Стены Иерихона
Лишь часть города, первого города на свете, видна
нам с южного участка стены. Стена не слишком толста, и она не
выдержала бы ударов тарана, но таран ещё не изобрели, его применят
лишь через тысячи лет,
Мы видим, что строители решили уже сложную задачу
соединения стены и мощной сторожевой башни, которая (вполне возможно)
угрожала уже не так внешнему противнику, как тем из горожан, кому
пришло бы в голову усомниться в праве вождя—военачальника или
жреца распоряжаться имуществом, жизнью и смертью каждого. С этой
точки нам не виден ров, выбитый в скале, служащей подножием оборонительной
стены. Внизу долина Иордана — там поля и сады; там, вдоль реки,
вьется дорога к Мертвому морю, и часовые на стене, по всей видимости,
вглядываются в поворот этой дороги, на которой кто-то появился.
А, может, показалось?
Внутри, чуть отступя от стены, сгрудились почти
такие же дома, как в Вади-эн-Натуф. Один из них как раз достраивают,
в дверях другого задержался, забыв взять что-то, его хозяин, и
нам видно, что внутрь надо спуститься по нескольким ступеням деревянной
лестницы. Из соседнего дома что-то соблазнительное стянула собака:
рядом с человеком уже обосновались псы, козы, свиньи, индейки.
Чуть подальше видно, как два округлых дома соединены в одно помещение
— судя по фигуре на приставной лесенке — это зернохранилище. Уже
есть запасы, есть что защищать, и за нашей спиной километрах в
30, есть поселения тех, кто не прочь познакомиться поближе с богатствами
Иерихона.
Храм, во многом остающийся загадкой по сей день,
отсюда, к сожалению, не виден: надо было выбрать, что показать
— его или стену. Я выбрал стену, а рисунок храма вы увидите
на следующих страницах.
Нет, это совсем не те стены, которые "рухнули
от рёва труб", пришедший в литературный язык из Библии,
“Наши” стены старше на много тысяч лет и возвели их люди, когда
не было не только ни одного из живущих сейчас на земле народов,
но ни одного из тех народов, что упомянуты в древнейших исторических
источниках, Считать тысячелетиями трудно, годов же набирается
слишком много, чтобы мы могли как-то охватить их количество мысленным
взором. Попробуем считать в поколениях, считая на каждое
25 лет. Тогда возникает своего рода масштабная линейка. На этой
линейке от гибели Пушкина на дуэли прошло всего шесть делений;
от Куликовской битвы — всего 24; от основания Москвы — 33;
даже от падения Трои — только 126 поколений, а вот сооружение
стен Иерихона отделяет от нас 380 чёрточек линейки — триста восемьдесят
поколений?
В этом немыслимо далеком прошлом произошло то, что кажется чудом.
Только что человек изобрел дом, и вот вскоре... учёные сначала
с трудом могли поверить собственным глазам; из траншей раскопов
возникал город. Во всяком случае сначала сомнений по этому поводу
не было.
В самом деле, самый первый, самый ранний Иерихон сразу занял
площадь в три с лишним гектара! Современному горожанину такой
размер может показаться забавным — в иных микрорайонах такую величину
занимает двор, ограниченный несколькими 16-этажными домами. Но
зачем же мерить нынешней мерой, это несправедливо. Троя, та самая
могучая Троя, которую десять лет осаждали герои Гомера, была в
два раза меньше!
Итак, всего 32000 м2, не меньше 2 и не более 3 тысяч
жителей. Мало? Половина городов классической Греции, треть городов
средневековой Европы, почти половина уездных городов России пушкинского
времени не имели больше.
Плотное скопление домов — почти таких же, как в Вэди-эн-Натуф,
но покрупнее (в иных и две, и три комнаты) окружено каменной
стеной. Стена не слишком толста — всего полтора метра, но ведь
орудий для штурма крепостей ещё не было. Даже сейчас эта стена,
выложенная из камня, сохранила три с половиной метра своей первоначальной
высоты.
