Неопознанные нелетающие объекты

Сфера моих интересов впервые вышла за московскую окружную дорогу в 1984 году, когда в НИИ культурологии мне предоставили возможность сформировать небольшой сектор культурного потенциала городов и начать непростую работу познания устройства страны с её фундамента — малых городов. В воздухе уже ощущались предперестроечные дуновения и, хотя райкомовское начальство относилось к нашим усилиям не без некоторого подозрения, работать не мешали. Мы работали в Елабуге и в соседних Набережных Челнах, в Тихвине, затерянном в болотах и лесах дальнего северо-восточного угла Ленинградской области. Можно было обнаружить все прелести идиотизма советского планирования, вроде завода танковых траков в Тихвине или планов строительства огромного автозавода в Елабуге, или возведения изолированных жилых “комплексов” в Челнах (уже тогда я предупреждал о неизбежности сложения в этой гигантской промышленной слободе молодёжных банд). Но главное в том, что можно было обнаружить и удивительное множество интересных людей: от тогдашнего председателя челнинского исполкома, организовавшего создание первоклассного спортивного центра “из ничего”, т.е. из неучтенных стройматериалов и строителей, записанных в “Цех № 17”, до учителя рисования тихвинской школы, добившегося редкостных успехов своих обычных школьников.

И всё же в то время не было возможности вести самый серьёзный, самый продуктивный тип исследований — исследование действием. Точнее, мы его вели, но в крайне зауженном формате: со старшеклассниками, учителями, немногочисленными родителями и частью предприятий-шефов.

Несколько специфическим вариантом ознакомления с глубинной Россией стал анализ более 7000 заявок на гранты фонда Сороса “Открытое общество” в 89-90 гг., когда я играл роль исполнительного секретаря новой в наших краях организации. Конечно, почти половину составили заявки из Москвы и Петербурга, но около 3000 заявок пришло из мест отдаленных и очень отдаленных, вроде сибирского городка с названием Зима, откуда вышел один известный человек — поэт Евтушенко. Анализ такого массива позволял понять, как широка география ищущего разума и социальной готовности — все то, чему не смог помешать большевистский режим, а частью даже и помогал, унаследовав от своих основоположников по крайней мере уважительное отношение к образованию.

Второй активный заход был сделан в середине 90-х, когда — то по контракту с министерством культуры, то по контракту с Европейским Сообществом (программа ТАСИС) мне удалось провести развивающие семинары с жителями крошечного Мышкина, лишь чуть большей Старицы, обитателями кварталов Владимира, обойденных размахом строительства пятиэтажек из-за могучих оврагов. Эти семинары помогли выявить существенные подвижки в сознании: непременно обнаруживалось 30-40 человек на тысячу жителей, готовых проектно мыслить и действовать. Однако эта работа пришлась на очень сложное время реального распада прежней организационной системы и едва ли не полного ещё отсутствия новой системы управления, так или иначе считающейся со сложившимся рынком. Не было и ещё одного важного основания — некой опорной сети, которая могла бы обеспечить трансляцию опыта “по горизонтали”, так что всякий опыт оставался изолированным, и единственной формой хоть какого-то его объединения с опытом в другом месте стала книга.

Совершенно новые возможности открылись с формированием федеральных округов — во всяком случае, Приволжского. Центр стратегических исследований и Комиссия округа по пространственному развитию были созданы раньше, чем в аппарате Полномочного представителя Президента появились первые два десятка человек. С. В. Кириенко сразу же поддержал замысел организации серии экспедиций, для которых я разработал техническое задание. Почти две сотни малых городов и райцентров, не имеющих городского статуса, относительно освоенные в ходе экспедиций за два сезона — это уже статистически весомая величина.

Наше понимание многообразия ситуаций резко возросло, однако кратковременные экспедиции способны схватить лишь внешний контур жизни, и умножением количества “точек” невозможно достичь повышения качества контакта с землей. К тому же, стремясь охватить пространство всего округа, мы неизбежно вынуждены были ограничиться городами, не затрагивая районы.

