Избранные лекции по муниципальной политике

Вопрос природы и ограничений самоуправления, обсуждавшийся много лет довольно вяло, в 1995 году оказался наконец в центре общественного внимания в связи с думскими прениями вокруг нескольких конкурировавших проектов соответствующего закона. В свою очередь, и появление "президентского" проекта, и его обсуждение на специальном совещании в Кремле, и парламентские дебаты были инспирированы испугом центральной власти перед размахом самодеятельности в пределах отдельных субъектов Федерации, тогда как правоведы со своей стороны не уставали предупреждать федеральные власти против единовременного функционирования различных моделей правопорядка, не без основания усматривая в этом угрозу для целостности государства.

Мне доводилось участвовать в нескольких рабочих группах по разработке основ закона о местном самоуправлении начиная с 1989 г., и поскольку я не могу похвастаться тем, что хотя бы одно из моих предложений уцелело при передаче снизу вверх уже на средних уровнях законотворческой деятельности, остается удовлетвориться фактом накопления опыта как такового. Любопытно, что, участвуя в конференции по этому же вопросу в марте 1995г. на юридическом факультете МГУ ¹ и выступая на ней как приглашенный эксперт, я столкнулся с привычной формой вежливого непонимания. Все это заставляет разобраться в сюжете местного самоуправления с особым вниманием. Оставим в стороне важные частности, вроде соотнесённости МС с административно-территориальным устройством в стране или количества уровней МС, поскольку незатронутыми остаются вопросы фундаментального характера.

МС как автономная система включается в некоторую структуру управленческих систем, которая должна в этом случае подвергнуться некоторой перестройке или остаться в неприкосновенности осмысленным образом. Во всяком случае, вторжение нового сюжета, каким для нашей страны является МС, должно означать непременный пересмотр всей структуры, обогащающейся новым элементом, а значит, и новыми связями. Именно от этого упорно отказываются разработчики проекта закона, опасаясь, по-видимому, неизбежно возникающей критической позиции по сущностным проблемам права. Мы здесь свободны от таких ограничений, не связаны круговой порукой корпуса правоведов и можем позволить себе вольность "наивного" взгляда на ситуацию.

Выделим группу элементов "пространства управления" как такового. Удается вычленить лишь три таких элемента: власть, управление, администрация, и именно к этой триаде мы так или иначе присоединяем четвёртый элемент — МС, местное самоуправление.

Вполне естественно, что в России, при слабости её правовой традиции, обыденный язык и обыденное мышление смешивают значения всех этих слов. Значительно печальнее, что нет их ясного различения в самом фундаменте сегодняшнего законотворчества, что, впрочем, имеет свои причины и своя традиция.

Когда мы говорим по-русски "власть" или даже "власти", мы имеем в виду вообще начальство, всякое начальство. Когда мы говорим "администрация", в памяти всплывают скорее вывески в учреждениях отдыха, лечебных или учебных заведениях, равно как и новое "городская администрация", кое-где именуемая ещё и мэрией. Наконец, когда мы говорим "управление", обыденный опыт подсказывает, что речь идёт о департаменте министерства или мэрии, привычка подсказывает, что речь идёт о некотором процессе, направленном сверху вниз: от управляющего (власти) к управляемым. Стоит, однако, обратиться к другим языкам, понятийный аппарат которых вырастал в другой правовой традиции, и различия смыслов становятся довольно очевидными. Власть или власти по-английски Government, управление — Management, администрация — Authorities, тогда как словом "Administration" как раз выражается процесс функционирования администрации.

Различение сущностей имеет в этом случае поистине фундаментальное значение, и это становится прозрачным, как только мы обращаемся к функциям и компетенциям по каждому из ключевых звеньев. Пожалуй, резонно выстроить систему различений в форме предельно простой таблицы, четвёртый столбец которой заполняется в отношении к трем базовым. Самое непривычное и потому трудное — видеть за словом "власть" всю власть: законодательную, исполнительную и судебную её ветви, тогда как в новой российской традиции со времен "великого противостояния" Верховного Совета и Президента все внимание и экспертов и общественности было сосредоточено на противопоставлении ветвей власти друг другу.

