Лекция 3
ПРОГРАММЫ РАЗВИТИЯ ГОРОДСКОГО СООБЩЕСТВА
Введение
На первый взгляд название кажется странным: можно ли развивать
нечто, в российской практике отсутствующее? При всегдашнем изобилии
разнообразнейшего городского начальства самое упоминание городского
сообщества может у взыскательного критика вызвать улыбку. В самом
деле, и тени такового не обнаруживается, и, в отличие от средневековой
или раннекапиталистической городской реальности, известной нам
по литературе, и не иллюзия ли вообще городское сообщество в условиях
современного города где бы то ни было?
И всё же городское сообщество явлено нам в развитых странах Запада
— уже, разумеется, не в элементарных цеховых и сословных его формах,
но всё же вполне организованным образом. Во-первых, через более-менее
разработанную систему местного территориального самоуправления,
наново становящуюся на ноги с конца 60-х годов. Хотя её значение
или оформленность не следует преувеличивать, игнорировать тем
более не приходится, потому уже, что ни одна, кроме разве президентской,
предвыборная кампания не может миновать этот уровень отстройки
электората. Во-вторых, через вполне формализованные торговые палаты
или иные предпринимательские клубы, основанные на местном территориальном
принципе и обладающие изрядным влиянием на бюрократию. В-третьих,
через бесчисленные городские ассоциации, деятельность которых
отцентрована на том или ином участке городского целого. Даже если
такие ассоциации вообще не объединены или объединены сугубо номинально,
их совокупность образует довольно мощное силовое поле, в котором
ориентируется индивид, И наконец (только это и присутствует в
зародышевой форме в современном российском городе), нельзя упускать
из вида совокупность групповых неформальных полуобъединений, у
которых в крупном городе есть нейтральное поле соприкосновения
(клубы в разной форме), тогда как в малом — таким полем является
система организаций, сугубо внешним образом выглядящих как только
организации.
Опорой для городского сообщества на Западе является оно само,
его собственная историческая традиция, во многом отпечатанная
в устойчивых предметных элементах городской среды. Второй опорой,
о значении которой редко задумываются наши западные коллеги, является
развитая система городского права, каковая если и нарушается постоянно,
то в осознании того, что это есть именно нарушение. Третьей опорой
становится сама экономика городской жизни, настроенная на тонкий
учёт потребительских ожиданий и более-менее живо реагирующая на
колебания настроений горожан, хотя, как показывают внимательные
аналитики, вроде Роберты Грац, идеализировать эту ситуацию не
приходится. Наконец, третьей опорой является городская публицистика,
по каналам которой городское сообщество может постоянно убеждаться
в своем существовании и значимости этого существования для бытия
города. Из этих четырёх только третья — становление потребительского
рынка и связанный с ним резкий рост потребности в помещениях городского
центра и субцентров — наконец стала реальностью, что уже придаёт
мечтаниям о "нормальном" городе реализм. Впрочем, будем честны,
реализм этот весьма ограниченный. Чтобы убедиться в этом, достаточно
припомнить, что среди героев т.н. перестройки не нашлось ни одного
персонажа, который оказался бы способен на столь явный "минима-лизм",
как интерес к вопросам городского управления в Москве. Сколько
угодно человеко-годов в дискуссиях на всеобщие темы, и ни одного
серьёзного суждения о "доме", от стиля которого так много всегда
зависело, да и теперь всё ещё зависит в России! Отсутствие городской
публицистики, вакуум профессиональной ориентации на углубленный
анализ существа городских проблем оказывается, пожалуй, наиболее
болезненным пороком нашей городской жизни. Закрепляется заколдованный
круг: публицистики и публицистов нет потому, что образованный
круг горожан не осознает своей корпоративной заинтересованности
в оптимизации городской оболочки и городского сообщества, тогда
как становление такой заинтересованности невозможно без городской
публицистики, которую ни в коем случае не могут заместить собой
ни жалобы, ни поиски злокозненности по случаю.
Если быть достаточно строгим, то следует признать, что любые
программы развития городского сообщества (даже если некоторые
их элементы поддаются частичному осуществлению), призваны в наших
специфических условиях исполнять обязанности отсутствующей городской
аналитики и публицистики в полном её объеме. В полном объеме —
значит оказывая достаточно мощное воздействие, чтобы остаточного
воздействия и самой программы и процесса её формирования достало
на то, чтобы продолжать "излучать" как минимум полгода спустя
завершения работы.
По ряду понятных причин программа развития городского сообщества
не может в наше время возникнуть внутри него: в социальном плане
неразрешим вопрос о лидере процесса формирования программы (на
эту роль нередко претендует городская админи-страция, что заранее
обречено на провал); безусловно недостает квалификации именно
для такого типа задачи, хотя в городе может быть вполне довольно
специалистов, способных совладать с традиционными предметно очерченными
задачами; наконец, как давно известно, партнерство в лице внешнего
эксперта оказывается наиболее приемлемо для всех взаимодействующих
местных интересов.