Отдавая себе в этом отчёт, мы — параллельно со второй серией экспедиций — провели первые два семинара, которые лучше всего назвать распознавательно-развивающими: в Кувандыке Оренбургской области и в Омутнинске, что в Кировской области. И тот и другой город одного “веса”, порядка 35 тысяч жителей. И тот и другой почти на две сотни километров отдалены от губернского центра, далеко за рамками прямого его влияния. Работа была проделана недурная, в результате чего к весне 2002 г. мы оказались отчасти подготовлены к тому чтобы наконец сделать следующий шаг принципиальной важности — погрузиться в проблемы сельского района.

Я отдаю себе отчёт в том, что у ряда читателей такого рода серьёзность подготовки может вызвать даже некоторое недоумение: не бином же Ньютона в самом деле! Действительно, не бином — гораздо сложнее.

Дело в том, что простейший анализ литературы показывает, что сельским районом и его связями с малым городом в их совокупности не занимался, оказывается, никто. В славное советское время хватало кандидатских диссертаций, но те повествовали исключительно о росте надоев, увеличении урожайности, расцвете народных ансамблей и пр., и всякому ясно, что задача сущностного анализа в этих трудах не ставилась и не могла ставиться ни при каких условиях. Что же говорить о постперестроечном времени, в беге которого почти все в нашей действительности меняется значительно быстрее, чем эти изменения могут быть уловлены, проанализированы и оформлены в исследованиях академического типа. Остается одно: отложить академичность и перейти к исследованию действием.

Проведенный в Оренбуржье в апреле 2002 г. семинар был посвящен району, фактически лишённому своего районного центра, поскольку губернский город не может полноценно выполнять этой роли. Такой же по типу семинар запланирован в Новоульяновском районе. Большая часть серии должна быть осуществлена в традиционных районах — с главными городами — там, где центром является городок разного масштаба и есть вокруг него обычный сельский ареал: в Мордовии, в Татарстане, на севере Нижегородчины (возможно, в Пензенской области), в Башкирии. Один и тот же тип объекта, но в разных средах, в совершенно различных ситуациях. Разные политические режимы, разные политические условия. Я это все называю изучением “неопознанного нелетающего объекта”. Все вокруг много рассуждают о “межбюджетных отношениях”, но до сих пор все концепции межбюджетных отношений, все разговоры о бюджетном федерализме не опускались ниже уровня субъекта федерации, то есть уровня области или республики. Районы оказывались вещью в себе, вещью “за скобками”.

В общество вброшен лозунг построения бюджета “снизу вверх”, он присутствует в публичном сознании как концепт, только на бумаге. Но где обнаруживается “низ”? С точки зрения федерального правительства “низом” оказывается субъект федерации.

Получается, что вопросы ключевого значения ставятся так, что обсуждаются все время функции властных органов, тогда как живая ткань страны остается непознанной и уже потому ей фактически отказано в праве на автономное существование. Даже там, где принципы местного самоуправления растянуты на район, идея бюджета района отнюдь не приветствуется губернской властью. Что уж говорить о части областей и обо всех республиках, где районы существуют на смету, утверждаемую “сверху”, и часто МСУ, вопреки Конституции, прямо подменено государственным территориальным управлением. Начиная с Оренбургского района, мы спустились с “молекулярного” уровня России на “атомарный” её уровень, где различим ещё и сельсовет, та самая низовая конструкция администрации, с которой, худо-бедно, имеет дело почти четверть населения России. Она живет-то в уездах, а не в субъектах федерации. И не в России “вообще”.