Несложная наша таблица заведомо упрощена, но именно поэтому принципиально важна. Дело в том, что по извечной российской традиции всякая власть, либо вообще не разделяясь на ветви, либо делая это сугубо номинально (под знаменем самодержавия или под знаменем КПСС), стремилась соединять в себе функции и управления и администрации одновременно, к тому же выстраиваясь скорее по военизированной управленческой модели, чем по какой-либо другой. Если до 1917г., несмотря на господство административно-властной вертикали, дополненной надзорной управленческой пирамидой (от генерал-губернатора до исправника), сохранялась известная независимость или хотя бы автономия хозяйствующих субъектов, то с удушением нэпа не осталось и этого островка самодеятельности. Равно индустриализация по-советски и коллективизация осуществлялись по военно-управленческой модели, следы которой достаточно сильны и в практике и в сознании людей в наше постперестроечное время. Вопреки ностальгическим мечтаниям старых и новых славянофилов, ни о каком местном самоуправлении не могло быть и речи до Великой Реформы 1861г., потому что т.н. сельская община (а также городская община, о чем обычно забывают упомянуть) была самоуправляема лишь в том смысле, что низовому уровню самообложения и круговой поруки было дозволено осуществляться без затраты единой копейки бюджетных средств. Единая власть/управление/администрация не вмешивалась в жеребьевку земельных участков или в реализацию неписаного обыденного права до тех пор, пока её прерогативы, определявшиеся ею же самой, не были угрожаемы. Ведущей функцией такого "местного самоуправления" оставался контроль над индивидом со стороны общины, с чем остро столкнулась в своё время попытка реализации запоздалых столыпинских реформ.

Элементы действительного самоуправления, допущенные Великой Реформой (хотя и весьма ограниченные впоследствии указами Александра III), за рамками судебной реформы и гласности, не успели развиться сколько-нибудь существенно, и хотя земские учреждения строились по имперскому территориальному признаку как городские и волостные/уездные, по существу они были сугубо общественным самоуправлением, лишённым реальных контрольных функций в отношении территории.

Только принимая во внимание сказанное выше, можно уяснить, почему вопросы самоуправления не введены в структуру властно-административных связей ясным и недвусмысленным образом. Мы свидетели того, с каким трудом субъекты Федерации добиваются сколько-нибудь упорядоченного разведения компетенций с "центром" ² . Мы свидетели того, с каким трудом префектуры Москвы отстаивают свои компетенции в отношениях с мэрией; как тяжело дается супрефектурам отстоять свои компетенции в столкновении с поползновениями префектур на руководство всём и вся. Мы были свидетелями того, как, воспользовавшись обвинениями мэра в адрес некоторых комитетов самоуправления столицы в том, что они поддержали октябрьский путч (обвинения, по которым власти не удосужились представить какие бы то ни было доказательства, тогда как в свою очередь ни один комитет самоуправления не выступил с судебным иском по этому поводу), было покончено с первым этапом становления органов территориального самоуправления в Москве. Любые попытки введения института самоуправления в этой плотной среде очевидным образом наталкиваются на противодействие ещё до того, как они могут принять практические очертания.

Не будем тратить здесь время на подробный пересказ международного опыта развития местного самоуправления, тем более что в одной Хартии ООН по этому поводу содержится достаточно большое число внутренних несообразностей и даже противоречий. Важно понять, что европейский опыт, хотя и весьма любопытный сам по себе, малопригоден для нас, в силу того, что Европа отрабатывала свои формы в рамках тысячелетней традиции развития городских коммун и в контексте особого городского права, что эти формы сущностно индивидуализованы не только по каждой стране, но и по отдельным землям или провинциям. Множество малых и очень малых городов вносят дополнительные сложности в понимание картины, так как городские общины на 1.000 и даже менее жителей обладают всеми правами муниципалитета, в результате чего грань между муниципальным управлением и территориальным самоуправлением бывает существенно стерта. То же относится к опыту США, где ситуация по отдельным штатам варьирует достаточно сильно. Однако именно в США мы можем обнаружить специфическое исключение, представляющее для нас совершенно особенный интерес.

