручивали, следовательно,
его, телевидения, всесильность есть, по крайней мере наполовину, миф. И ещё налет магии странно присутствовал в, казалось бы, провально-рекламной затее
митьков с елкой в тельняшке на Манежной площади. Митьки — они могут. Довелось
мне тут изображать интеллектуальное присутствие на презентации журнала "Пушкин"
в Петербурге. Есть такой журнал, господа, и, между прочим, очень недурно затеянный
в тандеме Марат Гельман — Глеб Павловский. Заодно привели к одному из митьков
в мастерскую, каких в Москве уже нет, а может, никогда и не было. Такие мастерские
бывают только в городе, где белый хлеб упорно именуют булкой, ларек — ларем,
а подъезд — лестницей. В митьковской ерундистике все время проскальзывает
нечто важное. Никак это важное не зацепить, но в этом, может, вся суть, ведь ни-ког-да
в нашей зверски серьёзной культуре не принято было легко к себе и своим действам
относиться. Сама новизна этой лёгкости и есть, пожалуй, вся немудрящая тайна митьковского
артистизма. В телевидении это ощущение непередаваемо в принципе. Как не
передается через экран ТВ театр. По крайней мере, театр, который всерьёз: с форсированным
произнесением, с энергетикой жеста, с осатанелым самолюбованием актёра. Кино в
ТВ тоже теряет, но если это нечто вроде "Контракта рисовальщика" Гринуэя, то и
через ТВ оно улавливается. А театр — нет. Может, это хорошо? Кстати,
о Пушкине. Перед самым Новым годом, а точнее, в вечер, когда весь прочий мир,
идущий, как известно, не в ногу, отмечал Рождество, я в милой компании невинного
клуба под названием "Европейское общество культуры" был приглашен в обновлённый
музей Александра Сергеевича на Пречистенке. Единственный, мне кажется, наш музей,
который озабочен тем, чтобы передать посетителю аромат эпохи, ибо с Пушкиным-писателем
всякий сам отстроит отношения, ежели пожелает. Так вот музеи также категорически
не получаются на ТВ, что лишний раз подтверждается "Прогулками по Эрмитажу": и
дверцы секретеров открываются, и половицы скрипят, и невнятное бормотание по-французски
слышится, а магии нет. Не получается. Хоть плачь.
Видите, господин главный редактор, как ловко я подобрался
к завершающему аккорду новогодних скороспелых мемориев!
Как-то вечером шел я по пешеходной Третьей стрит Санта-Моники,
графство Лос-Анджелес[1].
Среди всяческого люда, корыстно пытающегося развлечь публику,
там выделялся крупный и, скорее, толстый парень, обвязавший
себя цепями на манер Гудини и все пристававший к прохожим,
чтобы те затянули узлы. Прохожие не поддавались. Мне кажется,
да нет, я почти уверен, что новогодняя ночь 1998 года незаметным
для большинства образом была для нашего ТВ совершенно принципиальной.
ето веха. После нее отстройка в сторону профессионализации,
где в основном информация, балаган и реклама с приправой
некоего человеческого начала грядет неотвратимо. Телевидению
недоставало достойных противовесов, чтобы наконец перестать
пытаться стать Всем и начать становиться Чем-то. Теперь,
когда есть интернет-кафе, компьютерные игры и прочие вполне
демократические радости жизни, такая возможность появляется.
Кстати, об информации, которая
больше реклама, чем сама реклама. Если бы ТВ не рассказало весьма популярно о
"тамагучи", кто бы обратил внимание на брелочки в кислотных колерах, что появились
в удачно расположенных киосках? Вот уж поистине Станислав Лем может быть доволен
в своем самоизгнании. Одна из его "Сказок Роботов", где Трурль или Клапаций соорудили
маленький мирок под стеклянным колпаком, реализована напрямую в компьютерной игрушке,
внутри которой надо выхаживать виртуального зверька. В большинстве своем
наши публицисты ленивы и нелюбознательны. Достаточно открыть японско-русский словарь,
чтобы узнать — на поверхности вещей все просто и невинно: тама — это
шарик, госи — это пальцы, вместе получается так себе пустячок. Но японец
не зря луну выдумал. Не так он прост. По правилам японской поэзии за словом написанным
есть слово произнесенное, а за ним прячется в тени начертанный аналог его омофонического
двойника. А тогда имеем совсем иную картинку: тама — душа, госи — приношение
нескольким богам. Вместе: тамагоси — это душа, приносимая богам. Чужим богам. Среди
последних вестей по ТВ, наряду с обещаниями некоего лекаря назло всем клонировать
бесплодного родителя, весть о выставке игрушек в Гонконге, где как раз случилась
премьера игрушки под названием "Lover". Sapienti sat. |