Программа чего?
Совершенно очевидно, что эксперт, который открытым текстом заявил
бы о готовности разработать программу развития городского сообщества,
не мог бы быть воспринят серьёзно своими собеседниками, так что
уже только по тактическим соображениям было бы необходимо выдвинуть
замещающую задачу. Но дело не сводится к тактике — и по сугубо
содержательным соображениям, и по мыслимым технологиям постановки
и решения проблем задача должна ставиться иначе и на ином предметном
материале-носителе.
Теоретически можно представить себе постановку задачи оптимизации
управления городским хозяйством, однако партнером по такой задаче
может быть только администрация города, отнюдь не собирающаяся
делить такую ответственность с кем бы то ни было, с носителями
идеи городского сообщества в первую очередь. То же будет относиться
к вполне привычной задаче повышения квалификации сотрудников (и/или
резерва) администрации, хотя, разумеется, специфика учебного процесса
позволяет вовлечь в процесс значительно более широкий круг ценностей
и значений, чем представляет себе администрация-заказчик. Гипотетически
возможно ставить задачу объединения усилий и настроений на игру
против городской или ведомственной администрации (как происходило
вокруг усилий отечественных "зелёных", что, к примеру, привело
к власти губернатора Немцова в рамках борьбы против строительства
АЭС), однако ни общественный климат более не соответствует такого
рода акциям, ни основная задача программы не может быть решена
таким образом, коль скоро главным средством здесь является доведение
конфликта до стадии прямой конфронтации, из чего может в отдельных
случаях выйти оздоровленным имеющееся уже городское сообщество,
но из чего не может возникнуть сообщество ещё потенциальное.
С моей точки зрения, единственным адекватным заместителем программы
развития городского сообщества может выступить только программа
развития ресурсов городской территории в контексте объемлющей
территории. В пользу этого несколько обстоятельств. Во-первых,
территория, объемлющий ландшафт — это нечто хотя бы иллюзорно
общепонятное, доступное пониманию как горожанина любого возраста,
так и специалиста. Во-вторых, территория обладает общепонятной
структурируемостью по масштабным уровням: от наименьшего, когда
это территория одного двора, до наибольшего, с охватом окрестных
земель, ясным хотя бы благодаря общераспространенному навыку чтения
географической карты. В-третьих, на территории скрещиваются все
интересы, с ней соотнесено большинство конфликтов между индивидами,
группами, организациями, нормативным полем их совместного существования.
В-четвёртых, территория — это то, что позволяет всякому непосредственно
соотнести свои частичные о ней представления с нею самой и с более
изощренным её пониманием и потому обучаться новым смыслам, ценностям,
приёмам, не акцентируя внимания на процедурах обучения.
Можно продолжать это перечисление, однако и сказанного довольно,
чтобы, во всяком случае, увидеть в программе развития ресурсов
территории вместе с ресурсами обитающих на ней людей чрезвычайно
широкие возможности. Много лет я пользовался другим выражением
— ресурсы городской среды и, по существу, не вижу ни малейших
оснований отказываться от этого точного понятия в пользу менее
точного (территория), однако многократное столкновение с трудностями
уяснения предмета заставило говорить именно о территории. Это,
во всяком случае, не вызывает вопросов и позволяет сразу же перенести
акцент на постижение того, что есть и что может быть ресурсами
территории и что может быть их развитием. Это сложный вопрос,
потому что, как правило, люди склонны ограничиваться очевидным:
недвижимость, измеряемая в квадратных метрах, тогда как все контекстные
свойства места в силу их неизмеримости оказываются в лучшем случае
называемыми — следы истории, привлекательный ландшафт и т.п.
Почему программа?
В самом деле, почему именно программа, а не проект, план, наконец,
концепция, тем более что это последнее слово в последние годы
употребляется чрезвычайно широко и оно пользуется особенной популярностью
в кругах городской администрации?
Как говаривал Салтыков-Щедрин, в России "хорошее слово", пройдя
множество предательских уст, немедленно облипает всяческой дрянью.
Именно это случилось и с добротным словом “концепция”, в принципе
означающим отточенное начальное ядро идеи и более ничего. Подобно
тому как ясное слово “уникальное” стало вдруг означать у нас нечто
вообще большое и хорошее, точное по смыслу слово “концепция” стало
новой торговой маркой для вполне традиционных агрегированных планов
и проектов в стиле т.н. генерального плана. В Москве новообразованные
супрефектуры муниципальных округов немедленно произвели на свет
"концепции социально-экономического развития", составленные теми
же людьми, которые всегда составляли генеральные планы, точно
так же, как они их составляли раньше. Служба госэкспертизы Москвы
поспешила встроить стадию "архитектурная концепция" в схему обязательных
процедур реализации любого инвестиционного проекта, что в действительности
означает не более чем похвальное стремление защитить интересы
профессионального цеха и т.п.