Как ни странно, речь идёт об округе Колумбия, о федеральной столице, которая, в отличие от всех других городов страны, до середины 70-х годов вообще не имела института муниципальной власти. Город-округ, как и Москва, условно отграниченный от урбанизированной территории, входящей в штаты Вирджиния и Мэриленд, кольцевой автомагистралью, управлялся тремя комиссарами, назначавшимися Конгрессом США. Иными словами, на примере Вашингтона мы имеем дело, во-первых, с новой системой городского управления, во-вторых, с системой, которая вполне по-советски была внедрена указным порядком "сверху".

Построение городской власти Вашингтона достаточно стандартно: избираемый мэр, избираемый городской совет из 21-го члена ³, высокая устойчивость избираемого совета (на выборах 1994г. появилось лишь два новых имени, а треть была избрана в четвёртый раз подряд). Нестандартным является введенный специальным городским законом ⁴ принцип построения системы самоуправления. Территория города разделена на "Соседские Согласовательные Комиссии" (Advisory Neighborhood Commissions) численностью 10 — 12 тысяч жителей. Один член Комиссии избирается от 2 тысяч жителей, с тем что избирательным правом обладают все постоянные жители, поселившиеся в "соседстве"-микрорайоне не ранее 6 месяцев до выборов.

Комиссии "соседств" имеют только 3 специальных права. Первое — согласовательное право относительно любого проекта, затрагивающего жизнь сообщества, с тем что по Закону проект направляется на согласование не позднее чем за 60 дней до его рассмотрения в городской администрации. Отсутствие согласования со стороны Комиссии не имеет непосредственной вяжущей силы, однако в абсолютном большинстве случаев соответствующие департаменты администрации не могут позволить себе игнорирование квалифицированного заключения Комиссии. Второе право — на ознакомление с любым проектом изменения нормативно-правового пространства, выдвигаемым в недрах городской администрации или вносимым в нее со стороны (также не позднее 60 дней до рассмотрения проекта), и на выступление в ходе публичных слушаний. Третье право — на весьма ограниченное по объему субсидирование деятельности Комиссии из городского бюджета.

Я имел возможность детально ознакомиться с деятельностью нескольких Комиссий, присутствуя на их заседаниях, и я уверен, что их опыт имеет существенное значение именно для нашей специфической ситуации.

Реализация первого права. На ежемесячном заседании Комиссии рассматривается проект реконструкции давно закрытой автозаправочной станции под ресторан, работающий "на вынос", на территории "соседства" Палисады. Проект представляют застройщик-девелопер, владелец будущего заведения, т.е. инвестор, и архитектор. Наибольший интерес представляет чёткость и квалифицированность вопросов о "частностях", будь то часы работы, включая время доставки, число рабочих мест или число парковочных мест персонала и временной парковки машин клиентов. Аналогичное обсуждение в "соседстве" под названием Дюпон-Серкл относительно новой булочной-кондитерской на первом этаже здания у площади и подземного коммерческого спортивно-оздоровительного комплекса под площадью велось столь же тщательно и квалифицированно: как и в какие часы будет осуществляться вывоз тары и мусора в первом случае; в застекленной ли нише стены или в отдельной стеклянной будке расположится охранник, и даже будет ли стиль металлической решётки навеса соответствовать стилю района — во втором. Последующий опрос городских властей и независимых специалистов убедил в том, что за двенадцать лет возмужания системы Комиссий качество проектов и их конечная экономическая эффективность реально повысились, тогда как число грубых ошибок в размещении инвестиций существенно сократилось, не говоря уже о сокращении и снижении интенсивности социальных конфликтов. Комиссия, избранная "соседством", представляет его интересы официально, и если согласование Комиссии получено, то вопрос не подлежит вторичному обсуждению.