Ставить задачу на понимание ситуации такого рода можно только тогда, когда есть внутренняя подготовка и когда наработана технология работы со “случайным” сообществом людей. Первый блок такого семинарского сообщества образуют ведущие чиновники районной администрации и главы сельсоветов, второй блок — вся местная система производства, независимо от формы собственности и самоназвания. Третий блок — это ключевые фигуры реального, а не воображаемого гражданского общества, которыми в условиях наших малых городов, поселков и сел являются почти исключительно служащие: директора школ и техникумов, заведующие библиотеками и клубами. Лишь изредка это единообразие нарушается представителями молодёжных групп почти исключительно новорождённых политических партий. Есть четвёртый блок, об участии которого мы заботимся особо. Это эксперты из губернского центра, среди которых равно важны и университетские люди и люди бизнеса. И замыкающий пятый блок: организаторы и ведущие групп, среди которых принципиально важно активное участие федеральных инспекторов из разных регионов.

Только такое объединение усилий оказывается соразмерно сложности “архитектуры” любого почти района. Только из столиц может казаться, что там, в районе, одни бывшие колхозы и совхозы. При определённой детальности рассмотрения, как бы через “зум”, обнаруживается очень сложная конструкция обитаемого пространства, в которой есть бывшие колхозы, назвавшиеся в разных областях по-разному, бывшие машинно-тракторные станции, есть техникумы или колледжи, есть ещё агростанции ВАСХНИЛ, то есть федеральные, есть фермерские хозяйства легальные и фермерские по существу хозяйства, глубоко законспирированные “под совхоз”. Внутри района обнаруживаются объекты, принадлежащие ведению министерства природных ресурсов. Аэродромы с их хозяйством, военные полигоны, свалки законные и незаконные. Территории, жители которых в своё время воспользовались правом на учреждение местного самоуправления, так что внутри “тела” района могут существовать и существуют самостоятельные муниципальные образования, ему не подчиняющиеся. В пригородных районах это ещё десятки тысяч садово-огородных участков и дач. Вдоль дорог обустраиваются сетевые структуры нефтяников. Есть ещё железнодорожное хозяйство, по-прежнему обособленное от всего прочего. При этом дороги одни и те же, ток идёт по одним и тем же проводам, водозабор и водоочистка сложно поделены... Очень сложно устроенный мир.

Тем ещё сложно, что, скажем, в Куваныдкском, Омутнинском, Оренбургском районах, где мы проводили семинары, реального бюджета нет, есть лишь сметы расходов, которые утверждает область. В рамках такой сметы, в её логике работать хорошо нет никакого резона. Форсировать развитие экономики невыгодно, потому что “наверху” срежут смету, и все, что наработано, сначала отберут в область, а потом часть вернут (или не вернут). Это обстоятельство является главной причиной формирования серой теневой экономики и увода средств от бюджета. Если в советское время в основном занимались приписками в планы — делали два, а писали три, то сейчас — заняты “недописками”. Делают три, а пишут два, а оставшуюся единицу реализуют на сторону, делают живые деньги, которыми покрывают и конопатят дыры, не обеспеченные сметой.

Из-под изучения такой частности, как район и его бюджетная зависимость от “верха”, проступила огромная проблема вообще так называемой неформальной экономики. Ведь она состоит не просто из одной части уведенных в карман денег, а из двух, как минимум, частей: попросту уведенные деньги, и деньги, компенсирующие неэффективность власти. Чтобы разобраться во всей этой паутине, нужно залезть в самую гущу событий, в район, в котором, скажем, порядка 40 000 человек. Это совсем не так мало — 40 000. Разбросанных по трем десяткам селений, умирающих или наоборот разрастающихся. С населением старым, местным, с населением пришлым, или с населением смешанным. Число неопределённостей, число богатства сочетаний в этой мозаике достаточно велико. Обычным исследованием его поймать нельзя или очень трудно: никто не заинтересован повествовать в деталях о механике выживания.