Этого мало: стена переходит в одном месте в круглую башню диаметром
восемь с половиной метра, ещё и сейчас возвышающуюся на шесть
с половиной. Здесь нам надо поразмышлять, потому что одно-единственное
сооружение означает — коль скоро оно первое в мире — что человек
осуществил сразу множество изобретений.
Начнем с того, что он открыл вертикаль. Метровую стенку дома
из обмазанного глиной плетня можно ещё было соорудить, особенно
не задумываясь. Здесь же надо было слой за споем укладывать камни,
и вертикаль оказалась сложенной из горизонтальных рядов.
Более того, всякий, кто пробовал возводить вертикальную стену
даже не из случайных камней, а из одинаковых, фабричного изготовления
кирпичей, прекрасно знает; больше, чем на 2 — 3 м высоты обойтись
без отвеса невозможно. Невозможно, потому что, как только
оторвешься от земли и станешь на леса, стена начинает терять послушание
и отклоняться — на нас или чаще — от нас. Башня, сохранившаяся
на шесть с лишним метров, должна была первоначально возвышаться
никак не меньше, чем на восемь-девять. Следовательно, нужно было
как-то сооружать леса, организовать слаженную работу каменщиков
и подносчиков, надзирать за ходом стройки. Кто-то должен был держать
отвес, а кто-то другой сверить возводимую стену — С чем? — с линией,
образованной шнурком, — с абстрактной вертикалью.
Затем обратим внимание на то, что наш первый архитектор должен
был создать в голове пусть приблизительный, но всё же достаточно
конкретный образ будущего сооружения — своего рода проект. Это
не досужие догадки. У башни есть не только внешние очертания,
но и внутреннее пространство, к тому же сложное. Строители не
ограничились тем, что казалось бы, проще и естественнее: приставлять
лестницы-стремянки или всадить в каменную кладку деревянные брусья
— грубые ступени. Нет, от входа внутрь башни идёт горизонтальный
проход в 4 м длиной, а затем вверх поднимается лестница, сложенная
из каменных ступеней, шириной чуть менее метра. Больше того, длинная,
а 28 ступеней лестница, поднимающаяся под спокойным 30-градусным
углом, перекрыта томе каменными плитами.
В те времена дожди шли здесь чаще, чем теперь, и архитектор
ещё усложнил задачу строителей: с самого верха башни в толще стены
спускается канал, уходящий в подземную цистерну. Тот, кто был
в Новом Афоне и поднимался на гору, увенчанную древней, полуразвалившейся
римской крепостью, видел такое же сооружение. Но изобретено оно,
по всей видимости, тоже здесь, в Иерихоне. Канал в стене — это
уже неопровержимое доказательство наличия проекта — первого в
мире проектного замысла. Стены и башня Иерихона свидетельствуют
и о другом. Во-первых, раз возведены такие мощные укрепления,
значит было, от кого защищаться и было, что защищать. Ясно, что
бродячие группы охотников не могли составить серьёзной угрозы
трёхтысячному населению городка, и не для их устрашения поднялась
к небу башня. Значит Иерихон был не один. И в самом деле, а последние
годы археологи нашли остатки поселений, жители которых могли угрожать
Иерихону, — не очень далеко, в долине Орен. Это первое, а, во-вторых,
мы можем с большой долей уверенности предположить, что башня —
это ещё своего рода замок, господствующий над всем городком и
противопоставляющий его рядовым обитателям обособившуюся от них
власть.
Почему? Потому, что возвести оборонительные сооружения такого
масштаба без сильной власти, способной навязать всем и каждому
огромный принудительный труд, было бы попросту невозможно. Более
того, это явно постоянная впасть: стены башни дважды заново обносились
слоем каменной кладки; городские стены дважды возводились вновь
на руинах предыдущих. Эти новые стены к тому же строились по-новому:
на каменном ярусе возводилась дополнительная стена из аккуратных
сырцовых кирпичей, сделанных в деревянной форме. Но если и эти
сооружения не до конца убеждают, то последнее фортификационное
сооружение и вовсе не оставляет сомнений: городом управлял вождь
или царь, бывший, скорее всего, и главным жрецом одновременно.
