Семь раз отмерь...
Многие прописные истины обретают неожиданно новый смысл, если
всерьёзвдуматься в их применимость в конкретных ситуациях. Богатейший
опыт поколений убедил наших предков в том, что до того, как принять
принципиальное решение, необходимо тщательно обдумать все его
последствия. Новизну же столь тривиальной констатации придаёт то, что с ходом времени наше представление о действиях и их последствиях
меняется, все время обогащается. Постоянно возникает простенький
на первый взгляд вопрос: а что, собственно, требуется измерить?
В начале главы мы рассказывали о работе русских градодельцев
XVII столетия. Анализ их огромной работы убеждает в том, что отмеривать
и считать они умели недурно. Разве без умения мерить и считать
удалось бы, заложив, например, городок Яблонов 16 апреля 1637
года, подготовить его к обороне от степняков и обживанию к 30
апреля, то есть за две недели? Без тщательных расчетов, без умелого
пользования мерой немыслимо было бы слаженно организовать действия
двух тысяч строителей, которые за две недели успели срубить стены
и шесть башен, поставить внутри жилые дома, амбары, склады и церкви.
Действительно, тогдашние русские градостроители владели всей полнотой
необходимого им знания, о чем свидетельствует и рукописная книга
конца XVII века— “Книга, именуемая геометрия, или землемерие радиксом
и циркулем”. Заново переписанная, книга принадлежала дьяку Поместного
приказа Андрею Ратманову, бывшему одним из ревностных исполнителей
строительной программы Петра I.
При строительстве нового города измерялись не только площади
в его черте или тысячи бревен для постройки. Измерялись пригодные
для распашки окрестные земли и их ориентировочная урожайность,
земли для сенокосов (в копнах, а не в квадратных саженях только),
глубина реки в летнюю сушь и высота подъёма вешних вод... Цена
ошибки и триста лет назад была в градостроительстве высокой —
естественно, с тех пор она выросла тысячекратно. И всё же долгое
время казалось, что речь идёт о простом умножении числа расчётных
показателей, количества измерений.
Однако в рамках традиционной хозяйственной логики градостроительства
наш инженерный век постепенно вызвал забвение многих “экологических”
правил древнего опыта и, запутываясь в количестве трудносоединимых
данных, все чаще запутывался в обидных ошибках. Дело в том, что
масштаб градостроительной и землеустроительной деятельности вырос,
тогда как соответствующее такому росту усложнение нового градостроительного
мышления давалось и всё ещё дается с немалым трудом.
Обратимся ещё раз к давней нашей истории — замечательному примеру
умной и тонкой деятельности Филиппа Колычева, в весьма трудных
климатических условиях реконструировавшего Соловецкий монастырь.
“...да Филипп же преподобный начал з братиею горы высокие копати
и приводить воды из езер в езера разныя и приводе 72 езера воды
во едино езеро иже бе под монастырем и ис того езера ров ископа
и испусти воду в море сквозе монастырь и ту сотвори две мельницы
к монастырскому строению вельми угодно...” Почти три века прошло
с той поры, когда Филипп, гневно обвинявший Ивана Грозного в бессмысленных
жестокостях, был умерщвлен по Приказу страшного царя, но и сейчас
система озер и каналов, созданная под руководством Филиппа, сохранилась.
Результат умышленного конструктивного действия был так сгармонирован
с природными условиями, что преобразованная система землеустройства
обрела способность к самоподдержанию, свойственную произведениям
живой природы.
Этот тип деятельности — высокий образец на все времена. Однако
в последние десятилетия, увлекшись объемами и темпами, градостроительство
не могло похвастаться такой мудростью действий. Забыв об опыте
предков, начали считать и размерять площади, напрочь игнорируя
их содержимое, в результате чего в Харькове, например, огромный
жилой район был выстроен прямо на драгоценных черноземах — экономического
измерения характера почвы не проводили. Строить на черноземе казалось
дешевле и, главное, проще, чем повысить плотность рыхлой застройки
в старой части города. Если измерять только квадратные метры или
гектары рощи, в городской черте на краю крупного жилого массива,
но не измерять предельную экологическую нагрузку на эту рощу,
куда выходят в погожий день многие сотни людей, и “экономить”
на системе дорожек с твердым покрытием, то за два десятилетия
можно остаться с одной лишь памятью о роще.
Стоит допустить, чтобы одни проектировщики видели город как пятно,
вокруг которого — белый лист бумаги, а другие, напротив, видели
район как карту, в которой есть пустое белое пятно города, и начинаются
почти фантастические истории. “Не видя” города, мелиораторы проводят
свои работы, вслед за чем во всём городе поднимается уровень грунтовых
вод, затоплены подвалы, ускоряется порча стен, в теплых подвалах
плодятся и множатся комары — такое стало фактом на гигантских
территориях России, Украины, Белоруссии. В свою очередь, “не видя”
округи, градостроители во множестве случаев заботились лишь о
том, чтобы отвести вредные выбросы заводских труб в сторону от
города — то есть направить их на округу с её населением, её хозяйственным
и природным комплексом. Это надолго задержало серьёзное развёртывание
работ по развитию безотходных технологий: проблема просто перебрасывалась,
не решаясь.