Семинарская форма, которую мы используем, позволяет достичь большей эффективности контакта. Темой является не только анализ ситуации, но и выдвижение реалистических проектных идей. Они могут относиться к занятости, потому что в одном месте — безработные, в другом — нехватка квалифицированной рабочей силы. Совершенно реальная ситуация в оренбургском районе: бывшее военное поселение, почти тысяча здоровых мужиков с высшим военным образованием, выброшенные на преждевременную военную пенсию и не имеющие, чем заняться всерьёз. Рядом, в соседнем сельсовете — острая нехватка и механизаторов, и ремонтников — то есть там нужны и руки и голова. Но нет системы, которая бы обеспечивала горизонтальную связь между сельсоветами. То есть, пока вполне по-советски, и район — это единая пирамида, только небольшая. Значит, все связи протянуты от каждого центра к каждому звену по отдельности. Следовательно, если на семинаре возникает проект, связывающий ресурсы хотя бы двух соседних сельсоветов, мы делаем скачок. Если на семинаре мы обнаруживаем действительную потребность довольно крепких фермеров, которые там существуют — худо-бедно около шестисот человек, не считая пришлой и сезонной рабочей силы. И выясняем, что главное, за что они готовы платить и платить хорошо, это — качественный ремонт техники, к тому же при условии, что её вовремя заберут и вовремя привезут готовую, обнаруживаем, что нет эффективной коммерческой структуры, которая бы обеспечивала эти потребности. Возникает проект маневра, решаемый управленческими средствами. Если мы анализируем ресурсы природных строительных материалов — хорошей глины, песка и всего прочего, и выясняем, почему и как они не задействованы в коммерческом плане, и через какие схемы всё это можно сделать, мы продвигаемся вместе очень серьёзно.

Поскольку люди, собравшиеся на семинар, нацелены на решение задач, а не на то, чтобы отвечать на анкеты, то и рассказывают в десять раз больше. Тем более что лёгкая хитрость в организации семинаров заключается в том, что группы смешанные, поэтому администраторы, деловые люди, общественники, внешние эксперты, собираются вместе. Не экономисты отдельно, как это принято обычно, а все, кто привносят свой угол зрения на ту же проблему. Вторая лёгкая хитрость в том, что сначала, первый день они работают в привычном ключе секторов — экономика, социальная жизнь, общественные организации — привычно, хотя, в непривычных комбинациях участников. На второй день я те же группы понуждаю к работе на конкретное место.

Вот мы выбрали четыре сельсовета из возможного множества — два близких к центру, два удаленных. Мало, но много лучше, чем ничего. И те же группы уже тотально прорабатывали проблемы населения через проблему места. То, что они только что проговорили в рамках традиционного отраслевого, подхода, расчленяющего целое на части, должны “продавить” сквозь реальность места, где до последнего человека понятно, сколько там убогих, сколько сирых, сколько беспризорных детей, сколько там реально работающих. Какие услуги, действительно осуществляются, что такое казахская школа, русская школа, смешанная школа, что такое армянская диаспора, которая там разрослась после Карабаха. Вот простой до предела механизм, в котором есть сугубо человеческая тонкость — людей надо разговорить, создать благоприятную среду для спокойной конструктивной работы и к тому же мягко вынудить четыре-пять раз рассказывать одно и тоже, шлифуя проектные предложения, выдвигая их на всеобщее обсуждение.