Дело в том, что перед стеной был устроен ещё и ров немалых размеров:
более 8 м шириной и в два с лишним глубиной. Но этот ров не вырыт,
а выбит в сплошной скале! Напомним — ещё нет металла, и каждый
сантиметр скалы нужно было выбивать по крошке молотом из более
твердого камня.
Этой технике предстояла в будущем большая карьера, ведь именно
так через тысячелетия создавались скульптуры Египта, инкского
государства, острова Пасхи. Но техника эта (даже облегченная использованием
огня и воды), трудоемка, утомительна — добровольно делать такую
работу не захотелось бы никому, и кто-то должен был заставлять
её делать.
Да, камни могут поведать о многом, если только их внимательно
расспросить. Что могли защищать стены и башня? Вряд ли только
небольшой запас зерна — его скорее нужно было защищать от собственных
подданных в голодные годы. И на этот вопрос есть ответ. Иерихон
стоит н выгодном месте не только потому, что здесь до сих пор
бьет из земли мощный источник воды. Он господствует над долиной
Иордана — единственным удобным выходом к Мертвому морю. А Мертвое
море это не просто необычайно соленая вода, в которой невозможно
утонуть. Это ещё самородная сера и самородный асфальт, кусками
всплывающий на поверхность. И сера, и асфальт были нужны всем
для разных целей: сера — для обработки шерсти и как лекарство,
асфальт — для водонепроницаемой обмазки, ведь керамики ещё не
было! Единственная тропа вела на север от Красного моря долиной
Иордана, и по этой тропе кто-то нес раковины каури, игравшие в
эпоху неолита роль своеобразных денег. По этой же тропе несли
на север полудрагоценные (сегодня, для нас, а тогда драгоценные)
камни из будущей Персии, из будущей Индии. И над всей этой тропой
господствовала башня Иерихона.
Стены этой крепости скрывают множество загадок и мы разгадали
далеко не все. Только подумайте: иерихонцы делали из глины и обжигали
в очаге маленькие фигурки животных и богини-матери — богини плодородия.
Более того, найдены остатки скульптурной группы из трёх фигур,
вылепленных из глины на тростниковом каркасе, и несколько черепов,
тонко и тщательно облепленных глиной и раскрашенных так, что получался
портрет, и поэтому мы даже знаем, как выглядели строители башни.
На одном из этих скульптурных портретов видны вполне модные сегодня
усы. Все это означает, что люди пользовались глиной как художественным
материалом и хорошо знали её свойства.  Но
вот догадаться вылепить и обжечь на огне простейший глиняный горшок
они почему-то так и не смогли или не захотели, и всю свою посуду
делали из мягкого камня. Они даже умели чинить эту посуду: когда
каменный сосуд раскалывался, у краев неравных половинок просверливались
дырочки и чем-то стягивались. Чем? — Неизвестно. Получается удивительная,
трудно понятная вещь: сложная архитектуре и скульптура гораздо
древнее керамики — тех самых обожженных черепков, по форме, цвету
и орнаменту которых учёные уже довольно легко теперь определяют
время, различают последовательные слои культуры. Итак, архитектурное
сооружение древнее керамики — это надо запомнить!
Да, мы говорили, что дома Иерихона были почти такими же, как
у предков — натуфийцев. Но ведь, если почти, то было и различие,
к тому же очень, существенное. Пол жилища по-прежнему заглублен,
но вниз вели деревянные ступени, а дверной проем был обрамлен
деревянными косяками. Почему это важно? Потому, что люди перестали
удовлетворяться простым лазом и осознали значение входа — перехода
извне — внутрь. Только теперь можно говорить о возникновении интерьера,
т. е, внутреннего пространства, понижаемого как отдельный, обособленный
от внешнего пространства мир, так сказать, мир для себя. Это подтверждено
и тем, что стены изнутри покрывают теперь точкой глиняной обмазкой
и тщательно её выглаживают. Конечно, в таком доме легче было поддерживать
чистоту, но даже если поначалу дело было только в этом, постепенно
обитатели овальных домов должны были обратить внимание на то,
что на гладкую стену приятнее смотреть. Очи начинают замечать
различие между приятным и неприятным для глаза, между красивым
и некрасивым, а значит, сооружение оценивается уже и с точки зрения
художественного вкуса. Где-то около 6500 г. до ч. э. какой-то
сильный враг всё же сумел захватить Иерихон, но вскоре тот отстроился
заново, и нашим глазам открывается новый круг архитектурных изобретений.
