Изображение самой палетты (каменной дощечки) вы
найдёте ниже. Здесь я решил изобразить процесс перевозки каменного
блока для гробницы фараона, объединившего Верхнее и Нижнее царства
в одно — Египет, Естественно (для того времени), что гробница
строилась при жизни — её и трактовали как дом для вечной жизни.
Поэтому-то священный сокол на камне сжимает в когтях знак "ангх"
— знак жизни, всего живого.
Признаюсь, я несколько схитрил: окончательная отделка
тонкого барельефа осуществлялась уже после установки каменного
блока на место — для этой установки внизу оставлены каменные выступы,
за которые цепляли канат. Но не сделать это означало бы лишиться
одного из, пожалуй, самых изящных изображений в искусстве древнейшего
Египта.
Преодолевая спокойное течение Нила, корабль идёт к пристани, являющейся на самом деле первым из серии храмов Западного
берега. Видно, как от этого храма-пристани крытый каменный коридор
уходит далеко влево и вверх: к месту, которое потом назовут Гизе,
где возникнут позже великие пирамиды. За кормой остался Мемфис
— только что основанная Нармером новая столица. Я не пытался его
нарисовать, потому что это было бы чистой фантазией — от этого
Мемфиса не осталось решительно ничего.
Корабль сделан из пучков папируса. Нарисовать его
помог чертеж из книги Тура Хейердала, изучившего египетские корабли
лучше всех. Мачта, похожая на букву А, не вошла в "кадр",
но и ее, и квадратный парус со знаком солнечного диска "Ра"
можно разглядеть на встречном корабле.
Мы уже говорили о том, что земледелие никак не могло начаться
ни в Двуречье, ни в Дельте Нила — до конца VII тысячелетия здесь
простирались непроходимые болота, гиблые места. И всё же городская
культура могла возникнуть здесь и более нигде.
Для того, чтобы городская цивилизация могла возникнуть и, возникнув,
закрепиться надолго, необходимо, чтобы население на какой-то территории
достигло значительной плотности, будучи способным не только прокормить
себя, но и выделить значительные средства на другие цепи. В маленьких
долинах Ирака и Палестины, Ирана, Турции или Греции условий для
такого скачка не было до тех пор, пока не были найдены способы
увеличить урожай хлебов. В малых долинах, как мы видели, могли
возникнуть селения, похожие на города: Иерихон,
Мерсин, Ч'атал
Хюйюк, но земля этих долин не могла дать средства к существованию
более чем 3—5 тыс. человек.
Иное
дело Нил или междуречье Тигра и Евфрата. Ил, который приносили
с гор могучие реки, был плодороден и мягок. Достаточно было чуть
копнуть палкой или даже просто вдавить семена пяткой в блестящую,
шоколадного цвета, поверхность подсыхающего ила, чтобы иметь хлеб,
много хлеба. К тому же, главное, здесь можно было не бояться истощения
почвы, которое раньше или позже сгоняло северян с недавно освоенных
мест: каждый год свежий слой плодородного ила ложился на поля.
Однако
для того, чтобы устроиться на этих местах, нужно было подняться
над уровнем разлива. Для того, чтобы построить не только город,
но и деревню, требовалось первоначально создать искусственный
холм, плоская вершина которого поднималась где на три, а где и
на 12 м над уровнем полей. Ясно, что начать должны были там, где
такой перепад оказывался минимальным. Со временем слой ила между
искусственными холмами становился толще. Нил, от которого во все
стороны расходились миленькие и большие каналы, становился все
более укрощенной рекой. В результате этой гигантской совместной
работы реки и людей, изучивших реку, возник тот Египет, который
известен ныне географам. Он весь — рукотворная страна.
Вы помните, конечно, что границы полей ежегодно смывались бурой
водой, ил надо было проводить вновь, что требовало создания геометрии
— в те времена и науки, и искусства. Вы помните также, что египтяне
достаточно рано научились связывать движение планет и подъём уровня
реки, что создало астрономию. И ещё вы помните, что для проведения
и постоянного ремонта каналов, для возведения защитных насыпей
и холмов, нужна была точная организация труда множества людей,
из чего в свою очередь не могла не возникнуть централизованная
власть.
Все это суть условия, без которых не могло не возникнуть
противопоставления между городом — центром власти над территорией
(первоначально это отдельные княжества — номы), и деревней
— поставщиком хлеба и рабочей силы. Вот это-то и принципиально:
настоящий город может возникнуть только тогда, когда есть
и настоящая деревня. Они связаны нерасторжимой связью, которая
склонна все разрастаться, принимая форму пирамиды: множество
деревень подчинены городу, а затем рано или поздно должен
был наступить момент, когда одна из таких территориальных
столиц должна была подчинить себе другие и стать городом
городов — столицей[*].
До нас не дошли, так сказать, нормальные египетские города.
Мы знаем хорошо сохранившиеся остатки Кануна, но Кахун —
не город, а временный посёлок городского типа, поставленный
ради строительства пирамиды одного из фараонов — Сезостриса
III. Нам известны остатки Ахетатона[18],
но это проклятая жрецами столица фараона-отступника Эхнатона,
разрушенная и брошенная в пустыне. Обычные же города до
нас не дошли — и потому, что строились из нестойких материалов,
и потому, что они в известном смысле живы до сих пор: на
них стоят сегодняшние города и деревни[19].