Чтобы этого добиться, нужна серьёзная, плотная по времени подготовка. Поэтому перед основным семинаром на 2 дня с половинкой (половинка это уже шлифовка), за три недели до этого я проводил тоже семинары — почти со всеми, кто принимал участие в семинаре проектном. Но по отдельности: Сначала с администрацией, и с ней обсуждаем задачи семинара — кто участвует, какая нужна информационная подготовка и обеспечение. Отдельно — с общественностью, и отдельно с деловыми людьми. Это обеспечивает, по крайней мере, некоторую готовность. Затраты энергии на такую подготовку и на проведение совместной проектной работы сопоставимы. Я прошу собрать рисунки школьников младших классов о доме или о дворе, где они живут. Это создаёт среду обсуждения. Картинки висят на стенах, несут в себе массу информации. Что они видят вокруг, как они видят. Врать они ещё не умеют, ещё не стесняются того, что рисовать не умеют. Поэтому порождают чрезвычайно информативный материал. Это старая методика, которую я использовал с середины восьмидесятых годов параллельно с одним учёным канадцем. На следующий раз мы хотим добавить слой, усложнить, попросить старшеклассников написать сочинение по местной ситуации. Попросить учителей представить картину этнического многообразия — они же знают своих учеников. И это позволит ещё до переписи, результаты которой будут через два года, получить приблизительное, но верное представление о сегодняшнем дне.

Погружение в эту среду университетских людей из губернского города, бизнесменов из губернского города в роли экспертов тоже даёт большие эффекты. Они привносят свой опыт видения проблем, они сами подпитываются знанием потенциального рынка труда или рынка услуг, и это в целом повышает тонус общей работы. Это способ ненасильственно, нелекционным образом производить довольно сильное обучение. Ну, и есть ещё одна маленькая хитрость — через систему таких семинаров мы вели своего рода скользящую форму обучения-погружения для федеральных инспекторов, которые представляют президентскую ветвь власти в регионах, и ЦСП — центров стратегического планирования — там, где они уже возникли по инициативе ЦСИ. В ЦСП если ещё не возникли, то в результате такого семинара возникают проектные группы. Обучение проектному подходу идёт не академическим путем, а сразу в деле. Сразу в живом материале, сразу во взаимодействии с реальными людьми.

Мы собираем вместе сразу трёх федеральных инспекторов: того, кто проводит этот семинар, того, кто проводил предыдущий, и того, кто будет проводить будущий. За счёт этого происходит плавное перемещение опыта. Каждый из них проводит свой семинар, уже обогатившись на предыдущем опытом участия в роли руководителя группы или эксперта. При сжатии времени до предела, в два или два с половиной дня — мы делаем чрезвычайно существенный рывок, причём, я говорю “мы” с полным основанием — мы все, и я в том числе. Скажем, я ничего не знал о явлении детской беспризорности на селе. Все говорят о городах, но увидеть реальный масштаб беспризорности детей в Оренбургской области нельзя, не погрузившись всерьёзв действительность места.

Из признания факта вырастает вопрос принципиальной важности. Скажем, есть прекрасный детский дом, как это часто бывает, поскольку этим делом заняты обычно подвижники. Их боле всего беспокоят не проблемы повседневного выживания (научились), а то, что будет дальше с подростками —их выпустят в мир, куда они денутся? — умножат собой дно большого города? Нужна система рабочих мест, которые их ждут или будут ждать к нужному моменту. Как соединить их интересы с потребностями хозяйств?

Все это вопросы стратегического порядка, в принципе поддающиеся решению, но для проработки и реализации такого решения надо в первую очередь установить горизонтальные связи. Для самого района наш семинар оказывается чрезвычайно мощным инструментом усиления горизонтальных связей — в том числе между чиновниками районной администрации. Ведь в обычной жизни они так не работают. Их собирают на оперативки, они знают друг друга в лицо и по имени, они могут вместе обсуждать проблемы бытия, но они вместе не работают — экономисты и те, кто заняты школами, тот, кто занят сельским хозяйством, и тот, кто отвечает за недвижимость. На семинаре они впервые взаимодействуют всерьёз. Во-вторых, в их это взаимодействие вовлекаются люди, с которыми они тоже никогда так не работают — те же председатели сельсоветов и руководители хозяйств. И фермеры, и учителя. Таким образом, очень простая форма оказывается очень сложной человеческой временной “машиной”, которая потом сохраняет свои следы в деятельности людей. Не всех — никто не рассчитывает здесь на очень высокий КПД, чудес не бывает, но он не нулевой.