Реализация второго права. Мне довелось принять участие в рассмотрении проекта поправки к городскому закону о правомочности утвержденной заявки на инвестицию. Проект поправки был внесен юридической фирмой, представляющей интересы крупных девелоперов, и, если отбросить не важные здесь частности, сводился к тому, чтобы снять ограничение действенности разрешения на строительство или реконструкцию 6-ю месяцами. Никто не ставил Комиссии в известность о рассмотрении — эту информацию надлежало выловить среди множества других, печатаемых в ежемесячном бюллетене-плане работ мэрии, её департаментов и комиссий. Комиссия, первой обратившая внимание на информацию о слушаниях в городской Комиссии по зонированию (в функциональном отношении это аналог градостроительного совета в отечественной практике), озаботилась о том, чтобы привлечь к слушаниям ещё десяток Комиссий и примерно столько же независимых гражданских ассоциаций. Важность вопроса была несомненна — полугодичный срок действия разрешения означает возможность вернуться к его пересмотру в изменившихся обстоятельствах, если реализация инвестиции задержалась. Тем самым открылась бы возможность качественно видоизменить или даже подменить существо проекта без ведома горожан, перепродать право вместе с участком и т.п. Оставим в стороне не важные здесь детали: существенным было то, что письменная аргументация и устные выступления Комиссий и представителей гражданских ассоциаций по качеству суждений по существу и по юридической их оформленности, во всяком случае, не уступали юридической конторе — инициатору проекта поправки и, на первый взгляд, были сильнее. К сфере второго права относится также обязательность регулярных отчётов городской полиции перед комиссиями, причём полиция нередко обращается к ним за прямым содействием.

Реализация третьего права. Бюджетные субсидии соседским комиссиям составляют всего 1.500 долларов в год на одного члена комиссии, что означает в сумме около десяти тысяч долларов ежегодно, причём расходование этой скромной суммы осуществляется комиссией по собственному усмотрению, за исключением того, что все члены Комиссии работают на добровольной основе, без вознаграждения. Дотация расходуется на делопроизводство (часть комиссий привлекает оплачиваемого менеджера на полставки), информацию и малые, в несколько сот долларов, гранты для авторов проектов и маломасштабных местных инициатив, будь то выставка художников-любителей или ремонт информационного стенда и т.п.

В совокупности, Соседские Согласовательные Комиссии Вашингтона являют собой весьма эффективную форму территориального самоуправления, действующего в узкой, весьма точно определённой сфере полномочий. Они не имеют хозяйственных полномочий или прав на самостоятельную экономическую деятельность, не имеют прав вмешательства в экономическую деятельность на территории "соседства", за исключением права выступать в качестве юридического лица в суде (это право редко используется, ввиду высокой его стоимости, так что с судебными исками выступают, как правило, физические лица или гражданские ассоциации, обычно по согласованию с Комиссией). Разумеется, необходимо принять во внимание тот факт, что деятельность комиссий осуществляется в сильном правовом поле, когда территория города охвачена законом о зонировании, детально определяющим нормы соотнесённости жилых и нежилых функций, этажность, плотность застройки и т.д. и т.п. При этом приходится отметить вполне естественный фактор: комиссии великолепно работают в "соседствах", населённых лицами со средним и выше среднего годовым доходом (и соответственно высоким уровнем образования ⁵, независимо от этнической принадлежности, тогда как в большинстве районов, населённых плохо образованной беднотой (часто это потомственные безработные, живущие на пособие) по большей части из этнических меньшинств, деятельность комиссий малоэффективна. В зажиточных и устойчивых "соседствах" до половины избранных членов комиссий — это квалифицированные юристы, что неизмеримо облегчает их общение с администрацией и повышает их эффективность.

Принципиально существенно, что комиссии за десяток с лишним лет эффективного их функционирования стали нижней ступенью карьеры муниципальных политических деятелей, и в современном составе городского совета почти нет лиц, не прошедших "школу" соседских комиссий. Столь же важно, что комиссии начали играть весьма существенную роль в подготовке и проведении избирательных кампаний — от городских до президентских, что несомненно способствовало укреплению их авторитета.

