Мир архитектуры. Лицо города

Есть ли будущее у городов будущего?

Историческое знание учит осторожности в прогнозах: свойственное нам пристрастие вкладывать эмоции в сугубо условную датировку должно привести через несколько лет к сдвигам самоосознания. Ещё несколько лет, и мысли людей все более будут устремлены вперед, за грань, образованную в нашем сознании 2000 годом. Наверное, можно ожидать, что “футуристические” переживания конца XIX века, во многом подготовившие творческий “взрыв” начала нашего столетия, оживут в несколько измененной форме.

Все это — под вопросом. Но в одном, кажется, нет оснований сомневаться: возрождения героических мечтаний художников-одиночек, стремившихся осчастливить мир своими представлениями о городе будущего, ожидать не приходится. “Пионеры” современной архитектуры, будь то Ле Корбюзье или Райт, Татлин или Мельников, расходились между собой чрезвычайно. Однако одно их объединяло безусловно — каждый был уверен, что через его личностную проповедь, через умножение числа его последователей город будущего станет реальностью. Их делило многое, но объединяло главное. Ни один из этих очень талантливых архитекторов даже не мог на миг допустить, что обыкновенный горожанин имеет собственное мнение по поводу города, что он имеет право на особое мнение. Идея диалога с горожанами даже не приходила в голову тем, кто преодолевал стереотипы прошлого и находил яркий образ будущего.

В начале 60-х годов уже появились признаки принципиального изменения ситуации. Они легко различимы ретроспективно, с позиций сегодняшнего дня. Тогда же “бунт” горожан мог казаться досужим измышлением нескольких публицистов. Когда американская журналистка Джейн Джекобс опубликовала в 1960 году свою книгу “Жизнь и смерть крупнейших американских городов”, большинство градостроителей ограничилось парой колких реплик. Ещё бы! Дилетант осмелился не просто критиковать то или иное архитектурное явление, а обвинить все градостроительство в том, что оно совершает преступление против общества.

Джекобс не желала вдаваться в профессиональные тонкости и писала о простых вещах: о пустырях между “омытыми воздухом” высокими жилыми домами, где никто не может отделить “своего” места от “не своего”, о том, что современная планировка игнорирует интересы детей и стариков, препятствует поддержанию контакта матерей с детьми на улице (с шестнадцатого этажа не докричишься) и т.д. и т.п. Все это были простые вещи, но как раз о них не было ни слова в доктринах архитекторов, создававших проектные схемы города будущего.

Время показало, что Джекобс отнюдь не была Дон Кихотом. В разных городах планеты, в разных социально-экономических условиях в течение 70-х годов крепло движение горожан, требовавших, чтобы их представления о нормальном типе городской среды были наконец всерьёзняты во внимание. Более того, движение горожан получило сильную поддержку со стороны экологов, историков, педагогов, психологов и врачей, аргументы которых все заметнее звучали на страницах прессы. Усиленные профессиональными журналистами аргументы возвращались к читателям-горожанам, что, в свою очередь, укрепляло их уверенность в своей правоте.

Сначала могло казаться, что архитекторы-градостроители в своей борьбе за сохранение права на монолог едины, но в их среде все заметнее стали “ренегаты”, к числу которых авторы книги могут не без основания отнести и себя. Когда к аргументам “дилетантов” прибавились аргументы профессиональных архитекторов, избравших судьбу “перебежчиков” в лагерь горожан, когда архитектор все чаще стал выступать в роли архитектора-адвоката, профессионально находя слабости в аргументации традиционалистов, перелом в стратегии градостроительства стал неотвратим.

Многое в аргументах сторонников демократизации градостроительного процесса было и бывает несправедливым — в том смысле, что архитектора упрекают и за то, за что не он несет прямую ответственность. Нередко принципиальное градостроительное решение фактически принималось городской бюрократией, которая в капиталистических странах представляет прежде всего интересы бизнеса, а в социалистических странах — преимущественно интересы ведомств. Немало бывает и демагогии, когда реальные интересы горожан, реальную их озабоченность состоянием среды ловкие интриганы пытаются использовать в достижении собственных целей. Вот характерные примеры из британской публицистики конца 70-х годов: “Если есть что-то, в чем могут теперь прийти к согласию все жители Лондона, так это убеждение в том, что градостроители и архитекторы, занимавшие ответственные посты в городских учреждениях 60-х годов, должны быть закованы в кандалы. А когда весь запас гнилых яиц будет в них брошен, их следует присудить к тому, чтобы остаток своей жалкой жизни они провели в том бетонном аду, что они сами создали” (выступление по телевидению известного публициста Би-би-си Майкла Черча).

“...Приходило ли вам в голову когда-либо, что это за ужас — не иметь возможности выйти из дверей своего дома, чтобы поглядеть на звёзды? Приходилось ли вам задумываться о том, что за жалкая участь — никогда не услышать, как поют птицы или шуршит листва, потому что там, на 20-м этаже, не поют птицы и туда не дотягиваются кроны деревьев... Это вашей рукой были подписаны документы, которыми город был подрублен под основание!” (выступление председателя комитета по жилищному строительству Совета Большого Лондона Джорджа Тремлета в 1978 году).

