Остров Татарстан

Если обобщить контур Татарстана на карте, получится ромб, склоненный к востоку. Но к Востоку Татарстан не отнесешь — это идеальный шарнир между Востоком и Западом, в малом масштабе воспроизводящий позицию России в мире. С дорожки, ведущей в Кремль от Спасских ворот, можно сделать вполне эпическую фотокартинку: полумесяц над башней Сеюмбеки между куполами собора.

Первое сильное впечатление: шеренга мощных американских комбайнов, которая с пугающей скоростью несется по полю к шоссе, будто собираясь и его перемолотить. Второе — при въезде от Ульяновской области. Там с полей повсюду поднимались дымы поджигаемой соломы, а в Татарстане солому собирали. Третье - при вечернем проезде по Альметьевску: сначала блики от фар никак не удавалось расшифровать, потом понял — свет отражался от бортового камня, аккуратно выкрашенного автомобильной эмалью-серебрянкой.

В отличие от нефтяного Альметьевска, где полы школьных коридоров устланы мрамором, что предполагает одно лишь чинное хождение парами, в Елабуге ни мрамора, ни эмали нет. До революции это был цветущий городок Вятской губернии — уцелело несколько белокаменных плит, которыми хлеботорговец Стахеев вымостил здешние тротуары. Гимназия же столь велика, что во время войны она вместила солидную часть эвакуированной Академии наук СССР. За массовую поддержку белых в Гражданской войне большевики город невзлюбили и ничего тут не строили. Зато и городок уцелел — старый русский городок с легким татарским акцентом. С памятью о кавалерист-девице Дуровой, о бедной Цветаевой, о лагере пленных японцев.

Капитализм по-татарски

В конце 70-х годов союзный Госплан решил поставить у Елабуги автозавод. Уже была дирекция, я сумел убедить её включить в смету строительства средства на реставрацию города... Затем все остановилось, и Татарстан принял в управление одни каркасы цехов. Уже в новое время пытались наладить отверточную сборку "Опеля-Вектры" — детали везли аж из Латинской Америки!

Теперь с герба Елабуги убрали герб Вятской губернии, поставив на его место коронованного дракона Татарстана, учредили Особую экономическую зону. Южные корейцы, концерн "Хёндэ", отреклись от ранее данного согласия. Налоговые льготы им показались недостаточными. Перекинулись в Ростов-на-Дону, уверяют, что сюда и не собирались. Зато пришли китайцы: концерн "Великая стена" будет здесь собирать, а затем производить внедорожники. Главный российский инвестор в инфраструктуру — банк "Ак-Барс". Благодаря поддержке правительства Татарстана — крупнейший банк Поволжья, возвышающийся над прочими региональными банками, как слон.

Зона от города в стороне, так что Елабуга, скорее всего, уцелеет. Совсем ветхие домишки снесут, предоставив новое жильё : по условиям ипотеки, без первоначального взноса или по договору найма. Новые компактные котлы будут давать тепло и горячую воду в дома, пять нерентабельных городских котельных ликвидируют. Все это — из республиканского бюджета. У Елабуги есть мэр, Ильшат Гафуров. Как и все районные головы и главы городов республиканского подчинения, он назначен президентом Минтимером Шаймиевым. О таком только мечтают российские губернаторы.

Остров Татарстан — крепость государственного капитализма с ярким местным окрасом. В этой модели муниципальному началу дозволено быть только одним — структурной частью механизма государственной власти. Три года назад, когда я проводил проектный семинар по развитию муниципального образования в посёлке Габишево Лаишевского района, примыкающего к Казани, туда примчался республиканский министр образования и все хотел понять, почему семинар по образованию, а он не в курсе дела. В райцентр Нурлат есть регулярные авиарейсы, а над гимназией трёхметровая "тарелка" спутниковой связи.