Наконец, нам весьма важно отметить, что комиссии как органы территориального ограниченного самоуправления функционируют в чрезвычайно насыщенном социальном поле, объединяющем десятки местных гражданских ассоциаций: от общества жителей Джорджтауна до общества поддержки сиротского приюта, основанного частными лицами в начале прошлого века, и до обществ попечительства над тем или иным городским сквером, обществ поддержки искусств и ремесел или, наконец, широко распространившихся ассоциаций охраны "соседств" (т.н. Neighborhood Watch), нанимающих частных охранников без оружия или обходящихся соседским присмотром, на прямой связи с полицией.

Иными словами, мы изначально имеем дело с двумя формально не связанными системами территориального самоуправления и общественной деятельности, которая в США, по моим подсчетам, поглощает до 50% свободного времени по меньшей мере 20% горожан (в большинстве женщин, хотя мужчин во всякого рода ассоциациях немало).

Американский опыт, в особенности сопряженный с выживанием и реконструкцией обедневших старогородских кварталов, чрезвычайно многообразен и хорошо описан ⁶, что позволяет нам обратить внимание на некоторые примеры нестандартных действий, наиболее сопоставимых не столько с нашим опытом решений, сколько с нашим опытом проблем. Следует сразу же оговориться: речь идёт об опыте, накопленном в длительный период правления демократических администраций — с приходом к власти администрации Рейгана финансовая поддержка деятельности этого рода из федерального бюджета была практически свернута. Речь идёт о попытках формирования тех форм территориального самоуправления, когда речь идёт о прямой хозяйственной или коммерческой деятельности. Так, скажем, в Балтиморе до настоящего времени развивается "соседство" Вашингтон-Хайтс, правление которого, начав с выдвижения и реализации (при значительных муниципальных субсидиях) программы реконструкции старого жилья, создало корпорацию реконструкции, осуществляющую строительство нового жилья. В Филадельфии — при поддержке муниципальных властей и гражданских ассоциаций — возникла практика освоения пустующих участков под коммунальные сады и огороды ⁷. В Нью-Йорке, Бостоне и других городах мы можем встретиться с успешными попытками формирования корпораций развития "соседств", которые по контракту с муниципалитетом перенимают от него значительный объем городских функций (уборка мусора, ремонт фасадов, ремонт тротуаров и пр.) либо берут на себя функции поддержания жилого фонда (аналог идеи кондоминиума или жилтоварищества, начинающей внедряться в отечественном опыте).

Любопытно, что в условиях Западной Европы мы значительно чаще можем встретить примеры сугубо локальных микротерриториальных ассоциаций, способных осуществлять широкий круг функций (поддержание жилья, организация местного обслуживания и специализированной торговли, создание новых рабочих мест и т.п. — берлинский квартал Крейцберг приобрел всемирное признание). Такого рода инициативы становятся известны, раньше или позже получают мощную поддержку из городского бюджета, но их появление не сказывается на реорганизации системы муниципального администрирования, непрерывно шлифуемой столетиями и набравшей огромную инерцию.

Территориальное и общественное самоуправление

Вернувшись к отечественной ситуации, мы должна сразу же зафиксировать несколько особых условий, характерных для переходной постперестроечной обстановки:

• Нет оснований рассчитывать на зрелое законодательство в области отношений городских властей и действительного, то есть низового самоуправления, однако это обстоятельство не препятствует установлению договорных отношений между самоуправлением и властями.

• Нет оснований рассчитывать на скорую отстройку эффективных форм городского управления (в смысле management) в условиях тихого саботажа со стороны традиционных форм (РЭУ, ПРЭУ, РЭП и прочие низовые формы, равно как хищническая деятельность городских монополий энергоснабжения, теплоснабжения, вывоза мусора и пр.).