Итак, семь раз отмерь... Но надо знать, что измерять, без каких
измерений нельзя обойтись в градостроительном проектировании.
Вот, скажем, ещё в 80-х годах прошлого века врачи-гигиенисты Германии
вычислили социальный минимум жилой площади и кубатуры воздуха
в комнате на одного человека. Российские врачи ознакомились с
результатами исследований своих коллег очень быстро и ознакомили
с ними читающую публику, предварительно переведя метрические меры
в русские — получилось 16 квадратных аршин (о кубатуре не стали
упоминать, потому что высота комнат традиционно была значительной).
Из всех многочисленных публикаций никаких практических следствий
в царской России не было и быть не могло, но передовые архитекторы
названные выше числа запомнили твердо.
Уже в советское время старая норма заново была переведена в квадратные
метры, и социальный минимум установили в 9 м2 (о кубатуре
вновь не упоминалось по той же причине). Десятилетиями норма оставалась
идеалом, и только в 50-е годы началось практическое движение к
ней, но о кубатуре так и не вспомнили, в результате чего высота
комнат была существенно занижена и несколько поднялась только
в 70-е годы. Но тогда же выяснилось, что мерить комфорт проживания
в жилой квадратуре нецелесообразно, поскольку подсобные помещения
составляют органический компонент быта. Установился новый идеал
— порядка 20 м2 общей площади на человека. Однако весь
мир давно пользуется иной мерой: каково отношение между числом
людей и числом комнат в квартире. Правильно, поскольку даже небольшая,
но своя, личная комната важнее и для подростка, и для взрослого,
и для пожилого члена семьи, чем абстрактная квадратура.
Понятно, что если принцип измерений так важен и в пределах квартиры,
то в отношении куда более сложного организма города принцип соответствия
важен вдвойне, втройне, в десять раз.
 Решение, однажды принятое на градостроительном уровне, обладает
огромной инерционной силой — на десятилетия вперед оно может предначертать
главные условия развития городской жизни. Если формирование новой
части города трактуется как самостоятельная задача, если усилия
проектировщиков нацелены на создание нового городского центра
в новой застройке, а существование старой части того же города
сводится к её “музеефикации”, то последствия такой трактовки объекта
будут сказываться очень долго. Новым кварталам, новому центру
десятки лет будет недоставать сложности, разнообразия, завершенности,
тогда как огромный социально-культурный потенциал, содержащийся
в той части города, что создана самою историей, окажется практически
потерян. Если проектирование города, находящегося в составе агломерации
городов, будет вестись так, как если бы город существовал в одиночестве,
неизбежны и гигантский перерасход средств, и потеря качества целого.
Градостроительные ошибки слишком дорого обходятся, чтобы позволить
себе ошибаться, надеясь на то, что “со временем все устроится”.
Семь раз отмерь... Применительно к градостроительному проектированию
это означает необходимость построения и внимательнейшего анализа
всех мыслимых вариантов развития событий, всех сценариев эволюции
каркаса и ткани городского организма. Получается, что к традиционным
хозяйственной и композиционной логикам разработки генерального
плана присоединяется ещё одна — логика вероятностного развития,
а чертежи и расчеты приходится дополнять сценариями. Архитектору-градостроителю
приходится учиться искусству драматурга, коль скоро он имеет дело
не с мертвыми предметами, не с камнем и бетоном, а со взаимоотношениями
людей и территории.
Проектному сознанию нелегко далось освоение с логикой вероятностного
развития, ведь для этого необходимо признать, что будущее города
в полном объеме непредставимо, что нужно оставлять своеобразное
поле маневра для непредсказуемых изменений. Так, скажем, когда
разрабатывался генеральный план развития Ленинграда в предвоенные
годы, никто не мог предвидеть того, что через полвека проектировщикам
придётся ломать голову над тем, как сохранить в черте увеличивающегося
города огромные Лахтинские болота. Полвека назад болото однозначно
трактовалось как “враг”, подлежащий уничтожению,— сейчас приходится
принимать во внимание роль того же участка территории как заповедника,
где делают остановку сотни тысяч птиц во время ежегодных миграций,
где растут несколько видов сугубо местных растений. Кто принимал
во внимание, что композиционная логика посадки деревьев и кустов
в городе может вызвать стремительное сокращение числа певчих птиц,
которые не вьют гнезд в кронах деревьев, высаженных аккуратными
рядами?
Кто предполагал полвека назад, что строительство новых районов
города на верхней террасе речной поймы может (если не принять
ряд специальных мер) привести к подтоплению старого города, когда-то
выстроенного на нижней террасе? Кто, планируя аккуратно расчерченные
зоны в “теле” города, мог предвидеть, что множество людей будут
неоднократно менять профессию, и место работы, и место жительства
в течение своей жизни?
Подобных риторических вопросов — бесконечное множество. Нельзя
судить прошлое с вершины сегодняшнего знания о городе (через полвека
эта “вершина” будет казаться смешноватой), но, во всяком случае,
необходимо сделать вывод: строя вариантные сценарии и вариантные
программы развития, архитектору-градостроителю следует искать
опору в наиболее фундаментальных областях знания экологического,
социально-культурного. Все прочее — чрезвычайно подвижно.
|