Вспомним простейшее сущностное различение
сути нескольких слов:
-
концепция — это форма замысла, отвечающая на вопрос о пути
решения проблемы;
-
программа — это форма обработки концепции, отвечающая на
вопрос о том, что должно сделать в сложившихся условиях;
-
проект — это форма разработки программы, отвечающая на вопрос
о том, как, каким образом можно достичь поставленных
целей;
-
план — это форма разработки проекта, отвечающая на вопросы
о том, когда и какими средствами достижимо его воплощение;
-
наконец, само действие по реализации проектов и корректировке
этой реализации вследствие неизбежных вторичных её эффектов,
содержанию и значению которого уделяется незаслуженно мало
внимания (подробнее см. Лекцию №4).
Нет принципиальных сложностей с нахождением добротных специалистов
в сфере разработки проектов и планов (если иметь в виду традиционные
их формы). Как уже отмечалось, нет недостатка с предложением концепций
или того, что, во всяком случае, провозглашается концепциями,
однако ни искусство разработки программ, ни искусство действия
не относятся к числу распространенных в России умений. Именно
поэтому программа развития ресурсов территории выступает для нас
удачным ключом к отстройке всей цепочки: от концепции к действию,
что непременно приводит к видоизменению всех её промежуточных
звеньев.
Осталось остановить внимание на том, что же надлежит понимать
под ресурсами территории и их развитием. Как это ни парадоксально
звучит на первый взгляд, но наиболее целесообразно принять рабочий
тезис: ресурсы территории суть то, что мы в состоянии определить
именно таким образом, т.е. встроить ту или иную особенность территории
в программу непротиворечивым образом и, главное, убедить в реалистичности
и целесообразности этого всех потенциальных разработчиков программы.
Такая непривычная формулировка вызвана тем, что мы не только включаем
возможности людей в состав ресурсов, но видим в них главный ресурс
городской территории, если удается перейти от стандартного статистического
подхода к персонализации: ключом к постижению ресурсов
территории оказывается способность ответить на вопрос — кто
суть ресурс развития? Реальная сложность заключается в том,
что ответить на этот вопрос с помощью обычных социологических
исследований или даже трудоемких экспертных опросов невозможно.
Персонализация осуществима в полном объеме только через реализацию
программы развития таким образом, чтобы она "сама" могла проявить
потенциальных своих носителей и отстроить их взаимодействия через
самое себя, через "самодвижение" программы. Отсюда понятно, что
под развитием ресурсов мы понимаем эволюционирующее, усложняющееся
взаимодействие между территорией и носителями программы, вследствие
чего потенциальные ресурсы климата, истории, экономики, менеджмента
могут переходить в актуальное состояние, а рыхлое сосуществование
индивидов и групп — в городское сообщество.
Программа развития: первый импульс
В отличие от западного опыта, где мы, во всяком случае, имеем
дело с весьма плотной городской средой, в которой возникают лишь
отдельные разрежения и пустоты, что оставляет программисту развития
весьма ограниченные возможности работы с маргинальными слоями
городского населения и запущенными фрагментами города. Экономическая
среда отстроена от избыточности не только товаров и капитала,
но и услуг, и единственным видом признаваемого дефицита является
квалификация. Мы находимся в странной и вместе с тем чрезвычайно
богатой ситуации, когда городская среда столь разрежена, что в
ней обнаруживаются всего лишь разрозненные и частичные фрагменты
подлинно городской среды и городской жизни. При всей сложности
дефицита капитала и квалификаций мы находимся в особом мире, когда
зерном развития может быть едва ли не любой фрагмент территории
при условии "умножения" её на потенциал, скрытый в людях. Наибольшая
трудность заключена при этом в том, что необходимо преодолеть
глубочайший скептицизм, благодаря которому и городские власти,
и сами горожане значительно более склонны верить в сугубо гипотетические
внешние импульсы капиталовложений, будь их источником госбюджет
или частные (желательно зарубежные, хотя время наивного энтузиазма
первых перестроечных лет давно прошло), чем в собственные возможности.
Люди, способные на чудеса изобретательности в поддержании собственного
дома или культивировании собственного сада, проявляют чудовищную
пассивность, как только речь заходит о некотором городском общем,
в котором они всё ещё не в состоянии уловить предмет кооперативного,
т.е. корпоративного действия. Здесь не место обсуждать все многообразие
исторических причин, породивших именно такое положение дел: для
наших целей довольно принять его как факт, как непременное, неотвратимое
условие деятельности.
Разработка программы начинается с исследования территории, но
это не классическое объективированное изучение, в котором все
качества территории трактуются как равнозначные и равно независимые
от наблюдателя. Мы изначально настроены на выявление в первую
очередь индивидуальных признаков или их сочетаний, в чем-то особенных
следов обыденно-хозяйственной деятельности и поведения горожан,
характеризующих стиль места. При таком подходе уже первые поверхностные
знания о месте, во всяком случае, начинают отличать его от любого,
ему аналогичного. Разумеется, это требует мысленного сопоставления
не только подобного с подобным, но и любого местного с внутренним
представлением о некоторой городской "норме" цивилизованности,
которая в европейском цивилизационном круге задана историей с
достаточно высокой мерой определённости.
