Город-сад: Рождение идеи
“Век девятнадцатый, железный...”—
сказал Александр Блок, и это, может быть, самое короткое, но и
самое емкое из всех возможных определений минувшего столетия,
когда человечество в полной мере испытало на себе все последствия
промышленной революции. Быстрое и почти повсеместное развитие
индустриального производства в странах Европы и Северной Америки
привело к перемещению огромных масс населения из деревни в город.
Буквально в течение нескольких десятилетий большие и малые города
увеличили своё население в два, три и более раз.
 Сеть железных дорог связала города между собой, их щупальца
опутали город, проникли в самое его сердце. Отсюда, наверное,
и эпитет “железный” у Блока. Ведь железная дорога — кровеносная
сеть индустриального производства. К концу XIX века в подавляющем
большинстве городов полностью сформировались так называемые “промышленные
пояса”, то есть сплошные кольцевые зоны неупорядоченной, стихийной
промышленной застройки, пронизанной железнодорожными вводами,
чередующейся с полутрущобной, такой же стихийной застройкой возникающих
поблизости от предприятий фабричных слобод. Взяв в свои железные
тиски старые, престижные городские центры, эти промышленные пригороды
стали определять облик современного индустриального города ничуть
не меньше, а то и больше, чем горстка шедевров архитектуры и градостроительства,
сосредоточенных на маленьком в масштабах всего города “пятачке”
исторического центра.
Да и в центре с ростом городов проблем поприбавилось. Конка,
а потом и электрический трамвай плохо вмещались в габариты узких
улочек центра. Поначалу экзотический автомобиль ещё как-то уживался
с конными экипажами, но, как только скорость его движения возросла,
стало ясно, что гужевому транспорту не выдержать конкуренции.
Автомобиль нес с собой совершенно новые требования к организации
движения и, конечно, бесчисленные неудобства и опасности для пешехода.
Выхлопные газы автомобиля, вредные выбросы дымящих прямо в городе
фабрик ухудшили и без того скверные условия жизни в скученных,
переуплотненных жилых кварталах центра. Лишенные солнца, зелени,
чистого воздуха, города все больше становились рассадниками тяжелых
хронических заболеваний.
 Одним
словом, непомерно разрастающийся промышленный город, утративший
порядок, антисанитарный и антигуманный, стал настоящим проклятием
XIX столетия. И раньше всего, да и ярче всего явил миру своё неприглядное
лицо капиталистический город в столице первой тогда промышленной
державы мира Англии — Лондоне. Поэтому есть своя закономерность
в том, что именно в промозглом, насыщенном смогом и электричеством
лондонском тумане родилась утопическая идея “идеального” города
— города-сада.
“Города-сады будущего” — так и называлась книга, опубликованная
английским социологом-утопистом Эбенизером Говаррдом, в которой
он сформулировал свою концепцию идеального города. Этой концепции
суждено было сыграть очень важную роль в развитии градостроительных
идей XX века. Первое издание книги Говарда в 1898 году под названием
“Завтра” не привлекло внимания специалистов и общественности.
Но, когда он во втором издании в 1903 году вынес в заглавие магическое
слово “город-сад”, идея сразу же стала обретать большое число
сторонников.
 Говард
исходил из того, что современный ему капиталистический город тяжело
болен. Он представлялся ему переросшим всякие разумные пределы
гигантом, городом-левиафаном, который обратил лежащую в основе
создания городов идею концентрации человеческой деятельности в
собственную противоположность. Неудивительно, что именно Лондон
служил для Говарда своего рода моделью такого города-гиганта,
и именно для такого больного он предлагал попробовать своё средство.
В чем же состояло лекарство? Прежде всего в радикальном уменьшении
территориальных размеров и численности населения города. Но как
заставить города не расти, как остановить непрерывный поток миграции
туда сельского населения? Более того, как вынудить значительную
часть населения покинуть город? Для этого, говорит Говард, надо
предложить людям такие условия жизни, которые позволили бы сочетать
лучшие стороны деревни и города. Надо начать строить вблизи крупных
промышленных городов небольшие города-сады. Там надо развивать
местную, невредную промышленность и сельское хозяйство так, чтобы
люди могли жить вблизи места приложения труда, не отрываясь в
то же время от природного окружения.
Каждый из городов-садов, по Говарду, должен иметь расчётную численность
населения 32 тысячи человек, но они могут образовывать также целые
ассоциации с единым центром, обслуживающим несколько таких поселений
с общей численностью населения до 250 тысяч человек. По мысли
Говарда, вокруг Лондона должно было быть создано более двух десятков
городов-садов. Говард не был архитектором-градостроителем, поэтому
он представил свой город-сад в виде жёсткой геометрической схемы.