• Нет оснований рассчитывать на скорое сотрудничество с деловыми кругами городов, которые всё ещё скорее ориентированы на искательство привилегий в традиционных коридорах власти, однако возможны исключения — в случае нахождения эффективной стратегии привлечения частных интересов к решению коммунальных задач, не противоречащим частным интересам.

• Нет оснований рассчитывать на скорый перелом в отношении пассивности основного массива образованного и относительно состоятельного населения к задачам самоуправления, тогда как активность бедного и малоквалифицированного населения имеет в основном негативистски-жалобливую окраску. Однако остается возможность вовлечения желаемых групп и индивидов в коммунальную деятельность на основе личного интереса и возможности реализации личностных ресурсов.

• Нет оснований рассчитывать на широкую поддержку самоуправления со стороны муниципальных властей, однако возможны прорывы в общем фронте отчуждения на правах исключения — при грамотном построении стратегии и тактики сосредоточения усилий на тех участках городской жизни, с которыми власти не могут совладать.

Острая необходимость в территориальном самоуправлении задана ситуацией крайнего небрежения, в котором десятилетиями пребывала обыденная городская среда, что в обстановке нынешнего кризиса проявилось с удесятеренной силой. Эта необходимость обострена тем, что обнажённые хищнические интересы, не сдерживаемые практически ничем, угрожают самым основам той минимальной комфортности существования, за сохранение которой борются жители отечественных городов, как умеют, как могут. Наконец, эта необходимость обусловлена в целом чрезвычайно низким уровнем экономического бытия городского населения, что (к тому же следует причислить навык вечно ощущавших себя недоплаченными россиян перекладывать все заботы о мире, начинающемся за дверью собственной квартиры, на некое "государство").

Говоря о территориальном самоуправлении, мы имеем в виду самостоятельное ведение территорией, ограниченной улицами (проездами) городского значения и имеющей то наполнение населением, какое способно обеспечить такое ведение. Нет сомнения в том, что эта величина будет зависеть и от индивидуальности города или его района, и от типа застройки, и от характеристик населения. В целом можно сказать, что эта величина может колебаться от примерно 1.000 человек в случае компактного, ясно очерченного района малоэтажной застройки до примерно 10.000 человек в стандартных микрорайонах, застроенных мнгоэтажными жилыми домами. Сказав "ведение" относительно малой, но вполне определённой городской территории, мы имеем в виду осуществление фиксированного договорными (с городом) взаимными обязательствами контроля над землепользованием и режимом использования недвижимости, равно как над качеством городской среды в той мере, в какой оно зависит от сугубо местных условий.

В конкретных российских условиях постперестроечного времени такого рода самоуправление может принимать форму Корпорации территориального развития (КРТ), которой посвящена отдельная лекция. КРТ — самоуправление в том единственном простом смысле, что территория представляет самое себя и контролирует самое себя как некоторую целостность. Как целостность — значит, наряду с совокупностью жителей в территориальном самоуправлении непременно должны быть представлены все субъекты хозяйствования, все владельцы или держат или недвижимости, то есть и городская администрация, и частные учреждения любого вида собственности.

За этим допущением скрывается очень существенное обстоятельство: на основании краткого опыта, накопленного в России с первых, относительно уже свободных выборов 1989г., приходится сделать вывод о том, что классическая модель представительной демократии приживается на нашей почве с чрезвычайными трудностями. Не подвергая эту модель сомнению на уровне Федерации и её субъектов, соглашаясь с ней на уровне муниципалитета, можно тем не менее усомниться в её пригодности для функционирования территориального самоуправления низового уровня. "Ведение" предполагает относительный профессионализм в том, что относится к инженерной инфраструктуре и вопросам экологии, несомненную профессиональность экономической микрополитики, что в реальных сегодняшних условиях практически исключено при прямых выборах в правление или комитет (комиссию). Это "негативный" тип аргументации, однако есть и позитивный: для того чтобы городская микротерритория могла не только удержаться, но и развиваться, в территориальном самоуправлении должны быть представлены группы реального интереса, объединяемые по тому внятному принципу, что все они объединены бытованием на одной территории. Жители, несмотря на многочисленность, выступают в этом отношении лишь как одна из групп (или это несколько обособленных групп: квартиросъемщики муниципального или частного жилья, собственники жилищ напрямую и жилтоварищества, домовладельцы), наряду с предпринимателями или ассоциациями малых предпринимателей, ассоциациями владельцев недвижимости и другими. Как видим, речь идёт о представительской модели, наиболее приближенной к российской земской традиции с её сословным принципом, и хотя о сословиях нет оснований говорить сколько-нибудь всерьёз, необходимость выстраивания "архитектуры" обыденной среды на основании спокойного равновесия частных, или, как их когда-то называли, партикулярных, интересов.