У меня нет весов, на которых можно взвешивать ценность вырабатываемых проектов. Только жизнь покажет их действенность. Один из ключевых проектов я уже, по сути, назвал как проблему — это взаимодействие соседних территорий, взаимное сопряжение компенсации избыточной рабочей силы и компенсации незанятых вакантных мест. Из этого возникла вариантная схема для бывшего военного поселения, где рассматривались ситуации привнесения туда внешнего производства. От сборочного, требующего достаточно высокой квалификации, но привносящего инвестиционные трудности, и до варианта, в котором проблема инвестиций сведена к минимуму за счёт введения третьего элемента в виде сельскохозяйственного колледжа, с собственной его машинной и квалификационной базой.

Тут, в малом масштабе, происходит схватывание, сопряжение трёх элементов — запрос, дообучение и перераспределение. Это не решает проблему для всей тысячи, но начинает её решать. Здесь же очень важно начать реальное движение, добиться поступка. Дальше камень, сдвинутый с места, может и покатиться. Второй проект очень близок к первому по сути, он опять-таки объединил и детский дом, и достаточно продвинутую пару школ в районе, и систему хозяйств. Это, по сути дела, воспроизведение в новых условиях старой машины профобучения старшеклассников, позволяющей возможности свести реальную карту распределения рабочих мест и потребности в них на месте. Третий проект был связан с опять-таки сходной проблемой, потому что драма кадров острейшая и повсеместная. Программа возрождения на совершенно новой основе школы молодых лидеров на базе одной из бывших баз отдыха. Она тоже реально существует и недогружена, КПД её использования очень низок, а в тоже время проводится довольно большая работа: там, в Оренбуржье, даже есть областная детская дума, где достаточно интересные молодые люди, всерьёзмыслящие, всерьёзссуждающее. И здесь же схема объединения их с выводом на будущие рабочие места, на которые надо готовить конкурс. И самый для меня интересный предпроект (до проекта ещё далеко, но проблема выдвинулась и была начерно проработана). Очень любопытно, что выдвинул её не шеф нынешнего кооператива (он же колхоз), не замглавы района по экономике, а человек с местного телевидения: моя задача, я повторяю, лишь в том, чтобы правильно соединять людей. Он обратил внимание на проблему, о которой в стране практически нет конструктивного разговора. Это проблема “шарнира”, проблема перехода от постколхозной системы к собственно рыночному хозяйству. Совершенно независимо от того, кому и что принадлежит. Сейчас каким-то невероятно неэффективным образом люди подкармливаются за счёт дотаций или прямой помощи. Если их сходу бросить в другую ситуацию, эти люди способны продать за наличные гроши свои земельные паи. Совершенно необязательно с эффектом, и совершенно точно, что они останутся у разбитого корыта.

Не учитывать это обстоятельство как структурное — глубочайшее заблуждение. И вот в рамках семинара стала кристаллизоваться конструкция, позволяющая осуществить относительно плавную передачу земли как ценности в частном владении. Таким образом отстроить управление, чтобы номинальные владельцы паев не оказались за бортом безразличного к ним процесса. Это потребовало предпроекта минихолдинговой конструкции, непременно включающей в себя некоторое продвинутое производство. Оно должно иметь свою выгоду в этом процессе, но выгоду, существенно растянутую по времени. Вот почему это не могут быть чужаки, чужакам не интересна выгода, растянутая на двадцать лет.

В этой конструкции учитывались бы интересы держателей паев, а выплата ренты стала бы непременным элементом эффективного производственного процесса. В рамках этой идеи обнаружилось огромное число ловушек, в которые можно легко впасть: здесь и недобросовестность одних, и необеспеченность нормативным полем в ряде позиций. Сама идея тянет за собой, в том числе, и изменения в законодательстве. Поэтому я и высказываю её обтекаемо: это ещё сыро. Но сам факт, что такой предпроект порожден в условиях семинара и обратил на себя внимание людей, не без некоторых оснований, считающих себя экспертами, чрезвычайно весом. Семинар породил интеллектуальную проблему! Как это сделать? Какой конструкт? Над этим нам придётся очень серьёзно поработать, и я не хотел бы упреждать события, не проведя ещё нескольких семинаров в разных социальных средах.

