Мир архитектуры. Лицо города

Новый город — "идеальный" город!

Ну хорошо, город-сад не получается. Или получается совсем другим, чем первоначально задуманное. Какова же альтернатива? Все тот же город со всеми его смертными грехами? “Да, город,— отвечают многочисленные неверующие в идею города-сада,— но только город, освобожденный от большого числа своих недостатков”. В самом деле, ведь привычные недостатки — скученность и антисанитария застройки, разбросанность на большие расстояния и транспортные заторы — свойственны не городу как таковому, а лишь определённому и весьма короткому по времени этапу в его развитии, когда интересы частного капитала взяли верх над интересами человека и соображениями здравого смысла. Ведь были же античные Приена и Помпеи, ведь сохранились же до наших дней средневековые Сиена и Венеция — сколько их ещё, этих нетленных образцов градостроительного искусства. И не так уж сложно и дорого приспособить их для нужд современной жизни, тем более построить новый город, специально и точно подогнанный к условиям нашего времени.

Так или примерно так рассуждали поборники идеи возрождения, тотального переустройства города, создания полноценного современного города. Их назвали урбанистами, то есть сторонниками городов, в отличие от дезурбанистов, которые считали, что города по самой своей природе не могут быть основной, главной формой расселения людей на земле. Начиная с манифеста Говарда, споры урбанистов и их оппонентов-дезурбанистов велись практически непрерывно, то затихая, то возрождаясь с новой силой.

Особенно острыми и продуктивными в смысле появления новых градостроительных идей были дискуссии урбанистов и дезурбанистов о социалистическом городе, которые развернулись в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Дискуссии не были умозрительными, они имели под собой твердую практическую почву — надо было решить, как строить новые социалистические города, которые возникали по всей стране в связи с задачами индустриализации. Здесь поиски новых градостроительных форм, новых приемов планировки и архитектуры вплотную совмещались с поисками новых форм организации самой жизни, строительства, как тогда говорили, нового социалистического быта. Мы ещё специально вернёмся к содержанию интереснейших дискуссий урбанистов и дезурбанистов в главе, посвященной описанию внутреннего устройства города, да и вообще неоднократно будем ссылаться на противоречивые и взаимодополняющие точки зрения урбанистов и дезурбанистов по разным вопросам.

Сейчас же обратим особое внимание на то, что советские градостроители — урбанисты 20—30-х годов исходили из убеждения, будто размер нового города должен быть рассчитан на численность населения не более 50—60 тысяч человек. Речь, следовательно, шла о совсем небольшом, по нашим современным понятиям, малом городе. Однако именно о городе, с компактным расположением зданий, многоэтажной застройкой и т.п.

К тому времени уже имелся и получал все более широкое распространение в мире опыт застройки кварталов “дешевого строительства” домами высотой 4, 5 и более этажей с соблюдением необходимых санитарных норм. Были проведены расчеты по определению наилучшей ориентации жилых домов по странам света, научно обоснованных нормативов освещённости и солнечной радиации квартир. Особенно большое внимание уделяли поискам наиболее эффективных форм организации многоэтажной городской застройки прогрессивные архитекторы Германии, объединившиеся на основе созданной ими специальной архитектурной школы “Баухауз”. Аналогичные работы активно велись и в нашей стране.

Не вдаваясь здесь в сложные вопросы совершенствования жилой среды и внутренней организации жилой застройки, заметим, что весь опыт — причём отнюдь не только теоретический, но самый что ни на есть практический — убеждал: можно построить город так, чтобы он был по-настоящему современным, удобным для жизни и работы человека. Не только удобным — ещё и красивым!

Поиски новой красоты, нового, более совершенного порядка в градостроении явственно ощутимы в проекте “Промышленного города” Тони Гарнье, выполненном ещё в 1911 году. Завод у него — уже не случайное скопление разнородных строений, а чётко спланированный единый функциональный организм. Жилые кварталы удобно связаны с производственной территорией и вместе с тем отделены от нее массивом зелени. Сами жилые дома открыты для солнца, свежего воздуха, окружены зеленью. Размер предложенного Гарнье города невелик — он рассчитан всего на 35 тысяч жителей, но интересно то, что автор-архитектор вообразил промышленный, индустриальный город очень далёким от его реального прототипа — не пропитанным копотью, пылью, хаотичным, лишённым запоминающегося характерного облика, но напротив — светлым, чистым, упорядоченным, привлекательным по архитектуре. Немногими замеченная в своё время работа Гарнье оказала большое влияние на последующее развитие представлений о современном городе.

