|
- Вячеслав Леонидович, вы часто говорите, что страна состоится
только тогда, когда состоятся города, городская культура. Что
это означает и какова роль гуманитарных технологий, дизайна в
строительстве городской культуры, градостроительстве?
Глазычев В.Л.: Сказать культура
и городская культура — давно уже значит сказать одно
и тоже. В нашей стране есть зоны и очаги этнической полусельской,
но в целом о какой сельской культуре говорить не приходится. Её
долго сознательно истребляли, и лет через 10 она вымрет окончательно.
Городской же культуры в России сейчас ещё нет, есть только слободская
— строились слободы при заводах. И, несмотря на то, что многие
заводы приказали долго жить — стереотипы остаются. Стереотипы
людей без гражданского чувства, без чувства того, что это их
город. Пока они живут в чем-то, что составлено из домов,
дорог, уличных знаков, вывесок присутственных мест. Но это не
город. Город возникает, когда возникает городское со-общество.
В средние века городское сообщество могло вырастать из ремесленничества,
в наше время оно может вырасти только из зоны интеллектуального
труда, втягивающего внутрь себя и сферу услуг.
А это означает, что формирование городской культуры идентично
формированию национальной элиты. Элиты в широком социальном смысле,
т.е. сообщества людей, для которых судьба собственная и собственная
карьера является элементом видения судьбы страны, видения вперед.
Но начинается это не со страны в целом — она слишком большая,
— а для начала с видения города как «страны», которую надо
открыть, изучить и начать в ней что-то делать. Собственно, этим
я и занимаюсь в округе.
Сначала это было простое изучение того, что происходит в городах,
в т.н. городах... Как живут, как дышат, что едят, во что одеваются,
сколько тратят на выпускное платье, сколько стоит билет на дискотеку,
место на кладбище, есть ли новые кровли, где и как сгруппированы
новые дома. Эти десятки вопросов о малых городах дали некое знание.
Знание очень простое, выраженное старой русской пословицей: «Что
город, то норов». Но норов не столько жителей — он примерно
везде одинаков, — сколько норов руководящей команды, наличие или
отсутствие зародыша городского сообщества. Стало ясно, что федеральное
и региональное влияние значит очень мало. У одного губернатора
или президента два соседних города могут жить на расстоянии 20
лет друг от друга. Это был очень важный вывод, поскольку обратил
внимание на вопрос о наличии энергетики местного гнездовья, которая
или собирается или распыляется, мигрирует.
Второй слой работ — начать концентрировать, привносить кристаллик,
на котором что-то может слепиться. Этому служили Культурная
столица и Ярмарка. В рамках КС линия, за которую я несу ответственность,
связана с познанием и переделкой города. В Чебоксарах,
где мы провели за год четыре проектных семинара, на которые приходили
не только архитекторы и дизайнеры, но и люди из общественных организаций,
бизнеса, администрации, менялся климат понимания, возникал другой
тип отношения власти к конструктивным профессиям. Так, благодаря
нашей деятельности, в Чебоксарах резко вырос статус главного архитектора.
Когда возникла связка с мэром, когда честолюбие города стало приобретать
форму, опредмеченную, скажем, проработкой набережной или автостоянок,
это была уже большая подвижка. Тогда в общую работу впервые стали
включаться инвесторы.
Я только что с семинара,
где от программы мы перешли к выработке технического задания.
Три семинара понадобилось для выяснения необходимости согласованности
действий по выработке ТЗ, и здесь социальное проектирование играет
большую роль чем, предметное. Когда это было достигнуто, стал
возможен следующий шаг — элита только тогда жива, когда она внутри
себя конкурентна — ввести конкурсную мобилизацию ресурсов внутри
архитектурно-дизайнерского цеха на выработку предложений. Это
удалось оформить в заказной конкурс, оплачиваемый инвестором,
который понимал, что ему он выгоден. И вот сейчас мы провели семинар
с выигравшей командой, задача которого расширить мышление участников.
Ведь им трудно обрести чувство свободы, даже когда им её предлагают.
Они стремятся убежать обратно в ракушку готовых стереотипов.
- Вы упомянули о том, что проектные се6минары в Чебоксарах
оплачивались инвестором. А в чем, собственно, его выгода? Почему
это стало ему интересным?
Глазычев В.Л.: К счастью, уже появляются персонажи
на конкурентном рынке строительства. «Ривьера» — это компания,
вышедшая на 30 млн долларов годового оборота. Руководитель фирмы
выбрал Чебоксары, уехав из Самары по соображениям комфорта. Он
хочет создать место, где ему будет не стыдно жить. У него есть
честолюбие. Он понимает, что конкуренция уже сейчас переходит
в зону качества. И увеличить качество, комфортность среды — задача
более высокого пилотажа, чем воспроизведение стандартных схем.
И это уже выход на других людей, необходимый для того, чтобы получить
другое качество товара: не квадратные метры, а жилой район с собственным
парком. Это огромный сдвиг. В городах России, в отличие от Москвы,
он уже начинался. Но цех к этому пока не готов.