При работе над несколькими группами кварталов московского исторического
ядра мы немедленно обнаруживали, сколь нестандартными могут быть
сочетания качеств, каждое из которых, казалось бы, сугубо типично.
Многоэтажные дома, дворы неправильной конфигурации с равно разрушенными
стенами-границами прежних владений, сходные школы, детские сады
или поликлиники, магазины и детские игровые площадки и пр. — всё это едино только как тип. Сочетание же индивидуальных очертаний
переулков и проездов, остаточных следов рельефа и исторической
застройки, личностных характеристик директоров школ или главных
врачей поликлиник, групповых оттеночных особенностей совокупности
обитателей всякий раз обретает поначалу анонимную, а затем, в
процессе взаимодействия, и персонализованную определённость.
В Мышкине (Ярославская обл.) и Старице (Тверская обл.) мы, на
первый взгляд, сталкивались с идентичностью двух малых городов
сближенной численности населения (6.500 и 8.400 жителей), близкого
по характеру местоположения (крутой берег Волги), равной зависимости
местных фиалов промышленных предприятий от внешнерасположенных
их центров, равной зависимостью городской администрации от районной...
В обоих городах проступали сходные, хотя, разумеется, вызванные
разными причинами и специфически проявленные неприятности, сопряженные
с ошибками в сохранении гирогеологического равновесия городских
и пригородных территорий. В обоих случаях мы могли обнаружить
идентичное запаздывание эмоционального и интеллектуального развития
местных школьников относительно их столичных сверстников, сближенное
многообразие микрогрупп местного общества (однако наличие мощного
клана пчеловодов в случае Мышкина уже позволяло определить первый
признак индивидуальности города). Только в ходе исследовательского
взаимодействия можно было обнаружить, что в первом случае наиболее
перспективным ядром кристаллизации могло стать взаимодействие
библиотеки, музея и технического училища, тогда как во втором
— возможностей заброшенной каменоломни и интересов местного малого
частного предприятия. В Мышкине дело было не в факте наличия библиотеки
или музея, но в позиции, которую эти обычно слабые учреждения
заняли в сознании активного ядра горожан, боровшихся за возвращение
их Мышкину городского статуса, т.е скорее символической ценности.
В Старице были и музей и библиотека, но, лишённые окраски мощной
персональности своих создателей и кураторов, они могли быть в
лучшем случае третичными по значению элементами процесса, тогда
как малые предприятия, в 1993 году заметно третировавшиеся местными
властями, позволяли увидеть в персональности их создателей энергетику,
не находившую выхода, но готовую устремиться в первый же обозначенный
прорыв. Напротив, в Мышкине обозначившие себя малые предприятия
не проявляли ни воображения, ни способности к риску, тогда как
эти качества можно было, уже на второй стадии приближения, обнаружить
в личности заместителя главы районной администрации и главного
врача районной больницы.
В полугородском посёлке Орджоникидзе
в Крыму главным для нас было отнюдь не уяснение особенностей
местного хрупкого ландшафта — любопытные сами по себе, они не
представляют собой глубоких проблем понимания. Сложнее всего было
понять, какие изменения в качественном составе населения последовали
за "эмиграцией" наиболее активных специалистов после закрытия
местной оборонной фабрики; какие персональные ресурсы скрывались
в индивидуальных строителях садовых участков и домов на крутых,
грозящих оползнями склонах; как долго сможет продержаться зелёный
панцирь склонов при возраставшей нагрузке от коз и овец. Сложнее
было уяснить, что несет в себе наращивание поселения возвращенцев
из числа крымских татар для экологии и конфликтологической ситуации
места, сохранились ли и какие возможности для гипотетической конверсии
строений военной фабрики под курортные нужды и т.п. В каждом из
названных и множестве неназванных проблемных ситуаций главным
оказывалось понимание местных личностных ресурсов для разрешения
каждой из них, тогда как и экологические и узко-экологические
характеристики, при всей их важности, оказываются всё же вторичными.
Крупный среди малых городов, Дмитров, относящийся к значительной
группе древнейших городов российского Центра, в радиусе ста километров
от Москвы, раскрыл толику своей индивидуальности только тогда,
когда мы могли уяснить феноменальность случившегося там в 1992
году преобразования местного любительского театра в профессиональный
с устойчивой зрительской аудиторией. Это обстоятельство стало
ключом к выявлению местного предпринимательского сообщества и
его контактов с достаточно весомой образованной прослойкой, уяснению
специфики и значения местной городской газеты, класс которой существенно
выше, чем в большинстве известных нам областных газет. Отсюда
оставался уже только шаг к выявлению потенциала местного сообщества
не только в отношении технологии контроля за состоянием исторического
посада с его частными домовладениями, но и за состоянием природно-исторических
участков обширного района, в данном случае, в контрасте к Мышкину
или Старице, перешедшего под контроль города.