Новые стены возводятся на остатках старых и потому поднимаются
выше. По-прежнему нет улиц, и дома разделены дворами неправильной
формы, но среди овальных домов теперь обнаруживаются и прямоугольные!
Почему поставлен восклицательный знак? А потому, что это удивительное
открытие — прямой угол. Сначала, как мы помним, человек осознал
вертикаль, но вертикаль осознать относительно просто: сам человек
вертикально стоял на земле, по вертикали поднимались к небу кедры
в горах Ливана. Но вот увидеть прямой угол на горизонтальной плоскости
в природе невозможно. Для того, чтобы поставить наипростейший
прямоугольный дом, нужно на ровной площадке сначала разметить
колышками и шнурами прямоугольник. Это столь привычная, столь
естественная для нас с вами форма, что нужно сделать над собой
усилие, чтобы понять: изобретение этой абстрактной геометрической
фигуры было настоящим подвигом интеллекта. И это изобретение было
сделано в архитектуре. Оно означало какой-то важный сдвиг сознания
и должно, обязательно должно было сопровождаться ещё иными. Так
и было.
Стены возводятся уже из кирпичей новой, хочется сказать “новомодной”
формы — они длинные, несколько сигарообразной формы и, естественно,
укладываются, как говорят каменщики, “вперевязку” — такие стены
прочнее. Сберегая собственные бока и всё же не слишком могучие
стены (кирпич-то необожженный), иерихонцы аккуратно скругляют
углы при входе. И ещё — вместо глиняной обмазки они делают теперь
внутри тонкий слой белоснежной гипсовой штукатурки, которую нередко
окрашивают красно-золотистой охрой. Наверное, этому придавалось
и какое-то религиозное значение. Но кто теперь рискнет отрицать,
что изобретатели архитектуры обладали уже развитым художественным,
чувством!
 И
словно для того, чтобы лишить учёных сна, иерихонцы предложили
им неразгаданную по сей день загадку: среди домов ясно выделяется
храм. Это не просто один из домов, предназначенный для неведомых
нам церемоний. Нет, это тот же тип храма, какой известен нам по
руинам Греции и Рима. В самом деле, на фасаде отчётливо виден
портик — шесть колонн, разом выдвинутые вперед (кстати, в самых
ранних греческих храмах портика ещё не было, его роль играли выступы
стен, потом уже между ними появились колонны — всего две). За
портиком открывается затененная им ниша и широкая дверь в её середине.
За этой дверью что-то вроде сеней, вытянутых поперёк движения
(греки потом назвали такое помещение пронаосом) и следующая дверь
на той же оси. А уже за этой дверью — само святилище, пол которого
был покрыт отполированной до блеска гипсовой штукатуркой (как
в Кносском дворце на Крите, спустя 4000 лет) и циновками, а потолок
опирался на два тонких деревянных столба.
Смотрите сами: перед нами развивающаяся вглубь система пространств
— почти анфилада. Это строго симметричное построение, значит уже
осознана симметрия, её специфическая спокойная красота. Это сложная
композиция: портик, вестибюль и колонный зал, постепенно погружающийся
в темноту. Наконец, перед нами то, что инженер называет стоечно-балочной
конструкцией — на колоннах лежали поперечные деревянные балки.
Храм невелик, Даже мал — всего 6 м ширины и 9 м длины, но это
первое из известных нам художественно-организованное архитектурное
сооружение. В нем есть уже все те элементы, из который долгие
тысячелетия собиралась торжественная архитектурная форма.
Пока это мучительная загадка — рядом есть ещё несколько храмиков,
но они гораздо примитивнее: это просто комнаты с чем-то вроде
алтаря и полированным камнем, игравшим роль скульптурного изображения
божества (такие камни устанавливались и тысячелетиями позже —
у финикийцев). Нет промежуточных ступеней, нет следов медленного
развития. Качественно новая, немыслимо оригинальная архитектурная
форма возникает, вроде бы, мгновенно, как взрыв. Но это противоречит
всему нашему опыту, ведь, даже гениальность Леонардо да Винчи
всё же опиралась на грандиозный багаж накопленного со времени
античности опыта, а здесь?