Найду способ перебросить идею из одного семинара в следующий семинар, уже в совершенно другом контексте, и тогда полуфабрикат можно доработать, продвинуть. В разных контекстах и за несколько шагов углубления. Для меня это самый ценный продукт. Потому что когда возникает, во-первых, новый интеллектуальный вызов, а во-вторых, нужно с ним всерьёзботать, это уже дорого стоит. Тем более, что я об этом ни строчки не мог прочесть, хотя внимательно слежу за газетами, включая “левые”, и за Интернетом, насколько могу. Этот вопрос шарнирного перехода, перехода, растянутого во времени, революции во времени, всерьёзне обсуждается. А он тянет за собой чертову кучу проблем. Сегодня вместо этого на уровне района, на уровне сельсовета, осуществляется старая форма российской благотворительности, когда, скажем, успешно действующему мясокомбинату навязывают в управление рухнувший колхоз. Может быть, владельцы комбината и видят в этом какую-то отдаленную инвестицию, но даже не знают, какую, во что и как. Пока выполняют просьбу скорее из чувства сострадания и из нежелания ссориться с начальством. Это не путь. Речь идёт о схеме, которая позволила бы заместить такую партизанскую деятельность, тоже нигде не отражаемую, не фиксируемую, непонятную, на другую и превратить её в элемент конструктивной работы.

Оренбургский семинар дал ещё один очень важный проект, который сильно продвинулся по отношению к предыдущему семинару в Кувандыке, в июле прошлого года. Это как раз университетский проект. Профессор, очень энергичная дама, которая давно и плотно через университет взаимодействует со школами, стремясь всерьёзотработать схему дистантного обучения. В связи с появлением большого числа компьютеров возникает и большое число проблем. Мало их поставить в школы, надо, чтобы они работали. И вот проект такого дистантного обучения, базирующегося на университете, на этом районе, на этих сельсоветах, на конкретных школах, получил следующую стадию развития. Автор проекта признала свою ошибку в попытке реализовать его в слишком малом масштабе. За счёт того, что соседи по группам семинара разрабатывали свою программу кадрового обмена и новой школьной профориентации, её собственный проект как бы готовый, который она всё равно, независимо от семинара старается продвинуть, получил и углубление, и расширение, и увеличение базы поддержки.

Каждый из этих проектов работоспособен. Равно как и тот, что возник в недрах работы на семинаре, поскольку мы выделили там группу управления. Тоже был смешанный состав, который, с благословения главы администрации, который заинтересован в порождении свежих идей, рассматривал систему управления районом. Из этого ещё не вырос готовый проект, но уже обсуждались формы изменения структуры самой администрации. Вплоть до возможного слияния некоторых отделов, появления нового, ориентированного как раз на развитие, и собственно проектной группы. Это тем более важно, что стандартные схемы административной жизни напрочь игнорируют столь очевидное обстоятельство, как, скажем, сезонное увеличение населения пригородных или особо привлекательных в ландшафтном отношении районов в семь — десять раз. Это не учтено ни в смете на ОВД, ни в смете скорой помощи. Начало динамической модели района на семинаре было уже обозначено.

Жизнь покажет, что от этого врастет в практику, но ведь главное, что в таком семинаре не просто рождается проект, а вместе с ним и автор проекта рождается, вызревает, “переформатирует” себя. Это тот ключевой персонаж, кто говорит: я это сделаю, я это буду делать! Проступает вместе с “полем сочувствия”, ведь люди четыре раза слушали проектное предложение, обсуждали, участвовали в его видоизменении.