Работа в Царском Селе, в архитектурно-градостроительном отношении
являющемся единственным в России воспроизведением европейской
модели города в полном объеме, дала возможность обнаружить ключ
к программе развития в природе и форме неразрешённого (скорее
персонально объясняемого, чем структурного) конфликта между городом
и музеем-заповедником, равно как в не проявленном в полноте конфликте
между светским характером сильной художественной "колонии" и клерикально-националистическим
оттенком местной церковной политики, во многом, если не полностью,
объясняемым персональным характером властей Санкт-Петербургской
епархии.
Длительная, систематическая работа над
некрупным микрорайоном в историческом ядре Владимира позволила
выявить индивидуальность не только самого места (редчайшая его
устойчивость в исторических границах и характере домовладений),
но и общегородс-кого контекста с его повышенным удельным весом
образованного слоя относительно городов того же размерного класса
и статуса областного центра. Этот повышенный удельный вес проявился
в локальности места, создав нечастую возможность обнаружить вполне
достаточный круг лиц, способных стать носителями фрагментов единой
программы развития в столь некрупном массиве жителей (1000 человек).
Как убеждает опыт, кратковременное экспертное ознакомление с
конкретной городской ситуацией даёт возможность выявления до 90%
собственно предметных характеристик места от общего их охвата,
достижимого в ходе длительного обследования, однако, не давая
сколько-нибудь существенного представления о персонализованном
человеческом потенциале развития, такого рода экспертиза практически
бесплодна. Мы могли почти "мгновенно" обнаружить ресурсы пустующих
некрупных участков в центральной части Калининграда, увидеть потенциал
развития, содержащийся в интенсивной коммерческой освоенности
территории довоенной выставки Кенигсберга, понять возможности,
заложенные в исторической планировочной структуре, но десятилетиями
сознательно игнорировавшиеся, однако всё это не более чем первичные
заготовки, строительный материал для формирования программы. Чтобы
сделать такую программу дееспособной, чтобы мочь её сформировать,
эти заготовки должны быть сцементированы работоспособной версией
взаимодействий между людьми, персонализованными источниками развития
города.
Программа развития: конструкция и форма
В отличие от традиционных схем модельного (генеральный план)
или систёмного программирования, где основой является классический
принцип "от общего к частному" (до подлинно частного в этой схеме
дело не доходило никогда и, за исключением, паракибернетических
химер эпохи академика Глушкова, не доходило), наш тип программы
принципально монтажный, сборно-составной. Собственно, именно поэтому
принципиально достижима созвучность или, выражаясь точным языком,
конгруэнтность с генеральной целью: катализацией становления городского
сообщества, монтируемого самопроизвольно в кооперации групп "снизу".
Как должно быть ясно из уже приведенных выше кратких отсылок
к локальному опыту, вопрос о "точке роста" в общем виде для нас
в принципе не стоит: точкой роста может быть произвольная местная
ситуация, где можно зафиксировать потенциальную возможность эффективного
взаимодействия человеческого интереса (он всегда несет в себе
взаимодействие с другими людьми, даже если речь идёт об индивиде)
и предметной ситуации. Единственным сущностным критерием состоявшейся
точки роста становится фиксируемый общепонятным образом, в идеале
очевидный, перепад качества по отношению к объемлющему городскому
контексту. Коль скоро мы имеем дело с городской средой, пропитанной
реальными межчеловеческими взаимоотношениями, вероятность практической
реализации потенциала точки роста в каждом конкретном случае невелика.
У нас нет достаточного объема экспериментального материала, чтобы
рискнуть количественной оценкой такой вероятности, но интуитивно,
на основании имеющегося опыта, я не оценивал бы её выше 1/5. Совершенно
естественно, что в этих условиях программа, претендующая на относительную
надёжность, должна содержать более пяти точек роста, а это в свою
очередь предопределяет требования к конструкции программы развития:
наличие не менее пяти автономных точек роста (проектов), каждый
из которых может осуществляться автономно, вне зависимости от
всех прочих. Естественно также, что при удачном развитии событий,
т.е. если реальное движение можно будет зафиксировать более чем
в одной точке роста, мы можем рассчитывать на кумулирующий эффект,
и "сумма" двух или трёх элементов должна оказаться больше арифметической.
Из тех же соображений повышения надёжности и усиления вторичного
воздействия на объемлющий контекст, мы стремимся, чтобы проект,
отстраиваемый для каждой точки роста, имел опорой не менее трёх
носителей и чтобы их взаимоотношения выстраивались в соответствии
логике права, не только регулируя детали отношений, но и задавая
образец социальному контексту.
