|
— Многие утверждают, что московский архитектурно-строительный
бум и формы, в которые он воплотился, — личная заслуга Лужкова.
Меньшинство думает, что новая Москва — нравится она нам или нет
— объективный результат перемен в стране, иного генетически недано.
Третьи уверяют, что без диктатуры мэра город мог быть перестроен
грамотнее, отстроен современнее.
 Глазычев
В.Л.: Вопрос не из простых. Да, новую Москву отличает
полная архитектурная безграмотность, но и в советское время ситуация
с архитектурой была не ах. Имеющееся — результат общего нетерпения.
У архитекторов профессиональная жажда копилась десятилетиями,
и теперь они сделали запоздалый ювенальный бросок. Вполне зрелые
мастера пустились в сочинение билибинских сказок. Жажда работать
свободно есть, а внутренней свободы нет. Той, что базируется на
культуре и её ироническом прочтении, — а без этого невозможен
постмодернизм. Зато есть чисто московская жажда кренделечков-оборочек.
Сыграло роль и нетерпение общества, озверевшего от постхрущёвских
коробок. Общество жаждало чего-то веселенького, симпатичненького.
Так что свита играет короля. Хотя недооценивать короля невозможно.
И в вопросе архитектуры он стал экспертом номер один. Самолично,
как гласит молва, рисовал завершение офисных небоскрёбов в "московском
стиле".
— На взгляд многих, получилось безвкусно...
Глазычев В.Л.: О безвкусье говорить сложно. Вот
Остап твердил: Бога нет, а ксендзы говорили, что есть. Конечно,
многое выстроенное в Москве заражено удручающим безвкусьем. Грамотные,
достойные, профессиональные работы существуют, но не на виду,
а в переулках, подальше от глаз.
— Но, как любит повторять московский вице-премьер Владимир
Ресин, народу-то нравится!
Глазычев В.Л.: Нравится. Это видно по жилым интерьерам
— любят такие, чтобы много всего было. Но горе культуре,
которая выставляет это не как факт бытия, а как норму или идеал.
Культуру, вплоть до бытовой, определяет вовсе не большинство,
а активное меньшинство. Ресурс терпимости в народе безграничен
— он встроится в любую волну, которую нагоняет это активное
меньшинство. Но когда активное меньшинство тычут мордой в дерьмо
и говорят, что это и есть хорошо, — вот это порочная позиция.
Не первый раз такое на Руси. Мы это ещё при Стасове проходили
и получили вырождение передвижничества. Надо ориентироваться на
то, что в мире происходит, а не на родную Опахаловку. Нужна свежая
кровь — проверенная, сильная, надёжная. Без этого вынырнуть
из болотца, где все друг друга знают, любят и хвалят, невозможно.
Объединённый Берлин, чтобы избавиться от своей провинциальности,
пригласил англичанина Фостера; нужна была свежая кровь Парижу
— позвали американца Пея, и он построил пирамиды Лувра.
— А у нас свежая кровь — Церетели...
Глазычев В.Л.: Если угодно — да. Не будем обсуждать
художественные доблести, но это могучий талант, порождающий вокруг
себя огромное поле энергии притяжения. И вот вам пример! Разве
народ его захотел? Нет, сильная личность захотела. И властвующее
меньшинство сказало: "Это хорошо!" Но здесь уже надо ставить вопрос
о правопорядке. Закон как раз и сдерживает сильную личность. И
нельзя закон подменять административным восторгом. В Москве отсутствует
свободный рынок архитектурных работ, не отлажена конкурсная система.
И трудно себе представить московскую большую инвестиционную программу,
которая могла бы прорваться мимо Моспроекта, пройти все стадии
согласования — от первого эскиза до рабочей документации.
— Говорят, Лужкову надо памятник поставить только за
реконструкцию Кольцевой дороги. Почему бы ему оттуда и не начать,
а не реконструировать территории вокруг Кремля?
Глазычев В.Л.: Во все времена архитектура ориентируется
на храм (или то, что играет его роль, — парламент, суд, театр)
и на жильё . Только если оба полюса органически соответствуют
друг другу, происходит расцвет. В нормальном обществе должно строиться
комфортное жильё, соответствующее норме комфорта своего времени,
и нечто, выражающее публичный дух. С публичным духом тяжеловато.
Без искренне верующих, воспитанных в вере заказчиков и архитекторов
трудно ожидать убедительного храма. Но какая ложь с жильём!
— В каком смысле ложь?
Глазычев В.Л.: Ложь в смысле самообман. Мир давно
отказался от жилья, бывшего мечтой в 20-е годы. И перешёл к достойному,
сложно дифференцированному по карману, обеспеченному системой
реальной ипотеки, реальной рассрочки способу обзаведения комфортом.
Москва же ударяется в раскручивание позавчерашней машины. Посмотрите
на проекты нового жилья для бедных. Это 17-этажные башни с однокомнатной
квартирой площадью 23 квадратных метра, двухкомнатной — 36 и трёхкомнатной
— 54. В сущности — хрущёвская пятиэтажка, но по какой цене! Просто
безумие: вколачиваются деньги в жильё, которое послезавтра превратится
в трущобы.
— А на какие деньги строить нормальное комфортное жильё
?