Инвестиции имеют дело с разными видами капиталов. Путь к человеческому
капиталу лежит через социальный, т.е. через выстраивание совместной
деятельности, которая получает признание. Признание, которое социализируется
как позиция, точка зрения, уже не кухонно-склочная, а способная
порождать альтернативные решения по отношению к стандартам,
созданным управленческой машиной. Этим мы и заняты в городах,
что очень энергоемко. Сигналы тонут. Разбить скованность можно
только через success story . Другого пути нет. Убедить, пробиться
сквозь толщу защитного слоя невозможно. Это делается прорывными
уколами. КПД здесь невелик. И велик быть не может.
У меня есть одна мечта, связанная с дизайном второго порядка
. Как я уже говорил, со стратегированием дело обстоит плохо. Целостного
видения нет ни у кого. Выработать его можно только групповым
способом. Нужно подготовить хотя бы сотню молодых людей для работы
в регионах, пока живы несколько людей, обладающих знаниями и умениями.
Я мечтаю создать магистратуру по пространственному развитию в
одном из динамичных центров. Второе образование — два года для
юриста, архитектороа, эколога, экономиста — для тех, кто захочет
научиться видеть целое как целое. А то ведь через несколько лет
последних профи не останется, а варягов не завезешь. Нужно коренное
чувство нашей культуры. Когда немцы пытались здесь работать —
это было смешно. Их несессер не пригнан к нашим условиям. Некоторые
из них могли только включиться. Внутренне к этому мы готовы. И
сейчас ищется организационно-финансовая схема. Потому что в городах
крепнет понимание нужности нового, интегрирующего профессионализма.
Теперь это надо сделать. Академическое знание здесь не годится,
необходимы кейсы с подключением знаний, нерасторжимое единство
знаний/умений.
- Вячеслав Леонидович, а как Вы измеряете эффективность собственных
действий и курируемых Вами проектов?
Глазычев В.Л.: Вопрос хороший. Сложность в том,
что сказываются результаты подобных действий через 7-8 лет. Поэтому
я могу фиксировать то, что делалось раньше. Есть мой любимый Мышкин
— яркий пример того, что это действует. Крохотное местечко,
которое лишили городского статуса, отвоевало его и создало дееспособную
индустрию туризма и заняло лидирующую позицию в округе.
Когда проходила отработка остроумных проектных схем в Рузаевке
пару лет назад, то по настоящему оценить их результаты можно
через 5-6 лет. Иначе не получается. Слишком инерционны люди и
человеческие машины. Кроме того, здесь вмешивается много случайностей.
В отличие от схем, проект
неотторожим от энергетики того, кто делает проект и вкладывает
в него свою душу. Это рисковая схема деятельности.
В этом году мы пробуем сделать промежуточные замеры. Уже сегодня
что-то можно зафиксировать. Например, в Чебоксарах после серии
наших лекций ректор понял, что, для того, чтобы переизбраться
на новый срок, надо изменить алгоритм отношений со студентами.
И поставил молодую энергичную даму на место проректора по учебной
работе. Изменение статуса главного архитектора в Чебоксарах —
это дельта-приращение. За счёт наших действий роли перевернулись.
Под нашим влиянием улица Маркса переименована в улицу имени оперировавшего
там купца, и меняется её дизайн. Это результат или нет? Цикл жизни
изменений в незамкнутой среде уплотнить невозможно.
Вообще, нормальный отсчет стратегического проекта — от 15-20
лет. Но в нашем социальном киселе это трудно. Люди, начитавшиеся
западных учебников, увы, не научились пропускать через себя страну,
в которой они читают чужие книги. Эта логика сломается — таков
закон социальной истории. Но убедить в этом сложно. Наши аргумент
встречались с вежливым отторжением, потому что наложение схем,
полученных из учебников, не предполагает чувственное освоение
страны, города, предприятия. А язык блок-схем мёртвый, стерильный.
Здесь нужны художественные средства. Нужна живопись.
- И последний вопрос. Какой метафорой можно обозначить то,
что делается Вами, Вашими коллегами и соратниками?
Глазычев В.Л.: Я приведу аналогию. Куча народа
периодически начинает бегает и размахивать пустым знаменем с воплями
«дайте национальную идею». Ребята, что вы бегаете? Есть простая
национальная идея — убрать помойку. Что делает замученная жизнью
женщина? Во всякой хорошей традиции она начинает убираться в доме.
И сам по себе механический процесс замещения беспорядка порядком
порождает желание жить. Сегодня желание жить на помойке не возникнет.
Нет воли к жизни. Желания жить. Оно слабо ощущается в немногих
героических личностях. По отношению к игре, стратегированию —
это тоже убрать помойку. Помойку в головах. Обрывки случайно услышанных
обрывков схем, метафор, мифопоэм, например, о свободном рынке,
существуют в неприбранном хозяйстве. Поэтому единственный смысл
наших действий — смести паутину в углах.
Наблюдая на своих семинарах молодых людей, раньше прошедших наш
конкурсный отбор федеральных инспекторов, я видел их — сдававших
тяжёлые испытания. Азами проектной культуры они овладели. Как
это скажется — не знаю. Это можно будет заметить через n лет,
когда они сменят функцию, роли. Вокруг них формировались группы
молодёжи, которые втягивались в проекты, исследования. Это похоже
на капание масла на воду. Пленочка может растягиваться долго.
Была бы пленочка — остальное нарастет. Не знаю, когда. Я знаю,
что делать это надо. И по возможности делаю.
|