Так понимаемое территориальное самоуправление является органическим элементом городской системы администрирования, — тем её сектором, где муниципальная власть сознательно уступает часть своих прав и связанных с ними обязанностей территории, а та принимает их на себя по договору. Для того, однако, чтобы такое территориальное самоуправление не могло оказаться самодостаточной организацией, действующей скорее в своих интересах, чем в интересах жителей, необходимо полноценное участие общественности в формировании территориального самоуправления и осуществление контроля над ним. Это достаточно деликатный вопрос, успешное решение которого — движение навстречу с обеих сторон. Орган территориального самоуправления в лице правления КРТ не может успешно функционировать, не имея легитимности в глазах местных жителей и не будучи подотчётно органу общественного самоуправления, выражающему напрямую их интересы. В глазах жителей КРТ не должна отождествляться с муниципальной властью напрямую, тогда как в глазах городской администрации это должен быть солидный и ответственный орган самоуправления территории. В то же время деятельность КРТ, имеющая в первую очередь профессиональный характер, не может быть существенно скована мелочным контролем со стороны общественного самоуправления, тогда как деятельность общественного самоуправления не должна быть полностью зависима от деятельности КРТ, так как в противном случае она теряет и реальную самостоятельность, и видимость самостоятельности. Налицо изначальный конфликт позиций, но у этого конфликта более сложная природа, чем у лобового противоречия — за счёт наличия третьей силы в лице городской администрации, что позволяет в принципе достичь относительной гармонии интересов без утраты автономности каждой из сторон.

При наличии КРТ у общественного самоуправления, представленного избираемым советом, комитетом или комиссией (дело не в названии), круг прав, компетенций и ответственности очерчивается с высокой степенью точности. Это, во-первых, традиционная покровительственная, патерналистская деятельность, направленная на всестороннюю поддержку тех, кто нуждается в ней в наибольшей степени; во-вторых, поддержка всех сколько-нибудь ценных персональных и групповых (ассоциации) инициатив жителей, направленных на развитие местного сообщества, и, наконец, в-третьих, это контрольные функции в отношении КРТ как органа территориального самоуправления.

Если принять такую схему, то отношения между элементами системы поддаются изображению на следующей упрощенной схеме.

Представляется особенно существенным, что жители вовлечены в эту схему отношений в двух качествах и через два механизма: во-первых, как избиратели комиссии (совета) общественного самоуправления, что вполне привычно, а во-вторых, как сочлены некоторого числа ассоциаций жителей (домовладельцы, арендаторы, квартиросъемщики).

В первой роли они осуществляют контроль над деятельностью КРТ через свой представительный орган, во-второй — непосредственно, как её соучредители и участники, способные влиять на направленность политики КРТ в отношении территории и её жителей. При реализации схемы на полную её потенциальную мощность мы, во всяком случае, можем рассчитывать на то, что все её элементы и связи сопрягаются в систему взаимного обучения, так как было бы в высшей степени наивно рассчитывать на то, что отношения между всеми её живыми элементами могут без проблем отстроиться сколько-нибудь гармоничным образом. Привычный эгоизм участников, необученность подчинять действия и обсуждения действий нормам конструктивного диалога, нацеленного на поиск работающего компромисса, неразработанность процедур учета интересов меньшинства — всё это противостоит надеждам на успех. Однако представляется, что, во всяком случае, эта усложненная модель имеет большие шансы на реализацию, чем сугубо традиционная модель с её формализмом, который никогда не предполагал выход на реальное, сущностное действие.