Глазычев В.Л.: А по этому поводу не было ни одной
серьёзной публичной дискуссии с привлечением внешних экспертов
— экологов, социологов, психологов. Никто и не ставил вопрос,
каким может быть жильё за имеющиеся деньги. На мой взгляд, выбран
самый худший из возможных способов. Это опять мина замедленного
действия, разбазаривание колоссальных средств. И создаётся та
атмосфера ложности, в которой и храм уже получается неважно. Меня
это волнует больше всего. Я и ввязался в "Московскую
альтернативу", чтобы сделать экспертную проработку
публичного доклада о Москве. О Москве надо поговорить. Открыто,
спокойно. Привлечь разных специалистов, организовать общественное
обсуждение — вреда от этого быть не может, а польза быть может.
Возможно существование архитектуры без публичного обсуждения?
Да. Но тогда она замыкается в трёх зеркалах и начинает в них отражаться.
Теряет связи с миром культуры, с миром вообще.
— Так что же надо делать в первую очередь?
Глазычев В.Л.: Вопрос приоритетов тяжелый. Он не
может решаться кабинетным образом. Для меня приоритет — надвигающаяся
катастрофа с ремонтом жилых домов. Трагедия трёх с лишним миллионов
квадратных метров в центре, которые сегодняшними темпами можно
отремонтировать за 50 лет. А инженеры говорят: 2010 год — предел.
Список аварийки растет из месяца в месяц. Вот здесь нет времени.
А на введение очередного торгового комплекса есть. Можно обойтись
и имеющимися площадями, явно недогруженными. Вопрос о приоритетах
не может решаться ни внутрипрофессионально, ни внутриадминистративно.
Ни один эксперт, будь он хоть семи пядей во лбу, не знает проблем
всей агломерации в каждый момент её существования. Он вынужден
обращаться к другим экспертам. Что произойдет с точкой С, когда
изменение пройдет в точках А и В?
— А разве это не просчитывается?
Глазычев В.Л.: А в НИИ Генплана на административный
округ положено 10 человек, на Центральный — 35. В такой гонке,
искусственно созданной, не хватает специалистов. Зато чиновников
над ними — тьма. Москомприроды — один специалист на округ. Тут
и Платон с Сократом не справятся с потоком проблем. И это опять
вопрос приоритетов. Где нужны люди позарез? Там, где необходимы
мониторинг, взвешенная оценка, прослеживание связей. Серьезного
просчета вторичных, третичных влияний нет вообще. Это, конечно,
не вчера началось. Нечего все валить на сегодняшнюю администрацию.
Вопрос приоритетов касается не только Москвы. Непристойны, на
мой взгляд, огромные затраты на реставрацию и реконструкцию Большого
Кремлевского дворца и надстройку Сенатского корпуса, которая,
к слову, перегородила один из любимых видов от Ленинки на Кремль.
Это тот же разгульный пир во время чумы.
— Да и принципы реконструкции там абсолютно лужковские.
Глазычев В.Л.: Сегодня вся страна опасно стремится
к этой показухе. Только денег не хватает. Правопорядок игнорируется
в пользу сиюминутно понимаемой целесообразности. Человеку, конечно,
свойственно жаждать немедленно и всего. Но социальные приоритеты
должны быть осмысленны. Вот сейчас стоит безумный вопль по поводу
Битцевского парка. А за что боремся? За соблюдение закона об особо
охраняемой природной территории. Или у нас есть закон, или живем
по хотению. То же самое с реконструкцией центра. Ещё в семидесятые
годы мы продумывали и Арбат, и Столешников, и Камергерский. Но
это должны были быть живые улицы. На Столешниках сегодня нет букинистического
магазина, исчез магазин "Табак" с палехской росписью
— это реальные потери. Новый каток давит все предыдущие эпохи,
в том числе и советскую. И везде один и тот же стиль принятия
решения: набросали крупными мазками образ — и судорожно его создаем.
А закон существует для торможения ретивости.
— Последствия московского строительного "бума" не прогнозируемы?
Глазычев В.Л.: Катастрофы безумной не произойдет,
но результаты сильно разойдутся с желаниями. Таков закон культуры,
замешенной на экономике. Центр Москвы лишается своего остаточного
шарма — это и лирика, и экономика. Классический пример — туризм.
Турист, обежав обязательные памятники, жаждет окунуться в среду.
Эта среда образуется туземцами. И отнюдь не богатейшими. Центр,
выдавливая неприбыльные или малодоходные учреждения культуры,
демократичные едаловки и выпиваловки, лишается того самого населения,
которое делает его туристически привлекательным. И капиталовложения
оказываются пустыми. Шопинг-центров сколько угодно в мире. А где
сама Московия? Московия аккуратненько подделывается, потому что
легче развалить и построить как бы как было, чем сохранять имеющееся.
Получается не так смешно, чтобы было по-настоящему забавно, и
не то, что лежит в стилистическом ряду, в культуре. Мы оказываемся
в щели между кичем и жестоким профессионализмом, который ниже
определённого уровня работы не опускается. Ни Богу свечка, ни
черту кочерга.
— А почему нет нормального профессионального обсуждения?
Глазычев В.Л.: Профессионалы молчат отчасти потому,
что энергетический вал последних лет создал ощущение безнадёжности
— кричи не кричи, толку нет. Произошел спад историко-охранительного
и экологического движений. Хотя сейчас из-за хамства вокруг Битцевского
парка, да ещё в предвыборной обстановке, они могут возродиться.
Но люди просто опасаются лишиться куска хлеба. Идет цепная реакция
самозапугивания. Но у меня есть надежда, что наша предвыборная
акция "размочит" ситуацию. Дискуссия о Москве может быть полезна
независимо от результатов выборов.
|