Так бывает нередко — современникам не всегда удается правильно оценить подлинное значение архитектурных идей и проектов, свидетелями, а то и судьями которых им приходится быть. Часто они уделяют неоправданно большое внимание тому, что вскоре оказывается вполне заслуженно забытым. И ещё чаще проходят мимо того, что кажется с виду второстепенным, а оказывается жизненно важным для будущего. Именно так и произошло с полуфантастическими проектами итальянского архитектора Сант-Элиа. На его рисунках перед нами предстает город небоскрёбов, с мостами, перекинутыми между домами, с потоками автомобилей на дорогах и даже неуклюжими аэропланами в небесах. Здания, похожие на детали машин, и весь город, напоминающий гигантский механизм, подчиненный единому плану. Конечно, сегодня многое в проекте Сант-Элиа кажется наивным — в том числе машиноподобная форма самого города. Но притом в нем немало пророческого — разделение транспортного движения по уровням, многоэтажная застройка и роль вертикальных коммуникаций, да и сама машинная эстетика, хоть и не в такой непосредственной форме, как предполагал Сант-Элиа, но оказала большое влияние на характер и стилистику всей современной архитектуры.

Во многом сходны с пророческими проектами Сант-Элиа архитектурные рисунки советского архитектора-художника Якова Чернихова. Возможно, они более фрагментарны — Чернихов нигде не рисует город целиком или хотя бы его законченную часть — он изображает лишь сооружения или их нагромождения, как правило, в необычных, резких ракурсах. Но зато экспрессии, символической мощи, предощущения совершенно новой эстетики города — всего этого у Чернихова не отнимешь. Здесь он, пожалуй, пошел дальше Сант-Элиа (молодой итальянец погиб на фронте первой мировой войны и немногое успел сделать). Странное ощущение испытываешь сегодня, разглядывая рисунки Чернихова — вроде и непохоже на современную архитектуру, а в то же время что-то самое главное схвачено. Так бывает, когда смотришь на иной портрет работы хорошего художника — все черты лица изменены почти до неузнаваемости, а сходство с оригиналом налицо.

Но всё же и Сант-Элиа, и Чернихов — всего лишь, как говорится, футурология, мечты о будущем, проникнутые духом урбанизма. В 1922 году появилась гораздо более весомая заявка в защиту урбанизма. Знаменитый французский архитектор — новатор Ле Корбюзье (его имя не раз уже упоминалось в первом томе книги) выступает с проектом современного города на 3 миллиона жителей, который несколько позднее он назовет Лучезарным городом. Лучезарным — потому, что его центральную часть составляют гигантские стеклянные небоскрёбы-башни сложной конфигурации, геометрически правильно расставленные в пространстве. Комплекс башен окружен более скромной, но тоже многоэтажной застройкой, образованной непрерывной лентой “домов с выступами” — незатейливый орнамент позволяет организовать просторные, хорошо озелененные жилые дворы. Весь город открыт солнцу и свету, но благодаря высокой плотности застройки сконцентрирован на площади немногим более 70 квадратных километров (собственно Париж в его административных границах, то есть центральная, наиболее плотно застроенная часть французской столицы вмещает сегодня 2,3 миллиона человек на площади 105 квадратных километров). Если взять для более точного сравнения жилую часть и общественный центр Лучезарного города, то Корбюзье и вовсе уместил свои 3 миллиона в пределах прямоугольника размером примерно 7,5 на 4,5 километра, то есть на площади меньше 40 квадратных километров. И однако тщательно проработанный проект гарантировал каждому жителю необходимую порцию солнечного света, отдельную квартиру на семью со сквозным проветриванием, высокий уровень общественного обслуживания — единым словом, все блага современной цивилизации.

Корбюзье, конечно, строго говоря, не был первым, кто решительно выступил на стороне урбанистов. Ещё в 1910 году главный архитектор Парижа Эжен Энар представил доклад на тему “Город будущего”, где он отстаивал необходимость организации городского движения в разных уровнях, предлагал в качестве основного типа городской застройки железобетонные здания с плоскими кровлями, высказывался за всемерное использование достижений науки и техники в современном градостроительстве. Известный французский архитектор, один из пионеров новой архитектуры, Огюст Перре, предложил проект города, состоящего из 65-этажных небоскрёбов, соединенных на половине своей высоты транспортными мостами-эстакадами. Были и другие проекты. Но Корбюзье удалось лучше всего выразить дух того, что уже носилось в воздухе. Его проект Лучезарного города на долгие годы стал символом оптимистического урбанизма, символом веры в возможность тотальной перестройки городов XIX века и создания новых градостроительных условий в веке XX, когда научно-технический прогресс должен был наконец докатиться не только до передовых отраслей промышленности, но и до всей нашей жизни, до рутины повседневного быта.