Без особого труда можно представить себе, какие сложности должны возникнуть при первых же попытках формирования правления КРТ по представительскому признаку: группы или ассоциации, обладающие реальными финансовыми возможностями, должны признать равных партнеров в ассоциациях, не обладающих сколько-нибудь сопоставимыми ресурсами, и такое же признание должно последовать с другой стороны, вопреки накопившимся за последние годы отрицательным эмоциям. Отстройка конструктивного диалога имеет некоторые шансы на успех только на одном основании: выявление структурных оснований сотрудничества, где все его участники либо обречены на совместное действие, либо его эффект вообще недостижим.

При всей значимости вопросов поддержания чистоты и здоровой санитарной обстановки в жилой среде, российское обыденное сознание навычно к существованию в условиях, когда относительная упорядоченность поддерживается лишь в пределах того минипространства, которое человек в состоянии считать собственным. К общему, к публичному пространству это не относится и не относилось никогда: либо оно поддерживается отчужденно-казёнными средствами, либо, по давнему слободскому навыку, не поддерживается вообще. При экономическом кризисе и организационном кризисе старых советских муниципальных институтов шансы на поддержание упорядоченности среды вне центральных площадей и улиц если и не вполне равны нулю, то приближаются к нему все в большей степени.

При параличе традиционной христианской этики, который практически не нарушен внешним, сугубо формальным возрождением церковных учреждений и реституцией собственности Церкви в последние годы, нет оснований надеяться на то, что общим основанием взаимодействия может в обозримом будущем стать благотворительная деятельность. Бескорыстная помощь ближнему вне стереотипов массового сознания, тогда как взаимопомощь, базирующаяся на обмене услугами, в целом не пережила распада традиционных сельских и городских соседских сообществ.

Остается единственная плоскость взаимодействия в едином пространстве, на которой возможно сотрудничество, в силу равной всеобщей угрозы — это соображения безопасности. Перед лицом угрозы вандализма, хулиганства и прямого бандитизма уравниваются интересы молодых и пожилых, бедных и зажиточных, поскольку надежды последних на эффективную защиту против стихии обнаруживают иллюзорность (во всяком случае, до тех пор, пока не осуществилось разделение социально-имущественных групп в пространстве, что требует длительного времени). Потребность в изучении наибольших опасностей на территории и в исследовании простейших средств их сокращения (упрочение физических границ участков, повышение освещённости наиболее тёмных мест, формирование системы общественного контроля и информации и пр.), во всяком случае, способна создать фундамент взаимопонимания общей ответственности и общей дееспособности. Отсюда вполне естественным становится переход к расширению понятия безопасности путем включения в него сокращения скорости движения автомобилей, обеспечения относительной безопасности переходов через улицу, снижения опасностей перемещения в гололед и слякоть...

Во всяком случае, индивидуальные особенности территории будут играть принципиальную роль в выборе опорного сюжета, однако нет, на мой взгляд, оснований сомневаться в том, что путь к более высоким конструктивным формам сотрудничества лежит через преодоление наиболее очевидной угрозы для каждого сочлена соседского сообщества. Только после достижения этой фазы появляются шансы у более сложных форм, включая переем ряда функций обслуживания и муниципальных систем или тем более создание потребительской кооперации, обществ взаимного кредита и т.п. Существенно, что при реальном вовлечении в КРТ отдельных инвесторов или деловых ассоциаций, заинтересованных в развитии территории, шанс на ускорение такого рода перехода гораздо выше. Естественно, что муниципальные власти, входя в КРТ в качестве одного из учредителей, обладают значительными возможностями убеждения прочих учредителей в разумности и практичности принятия современных, выстраданных мировым опытом инструментов поддержания взаимности интересов. Среди этих инструментов налоговые льготы при условии реинвестиций в территорию, открывая список, отнюдь не исчерпывают его.