Застройка располагалась кольцом в радиусе примерно до одного километра.
По периферии кольца размещались фабрики, мастерские и сельскохозяйственные
угодья. Внутри кольца обширный городской парк, который служил
своеобразным зелёным центром. Сама жилая застройка — малоэтажная,
в основном коттеджная, с небольшими приусадебными участками.
 Итак — город, потому
что имеется в виду компактное и достаточно большое по численности
населённое место, где большая часть людей занимается несельским
трудом. И в то же время — сад, потому что труд, быт, отдых — вся
жизнь населяющих город людей протекает не в каменном мешке, а
в культивированном природном ландшафте. На фоне совершенно реальных
ужасов крупного капиталистического города предложение Говарда
давало хоть и призрачную, но всё же надежду на избавление.
В 1903 году Говарду удалось основать компанию инициаторов городов-садов,
которая приступила к практической реализации идеи. Место для первого
города-сада было выбрано в 50 километрах к северу от Лондона,
в местечке Лечворт. Генеральный план города-сада Лечворта был
разработан Б. Паркером и Р. Энвином уже в 1904 году в полном соответствии
с основной идеей и схемами Э. Говарда. Проектировщикам удалось
удачно разместить в ландшафте и центральное озелененное пространство,
насыщенное разнообразными общественными зданиями, и внешнее кольцо
промышленных предприятий. Небольшие жилые дома были изящно сгруппированы
вокруг транспортных проездов, зелёных полян, небольших рощиц и
групп деревьев. Свободная от унылого схематизма квартальной городской
застройки просторная планировка Лечворда создавала ощущение уюта,
человечности, близости к природе. По сути дела, Паркер и Энвин,
опираясь на идеи Говарда, создали нечто большее, чем планировку ещё одного населённого места — своим опытом в Лечворте они сформировали
совершенно новый эталон городской — подчеркиваем это, именно городской
— застройки. Они предложили городскую застройку, так сказать,
сельского типа.
Несмотря на широкую известность, которую сразу же получили идеи
Говарда, несмотря на высокие архитектурно-планировочные достоинства
Лечворта, которые были очевидны для современников, заселялся первый
город-сад гораздо медленнее, чем предполагали его создатели. К
1908 году в Лечворте жило немногим более 5 тысяч жителей, а к
концу двадцатых годов его население едва достигало 14 тысяч. Не
лучше сложилась судьба и второго города-сада, основанного Говардом,—
Вельвина, к тому же времени он дорос всего до 7 тысяч человек.
Где уж тут говорить о градостроительном эффекте “разуплотнения”
многомиллионного Лондона!
 Почему
же оказалась нежизненной такая привлекательная и правильная с
первого взгляда идея создания городов-садов? Многие градостроители
пытались анализировать этот вопрос, и ответов на него накопилось
немало. Ну, например, сравнительно высокая стоимость строительства
малоэтажной застройки, да ещё на значительном удалении от города-центра.
Попросту говоря, дорогое жильё не слишком многим оказалось по
карману, что сыграло свою роль в судьбе первых городов-садов.
Но не только это.
Главное, не удалось преодолеть издержки, связанные с отрывом
от большого города. Очень трудно оказалось вывести из города и
разместить на значительном удалении от него промышленные предприятия,
пускай даже небольшие. Слишком тесно они связаны с крупным городом,
и как с потенциальным рынком сбыта, и как с управленческим центром,
и как с источником рабочей силы. Да и население с трудом отрывается
от крупного города — слишком велик разрыв в уровне общения и тех
возможностей, которые он предоставляет в области образования,
культуры, общественного обслуживания. Одним словом, несомненные
преимущества “жизни на природе” всё же не перевешивают (во всяком
случае, так было на рубеже веков) тех выгод, которые несет жителю
крупного промышленного города его развитая социальная инфраструктура.
 Однако,
несмотря на очевидную неудачу первых попыток реализации, идея
Говарда оказалась живучей, особенно на Британских островах. Последовательно
и упорно английские градостроители искали её более жизненное продолжение.
Может быть, города-сады просто слишком малы по размеру, чтобы
противостоять большому городу? Может быть, они слишком сельские
и должны стать несколько более городскими, чтобы выполнить свою
роль “третьего магнита”, как об этом мечтал Говард, то есть промежуточного
звена между городом и деревней? Может быть, наконец, они слишком
удалены от крупного города и потому не позволяют своим жителям
с необходимым комфортом воспользоваться преимуществами города-центра?
|