Если перелистать публикации дискуссий и круглых столов, проходивших в наших городах в 80-е годы, то и там найдётся немало демагогических обвинений в адрес архитекторов, разве что высказанных не так цветисто. Однако далеко не все было демагогией в обвинениях, выдвинутых горожанами в адрес градостроителей. Большая часть этих обвинений была и остается совершенно справедливой. “Битва” за спасение палат Щербакова на Бакунинской улице в Москве, которую вели месяцами москвичи-добровольцы в 1986 году (и, к счастью, победили в борьбе), была бы ненужной, если бы проект третьего транспортного кольца был загодя обсужден с горожанами. Такая же “битва” вокруг ансамблей Лефортова или Петровской рощи Тимирязевского заповедника не понадобилась бы, если бы идея прокладки третьего кольца, техника и форма организации строительных работ с самого начала были представлены на суд москвичей.

Подобных историй — сотни, если не тысячи. Они разыгрывались и разыгрываются везде, во всех городах и в нашей стране, и за рубежом. Значит, мы имеем дело отнюдь не с частными случаями, не со случайностями, а с явлением. Слишком долго градостроители действовали в такой же келейной атмосфере, как и проектировщики гидростанций или мелиораторы. Чрезмерное упоение техническими возможностями, чрезмерное доверие к собственной способности анализировать ситуацию приводило и в градостроительстве к драматическим ошибкам, которых вполне можно было избежать.

Переход от монолога в градостроительстве к диалогу между профессиональным проектировщиком и теми, кого не без основания можно считать профессиональными горожанами, обозначает собой характерный для истории культуры качественный сдвиг. Город, возникающий и развивающийся через постоянный диалог такого типа — это город будущего, модель которого не возникала в течение долгих веков. Обнаруживается замечательный парадокс: город будущего и есть наш сегодняшний город, но только гораздо более приспособленный к мироощущению, к психике каждого из нас, чем удавалось достичь до последнего времени. Более того, такой город будущего вбирает в себя все лучшее, что накоплено долгой историей города.

Новое и хорошее так давно отождествлялись, так сильна была тенденция к модернизму во имя модернизма, что лишь теперь мы в некотором смысле приходим в чувство. Сотни проектных моделей города будущего ещё совсем недавно имели главным своим основанием желание высказать в отношении города что-то такое, что никому ещё не приходило в голову, лишь бы новое. Но ведь, как мы только что заметили, именно это и произошло: город, рождающийся в диалоге,— такое новое, что никому и не приходило в голову всего полвека назад.

Сегодняшнее градостроительное сознание следует назвать реалистическим в отличие от романтического, порождавшего графические фантазии Сант-Элиа, Чернихова и им подобных мастеров. Реалистическое — значит принимающее во внимание реальное положение дел и в хозяйстве города, и в технологии его реконструкции, и в развитии его культуры. В культуре на нас обрушилось столько нового: мы с трудом привыкаем к тому, что начался “компьютерный” этап цивилизации, мы едва только осваиваемся с миром массовых коммуникаций, связавших общество так, как было немыслимо совсем недавно, мы только обучаемся тому, что и предметный мир быта, и производство, и сами знания обновляются с чрезвычайной скоростью. А ведь ещё живы люди, чье детство включило годы, когда на улицах появились первые трамваи, первые автомобили, в домах зазвенели первые телефоны. В таких условиях относительный “консерватизм” города является подлинным спасением, островком стабильности в море неустанных перемен.

Не будем решать за далёких правнуков — они будут жить совсем в другом мире, и у них возникнут свои стремления и свои проблемы. Однако одно мы обязаны сделать для них безусловно — сохранить ценность города как типа территориальной общности людей, имеющего за плечами тысячи лет эволюции. Это звучит просто. Но выполнить такую задачу, дорастить сегодняшний город до города будущего, не теряя прошлого и только обогащая его настоящим, нелегко. Город, возникающий в диалоге,— подлинно демократический город. Демократия реальна лишь в том случае, если имеется выбор из нескольких возможностей. Если же мы продолжаем сталкиваться с тем, что овального выбора нет, если жизнью навязан один-единственный вариант решения каждой задачи, то нет и демократии по существу.

В практическом применении столь общий тезис означает, например, что недопустима более ситуация, когда “главным градостроителем” стал башенный подъёмный кран, поднимающий крупные панели (мелкие ему “невыгодно”), когда нехватка воды в городе служит основанием для сооружения нового водохранилища, хотя довольно было бы ликвидировать бессмысленные и вредные потери воды в сети. Практически общий тезис влечёт за собой пересмотр буквально каждой операции по управлению-регулированию развития наших городов. Каждой!