Невозможно умозрительно определить число или топографию искомых
точек роста, случайности слишком велики, хотя мы всегда можем
с высокой степенью вероятности рассчитывать на то, что несколько
таких точек будут обнаружены в центральной части города (района,
микрорайона) и ещё несколько — на его периферии, в местах наиболее
удачного соприкосновения с окрестными территориями. Это сложение
компонентов, не всегда достижимое на первой стадии, поддается
соорганизовации в соответствии с принципом "экватора", осознанно
рассекающего поселение через его центр. Искусство оптимального
проведения "экватора" (отнюдь не непременно по прямой) определяется
способностями видеть локальные превышения потенциала предметной
среды, будь то особенно удачный рельеф, застройка особой ценности
или особо важные маршруты, что открывает принципиальную возможность
усиленного поиска индивидов или групп, способных оживить потенциал
территории собственным интеллектуальным потенциалом.
Трудно было бы оспорить, что в отсутствие сильного городского
— гражданского движения и при ничтожной развитости городского
сознания конструктивное отношение внешних экспертов к городской
территории в принципе неосуществимо без поддержки или по крайней
мере нейтрально-доброжелательной позиции городской администрации,
всё ещё являющейся единственным, даже если номинальным, выразителем
целостности города. Это в свою очередь означает, что присутствие
городской администрации в качестве действенного партнера входит
непременным компонентом в определении оснований любой среди выделяемых
точек роста.
Форма предъявления программы почти полностью совпадает с формой
её создания. Речь идёт о процессе постепенного взращивания модели
проекта по каждой точке роста совместно с представителями городской
администрации второй-третьей руки и с достаточно крупного множества
местных жителей, чтобы иметь шанс привлечь к процессу потенциальных
носителей программы. Ни одна конкретная работа не может претендовать
на статус конструктивной модели, однако, за неимением лучшего
материала, мы можем воспользоваться примером отстройки программы
в Гончарах (Владимир) как приемлемой схемой.
1. Выбор конкретной компактной территории с чёткими внешними
границами и ограниченным населением — в данном случае это всего
1000 человек, что, по нашим собственным данным и данным наших
зарубежных коллег, может быть увеличено до пяти-шести и в крайнем
случае до 10.000 жителей. Следует отдавать себе отчёт в том, что
всякая попытка резко поднять это размерное ограничение несет в
себе утрату возможности неслучайного выявления носителей программы,
а следовательно, и потерю возможности создания эффективной программы
как таковой. Основанием выбора того или иного участка в равной
степени может служить значимая деятельность формальной или неформальной
группы и повышенная концентрация специфических качеств предметного
окружения. В случае Гончаров
мы имели дело со счастливым сочетанием обоих признаков.
2. Провоцирующий контакт с населением на фундаменте уже установленных
заранее контактов с городской администрацией по тем линиям функционирования
города, где она испытывает очевидный дефицит не только средств,
но и специальных умений (к примеру, дееспособный контроль за поддержанием
и улучшением качеств окружающей среды во внутриквартальных пространствах).
Как бы ни была солидна предварительная подготовка в местной прессе,
на радио и телевидении, с помощью массированных опросов, прямое
взаимодействие с местной аудиторией, формируемой случайным
образом, необходимо и незаменимо. Тактическая задача сводится,
с одной стороны, к достижению относительной нейтрализации агрессивно-недоверчивого
большинства местных жителей, с другой — к предъявлениям схемы
предстоящей совместной деятельности таким образом, чтобы на следующий
контакт самопроизвольно вышло исключительно активное меньшинство.
В его составе непременно окажутся персонажи, в кругу контактов
которых (в референтной группе, как говорят социологи) есть другие
персонажи, уклоняющиеся от участия в не вполне понятной для них
деятельности, но в дальнейшем скорее примыкающие к её конструктивным
шагам.
3. Модельное предъявление предмета проблематизации, сопровождаемое
возможно полным перебором явных сознанию местных партнеров, очевидных
проблем (в зависимости от имеющихся времени и средств модельное
предъявление может осуществляться как через строительство относительно
полного трёхмерного макета ситуации, так и через менее трудоемкие
средства, будь то комментируемая выставка детских рисунков, выполненных
по заданию внешних экспертов, или созданный им видеофильм, комикс
и т.п., или соединение всех этих средств). В диалоговом режиме
первичной проблематизации, когда выписываются подряд образы частных
проблем и конфликтов на территории, а затем осуществляется некритический
очерковый перебор мыслимых путей изменения ситуации, в общем случае
маловероятно проявление информации, которая не была бы уже очевидна
внешнему эксперту. Однако в этом процессе многократного перебрасывания
сигналов о состоянии территории непременно происходит самопроявление
потенциальных конструктивных партнеров — перспективных носителей
программы развития (каждого, напомним, со своей референтной группой
персонажей, остающихся длительное время за кулисами действия).