Или перед нами почти чудо — след творчества самого гениального
из всех гениев зодчества. Или всё же — образец, развитый и усовершенствованный
нашим гениальным зодчим, был создан где-то в другом месте, которое
ещё не найдено, о существовании которого мы ещё не догадываемся.
Может быть ответ придёт завтра, может быть через 100 лет: искать
нелегко, но упорный поиск рано или поздно даёт результаты. Вот
ведь 30 лет греческие археологи, пользуясь самым современным оборудованием,
искали на дне моря корабли, затонувшие в день битвы при Акциуме
— той самой, в которой флот Октавиана разгромил флоты Антония
и Клеопатры. Археологи, заметим, знали где искать, но только в
октябре 1980 г. аквалангисты укрепили цветной буй над корпусами
судов, пролежавших на дне незамеченными 2011 лет. Нет сомнения
в том, что какие-то прямые предшественники Иерихонского храма
будут найдены — обнаружили же археологи святилище эпохи палеолита
перед входом в пещеру Эль-Гуно, на севере Испании.
Почти точно посредине ровной площадки возвышается искусственный
холмик, сложенный из плоский камней и оленьих костей. Холмик увенчан
уложенной горизонтально плитой из песчанике, весящей около тонны.
Эту плиту окружают камни, поставленные, вертикально — из этой
начальной формы развились впоследствии сложные конструкции Курганов.
Судя по тому, что в небольшой траншее перед "алтарем" орудия охоты
и костяные швейные иглы уложены поврозь, в две отдельные кучки,
неведомым божествам поклонялись и мужчины и женщины.
Самое поразительное в том, что поодаль “алтаря” сохранилось каменное
изваяние высотой 35 сантиметров: грубое изображение головы, которое,
однако, никак нельзя назвать примитивным, коль скоро правая половина
— лицо бородатого мужчины, а левая — морда хищника.
Обнаружившие святилище испанские и американские учёные определили
по вполне объективным свидетельствам время его сооружения — XII
тысячелетие до н. э. Шесть тысяч лет, разделяющих “алтарь” в Пиренеях
и храм в долине Иордана, должны таить в себе промежуточные ступени
развития. Прошлое откатывается назад так стремительно, что обгоняет
работу над небольшой книгой. В предыдущей
главе утверждалось (по многократно проверенным научным публикациям),
что первое временное жилище имеет возраст 150 000 лет. Сейчас
трудами экспедиции доктора Роберта Лики в танзанийском ущелье
Олдувэй доказано: грубый круг из уложенных на земле кусков
лавы, своего рода рабочий пол хижины, имеет такой же возраст,
как и первые каменные орудия, т. е. около 1 750 000 лет. Исследования
в Европе тоже не стоят на месте, и в Терра Амата, около Ниццы,
как удалось узнать из новых публикаций, обнаружен целый посёлок
из 21 хижины. Сохранились ямки от жердей по овальному контуру
и сложенные из камней очаги. Возраст — около 120 000 лет.
Но вернёмся к уроку Иерихона: архитектура родилась. Перед нами
крепостная стена — граница между городом и негородом, тем, что
внутри и тем, что снаружи. Перед нами башня, ориентир, видимый
за несколько километров. Перед нами скопление домов и храмы. Но
всё-таки город ли это? Для того чтобы быть полноценным городом,
Иерихону так и не достало двух важных характеристик — в нем нет
улиц и нет площади. Это, если так можно выразиться, жилая крепость,
но не город. Нечего, что напоминало бы дворец властителя, в нем
тоже нет, что заставляет предположить, что царем или вождем был
верховный жрец, живший при храме.
Архитектура родилась, но градостроительству как виду архитектурного
искусства ещё только предстояла возникнуть — тысячи лет спустя.
Что ж, довольно и того, что мы узнали, тем более что дальше вовсе
не было простого и прямого пути развития. Все оказалось сложнее.
|