Казань "московская"

Казань - дело особое. Чем более Татарстан настаивал на своей самостоятельности по отношению к Москве, тем заметнее здесь воспроизводили лужковский московский стиль. Под легендарное тысячелетие Казани освоили три миллиарда субвенций из федерального бюджета и снесли множество крепких старых домов, чтобы успеть к празднику и не мучиться с реставрацией. Здесь тот же гигантизм казённых построек, что в Москве, те же неловкие попытки поженить эстетику модернизма-прогрессизма и сочинение некого местного стиля. Поставили в Кремле огромную мечеть, у которой нет ничего общего с традициями здешних культовых построек. Старую, живописную Казань стерли с лица земли почти целиком. Оставили — по-российски европейскую Кремлевскую улицу до Университета. Переделали пешеходную — Баумана, сделали ей второй, подземный уровень. Расставили на ней недурные бронзовые скульптуры и очень неудобные скамьи. Но в отличие от, скажем, Саратова, где обустройство пешеходной улицы рассчитано на разный карман, в Казани — как в Москве — одни бутики. Толпа по вечерам пьет пиво из пластиковых стаканчиков и наслаждается караоке. Так или иначе, но, принудив бизнес делиться, республика в целом осуществила программу сноса ветхого жилого фонда, и от живописных, но мало пригодных к жизни закоулков не осталось и следа.

В глубинке небогато, чисто, в порядке дома, ворота, наивно и мило украшенные. При всем том молочный концерн "Эдельвейс" держит крестьян за горло. Он практически монополист, и закупочные цены едва позволяют свести концы с концами. Говорят по-татарски. По-русски тоже, но плохо. В промышленных Набережных Челнах или в Нижнекамске во дворе мечети тебе могут недобро сказать: вы здесь в гостях, говорите по-татарски. Но тот же Нижнекамск с редкостным в России энтузиазмом встретил выставку художников-авангардистов.

Казань — город двуязычный, а деликатный баланс его татарского и русского начал в целом поддерживается президентом Шаймиевым, без которого ни одно значимое для столицы решение, разумеется, немыслимо. Устав города можно занести в Книгу рекордов Гиннесса — в нем всего пять статей.

Замороженная стабильность

Честно говоря, внешнему наблюдателю не дано понять, каким всё же образом Минтимер Шаймиев сумел укротить страсти, кипевшие в начале 90-х годов. Много позже меня, держа за пуговицу, здешний журналист с такой страстью уверял, будто только латиница может передать все оттенки фонетики татарского языка, что становилось не по себе. Загадкой остается и то, как удалось прижать к земле казанские и челнинские преступные группировки.

Историю не переделать, и пока российские учебники не выправят досадные для татар перекосы, некая напряженность никуда не денется. В самом ведь деле, не казанские же татары (булгары по преимуществу) воевали Русь, и вмешательство Грозного в казанскую смуту было-таки аннексией, внятного оправдания не имевшей. Собственно, только о признании этого и речь, поскольку ни один вменяемый человек в Казани не отрицает благотворное воздействие университетской русской культуры.

Пока у власти Минтимер Шаймиев, все спокойно. Все конфликты, напряженность между пассионарными татарскими националистами и националистами русскими остаются в глубине, под внешней благостью. Федеральный центр упорно закрывает глаза на, мягко говоря, прохладные отношения Татарстана с Башкирией, где тамошних татар массово записывали башкирами во время последней переписи. Закрывает глаза, хотя, разумеется, несогласованность нефтехимического комплекса соседей мешает обоим. Да и вопрос о преемнике в Татарстане не менее значим, чем в большой России. Здешний вариант авторитаризма, сдержанный и тонкий, основан не на страхе, а на авторитете мудрого Бабая, как все именуют Шаймиева за глаза. В этом сила, и в Татарстане многолетние привилегии по уплате налогов в федеральный бюджет были в основном использованы во благо, что обеспечило республике одну из высших позиций в рейтинге регионов. Но в этом и слабость, поскольку сама идея инициативы снизу, инициативы на местах, кажется здесь чем-то экзотическим.