Тем самым, семинар является довольно мощным социальным действием. Я бы не преувеличивал его силу, но и преуменьшать её тоже нет оснований.

Это не значит, что все проекты будут непременно реализованы, это не значит, что все будут реализованы именно здесь. В каждый следующий семинар мы привносим весь багаж наработанных проектов. Мы сможем их рассказывать как образцы, и не в Москве придуманные, не в Канаде, не где-то ещё, а на такой же бедной земле, в такой же сложно живущей области, а это воспринимается совсем по-другому. И я с огромным интересом отношусь ко всей этой серии, для меня это огромное обогащение, потому что у меня был дефицит владения “грунтовой” информацией. А без нее очень легко рисуется схема, любая схема на уровне страны, округа или области. Ведь район, по определению схемы, изображается какой-нибудь точкой “А”, а совхоз — уже на схеме района — будет изображаться как точка “В”, как бы она ни называлась. Тем самым, каждая точка уравнивается с другой точкой. В лучшем случае, приписывается вектор-стрелочка, численность населения или ориентация производства. А все богатство человеческой, организационной, да ещё и управленческой архитектуры не номинируется, его на схеме нет. В этом отношении общая схема, вообще-то нужная, должна быть дополнена схемой, вырастающей из конкретного взаимодействия на уровне района.

В целом, произошел существенный скачок знания, способности воспринимать информацию, способность работать в проектном залоге, в проектном алгоритме. То есть начинать не исполнять, а конструктивно мыслить, производить “машину действия”. Строго говоря, на семинаре почти не было балласта. Были балластные единицы, но мало. А может быть, ещё меньше, потому что я, не вмешиваясь в работу самих групп, был вынужден ориентироваться лишь на ход сессий, в которых группы предъявляли результаты своей работы. Внутри группы даже кажущийся пассивным человек мог оказывать определённое воздействие на коллег — вопросом, репликой, недоумением, возражением, и поэтому общий потенциал мог быть и выше.

За десять последних лет произошел грандиозный скачок. Это недооценивается в СМИ, в силу того, что создано негативное поле тяготения: все плохо, все в развале, наука умирает, происходит деквалификация. Есть и это, но есть и встречный процесс. Люди научились считать, люди научились оперировать временем как конструкцией. Спланировать, спроектировать в состоянии сего дня, в состоянии проецировать его в завтра. И люди достаточно уже раскрепостились, чтобы, будучи вынутыми из обычной схемы поведения (подчинения-неподчинения), будучи погружены в среду взаимодействия, они оказались способны работать в диалоговом режиме. Мы заняты на семинарах технологией неигрового погружения — элемент игры здесь есть, но он открыт, обнажен, ничем не замаскирован, что и создаёт из временной ассоциации индивидов генератор проектности.

Если проекты повлияют на корректуру сметы района, уже будет заложена целевая схема для их реализации. Следовательно, ожидать здесь мгновенности было бы наивно. Но есть система слежения, для того и есть ЦСП: пропускать через себя такой опыт, стараться и отслеживать, и, по возможности, содействовать, чтобы размножить.

И это второй постэффект. Работа после семинара. По правилам игры я уже не должен принимать в ней участие. Моя задача в том, чтобы живые носители проектов получали моральную, организационную, технологическую поддержку от соответствующего центра, все молодые сотрудники которого работали на семинаре. То есть, они тоже сделали скачок в собственном развитии.

Можно запланировать организацию семинара, но нельзя запланировать его содержание. Новые проекты будут порождены другой ситуацией. Если мы следующий семинар проводим в Рузаевском районе Мордовии, который испытал страшный удар в связи с закрытием транспортного узла в системе МПС, то проблема безработицы, утраты монофункциональности вылезет на первый план. Все структурные схемы, которые рождены в предыдущем семинаре, не будут потеряны, но какие-то новые появятся обязательно.