4. Второй уровень проблематизации, требующий для своего эффективного
осуществления временного расчленения группы партнеров на целевые
подгруппы, каждая из которых принимает на себя обязательство рассмотреть
целостную территорию с той или иной частной позиции, в той или
иной проекции. В зависимости от особенностей места, наличных сил
и средств, такое расчленение может осуществляться различным образом,
однако непременным условием является организация не менее трёх
групп — в Гончарах такие группы были определены условно: "экономисты",
"планировщики" и "управленцы". При этом особенно существенно,
чтобы такая функциональная группа имела смешанный состав, включая
в себя как тех, кто традиционно относит себя именно к экономистам,
управленцам или планировщикам, так и тех, кто скорее определил
бы себя принадлежащим другой группе (к примеру, "предприниматели",
"жители" и т.п.).
Несложный и, казалось бы, совершенно искусственный приём перегруппировки
множества местных партнеров обладает глубоким содержательным и
тактическим смыслом. В содержательном плане принципиально важно
сохранение целостности образа территории в открыто частичном её
проецировании на плоскость рассмотрения: "экономисты" могли искать
ответы на вопрос об источниках финансирования какой бы то ни было
реформирующей деятельности на территории; "планировщики" — выявлять
наиболее нуждающиеся в такого рода реформировании фрагменты, равно
как и наиболее богатые оттеночными ресурсами участки территории,
тогда как "управленцы" были сосредоточены на поиске организационного
механизма, с помощью которого локальные изменения были бы возможны,
будучи при том соотнесены с актуальными и перспективными схемами
функционирования городской администрации.
С тактической точки зрения, диалоговая схема построения внутри
каждой группы позволяет в равной степени или уже самоопределившимся
лидерам закрепить свою апробируемую группой позицию, или проявиться
конкуретноспособным новым лидерам, которым приходится выработать
схему отношений с ранее проявившимися лидерами и добиться одобрения
группы. Одновременно само уже только расчленение на группы способствует
тому, что, наряду с умножением числа лидеров, умножается и число
проявивших себя самодеятельных персонажей, готовых, во
всяком случае умозрительно, примерить к себе тот или иной конкретный
проект, идёт ли речь о мини-пекарне, о коммерческой теплице, способной
снабжать гостиницы свежей зеленью, о семейной гостинице, ориентированной
на небогатого отечественного туриста, дискриминованного постсоветским
гостиничным хозяйством, или о культурном центре, способном объединить
интересы разрозненных и потому коммерчески слабых местных ремесленников.
Наконец, необходимость каждой группы вступить в диалог с другими
группами создаёт — как правило, впервые в условиях постсоветского
города — и возможность и необходимость движения к компромиссу
интересов через предъявление сильной встречной аргументации.
5. С этого ключевого момента начинается стадия собственно конструирования
программы развития, признающей за каждым обоснованным проектом,
имеющим своего персонального носителя, право претендовать на статус
"точки роста". Хотя бы на схемах возникает известная наполненность
силового поля с несколькими центрами тяготения, что в свою очередь
открывает путь к пониманию упорядочения "правил игры" в рамках
этого силового поля. Плоскость "управления" естественным образом
становится общим основанием для всех прочих проекций, как только
достигается понимание двух принципиальных оснований. Первое —
силовое поле развития территории, образуемое реализацией нескольких
проектов, способно приобрести некоторую внутреннюю устойчивость
только в том случае, если проекты осуществляются с ведома и согласия
пассивного большинства, иначе его сопротивление способно уничтожить
или существенно затормозить любой проект. Поскольку же пассивное
большинство де-юре и де-факто может быть представлено только через
представительный орган местного самоуправления, отстройка механизма
согласования частных интересов (поначалу одних только авторов
проекта) с неявно выраженными, но определёнными интересами совокупности
жителей. Второе — это силовое поле может обрести устойчивость
и способность воспроизводить себя, независимо от успеха или неудачи
любого отдельного проекта (или его персонального носителя), только
в том случае, если его существование согласовано с объемлющим
силовым полем общегородского порядка, регулируемого администрацией.
Оба обстоятельства имеют принципиальное значение, шаг за шагом
формируя понимание важности и необходимости отстройки нормативно-договорной
основы стабильности силового поля, образуемого проектами и "фоном"
их осуществления. Возникает представление о технологии реализации
права горожан на местное самоуправление в его территориальном
выражении — в условиях Гончаров это было определено как Корпорация
Развития Территории (КРТ), образуемая, с одной стороны, авторами
— носителями отдельных проектов, с другой — местным самоуправлением,
реформируемым изнутри, в силу невнятности его функций, с третьей
— городской администрацией, выступающей как сторона договора.
Принципиальными новациями выступают и само установление договорных
или контрактных отношений между городской администрацией и новой
"низовой" структурой, берущей на себя осуществление хотя бы некоторых
административных функций, вроде уборки мусора и текущих ремонтов,
и объединение в единое юридическое лицо ранее совершенно разрозненных
жителей и частных пользователей территорией.
6. По достижению этой стадии процесса открывается возможность
для проблематизации третьего уровня, когда начинается трансформация
частной задачи (программа реконструкции фрагмента городской среды)
в гораздо более общую задачу реорганизации аморфного множества
индивидов, групп и организаций в городское сообщество. Создание
прецедента в виде договора администрации и нового частно-общественного
субъекта (КРТ) в принципе понуждает администрацию к решению технологически
важной задачи распространения изолированного опыта на другие городские
территории. Именно в этот момент возникает опасность преждевременной
формализации, при которой городская администрация стремится привычным
образом перехватить инициативу и выступить в роли единственного
или подлинного носителя интересов городского сообщества. В специфических
условиях России эта позиция столь привычна и воспринимается столь
естественно, что эта опасность реальна и велика. Именно поэтому
чрезвычайно важно озаботиться о как можно более широкой информированности
образованного круга горожан о процессе движения к программе за
достаточно существенный срок до его относительного завершения.
Если это движение осуществлено достаточно эффективно, т.е. если
городские референтные группы хотя бы пассивно вовлекаются в процесс
через своих "представи-телей" в местной рабочей группе, открывается
реальная возможность для самопроизвольных попыток воспроизведения
или имитации локального эксперимента. Собственно говоря, именно
это и является единственным критерием проверки дееспособности
процесса в условиях поселения произвольной численности. Во Владимире
такой критерий проявился с достаточной мерой чёткости: в середине
процесса рабочая группа пополнилась представителями совершенно
другого района города, которые поначалу никак себя не проявляли,
но ещё до завершения общей работы обратились к внешним экспертам
с просьбой содействовать в реорганизации их собственной деятельности
по развитию территории.
В тот момент, когда мы получили официальное обращение комитета
самоуправления владимирского микрорайона, находящегося на периферии
города, имеющего качественно иную застройку и иной контингент
жителей, чем в Гончарах, мы имели право отметить, что, во всяком
случае, первый шаг успешно сделан. В прошлом МЖК, молодёжный жилищный
комплекс, относительно успешно справляющийся с трудностями новых
экономических порядков и уже перенявший ряд городских функций
по поддержанию качества среды обитания, явил собой столь разительно
другую городскую реальность, что в паре с Гончарами он образовал
уже новую реальность, новое поле взаимодействия с городской администрацией.
Формирование программ развития столь контрастных территорий с
выведением обеих на новые контрактные отношения с городской властью
создаёт предпосылки для выхода на самостоятельный процесс выработки
модели городского устава, вовлекающей и администрацию и самодеятельность
в отношения сопоставления конкурентоспособных моделей нормирования
форм и механизмов поддержания городского бытия.
Разумеется, здесь мы имеем дело с идеализацией значительно более
запутанного и сложного процесса, в реальности которого мы должны
считаться со множеством субъективных сущностных интересов, стилевых
предпочтений, предрасположенностей, навыков и предрассудков. В
реальном процессе проступают интересы коммерчески ориентированных
групп, естественным образом стремящихся воспользоваться начавшимся
процессом упорядочивания ресурсов территории. В реальном процессе
проступают в полную силу страхи и подозрительность горожан, замеченные
нами ещё по результатам предварительного социологического обследования
места, открыто или в замаскированной форме проступает традиционная
в России неприязнь к частным носителям любого проекта, так или
иначе затрагивающего интересы "их" территории. Все это несомненно
так, и всё же идеализация обозначенного выше типа является неотъемлемым
элементом конструктивной постановки вопроса о становлении городского
сообщества через программы развития фрагментарных территорий города,
а затем — необходимые связи обеспечения их развития.
Естественно, что даже при эффективной разработке городского устава,
охватывающего отношения между относительно автономными территориями
и городским целым, нет гарантии его воплощения в практике, что
требует выращивания и отработки грамотных схем менеджмента, не
имеющих аналогий в отечественной практике. Очевидно также, что
такие схемы не могут быть введены в жизнь в масштабе города в
целом, что вновь обращает нас к исходным малым территориям, которые
имеют шанс, уже при полной поддержке городской администрации,
принять на себя ответственность и права, сопряженные с управленческим
экспериментом. Системы финансирования и городских гарантий, схемы
взаимного кредита и местных "денег", — эти и другие средства городского
развития, выработанные и апробированные мировой практикой, должны
быть использованы в микромасштабе прежде, чем они могут стать
привычными, естественными и надёжными.
Круг замыкается. Мы начинаем с локального места, с его программы
развития, ради выхода на основания становления городского сообщества,
и возвращаемся к следующему уровню работы с тем же местом, чтобы
наново решать ту же крупную задачу, но уже в других средствах,
в другом языке, в опоре как на авторов первичных проектов и их
корпорацию, так и на новых авторов новых проектов — проектов управления
развитием территории.
|