Дополнительная сложность состоит в том, что с очень давних времен
египетские города не имели оборонительных стен. Те возводились
наспех только в периоды великих смут, когда центральная власть
слабела, и номы воевали друг с другом. Города не нуждались в стенах,
потому что весь Египет был крепостью — на западе его охраняла
бывшая ливийская степь, ставшая страшной пустыней; на севере —
опасные для кораблей топкие берега моря; с юго-востока никогда
не было серьёзного противника, а вдоль северо-восточной границы
(там, где прорыт Суэцкий канал) уже при первых фараонах встала
стена мощных крепостей.
И
всё же, когда возникают настоящие города Египта? Точного ответа
на этот вопрос у нас пока ещё нет, но кое-что мы всё же знаем
благодаря «палетте Нармера», заявленной в названии этой главки.
«Палетта» — значит то же, что и «табула», дощечка (отсюда палитра
художников), а Нармер — второй, а может быть и первый фараон объединенного
Египта. Это примерно 3200 г. до н.э., значит «палетта» насчитывает
сегодня добрых пять тысячелетий.
Приглядитесь внимательно к изображениям. В центре наверху на
каждой из сторон каменной таблички, между парными изображениями
древней богини Хатор (корова была знаком матери богов) похожие,
но всё же разные фасады каких-то зданий или одного и того же здания.
Поскольку внутри портала помещено в виде двух иероглифов имя фараона
— Нармер или Мери-нар (неизвестно, как читать, сверху или снизу),
это здание не может быть храмом. Но тогда остается одна возможность:
это дворец.
Итак, первый вывод. К 3200 г. уже строились дворцы с портикам
или колоннадами.
На
оборотной стороне таблички мы видим фараона в Красной короне Нижнего
Египта, за ним — носитель сандалий, держащий в руке кувшинчик
с водой для омовения ног. Впереди — жрец (заметьте, жрец и носитель
сандалий одного роста, в два раза ниже фараона, но и в два раз
выше знаменосцев впереди — значит, социальная пирамида уже сложилась).
Знаменосцы несут знаки четырёх номов, следовательно, есть уже
как минимум четыре территориальные столицы. Справа — ряды обезглавленных
врагов и знаки над ними (обратите внимание — среди них изображение
корабля), которые учёные единодушно расшифровывают как «Буто»,
а Буто — это имя одного из городов Дельты. Значит, скорее всего
речь идёт о подавлении мятежа недавно завоеванных земель, ведь
объединение было завоеванием Нижнего Египта Верхним.
Из этого тоже можно сделать важный для нас вывод: город столица
нома был велик и силен.
Середину
таблички занимают сплетенные фигуры мифических животных,
означающих скорее всего объединенные царства, но самое интересное
ниже. Конечно, бык — это фараон, попирающий врага. Поза
последнего не случайна: раз голова у него на плечах, он
жив; раз он жив, он бежит[**].
Раз пытается бежать, то из города, стену которого проломили
рога 6ыка-фараона.
Это самое интересное. Присмотритесь: отчётливо видна овальная
стена с прямоугольными башнями (рис.
33.2), а внутри — большое здание с башенками по углам и три
маленьких. Большое здание может, разумеется, быть и дворцом, но
слишком уж оно не похоже на дворец фараона. Скорее всего, это
всё же храм. Маленькие же дома — это не обязательно дома, это,
может быть, и кварталы, но что не вызывает сомнений, так это то,
что дома или кварталы прямоугольны и расположены под прямым углом
друг к другу.
Итак, можно заключить, что к 3200 г. до н.э. есть города, окруженные
стеной и построенные регулярно, то есть все здания подчинены прямоугольной
решётке плана. Между учёными возникли лишь разногласия по поводу
того, где был штурмуемый город — над ним почему-то нет иероглифа
названия. Некоторые даже считают, что это ливийский город (у беглеца
неегипетская прическа), но это маловероятно, потому что в Ливии
того времени крупного города не могло быть, его не было там и
1000 и 2000 лет позже.
Но обратимся ещё к лицевой стороне таблички. Фараон, на этот
раз в короне Верхнего Египта, сопровождаемый тем же сандаленосцем,
поражает боевой палицей павшего на колена врага — тоже египтянина.
Над головой пленника скорее ребус, чем настоящая иероглифическая
запись (она ещё только складывается), которую теперь расшифровывают
так: «Фараон, воплощение бога-сокола Гора, мощной десницей своей
берет в плен обитателей болот». Это тоже существенно, ведь обитатели
болот это те же жители Нижнего Египта, где стоял Буто.
И опять самое интересное для нас внизу рельефа: двое беглецов,
в ужасе обернувшиеся назад, а за ними остается изображение совсем
иного рода (рис.
34.2), чем то, которое мы уже рассматривали. Зубчатый прямоугольник
— это скорее всего не просто защищенный стеной город, а город-крепость
или просто военная крепость. А крепость такого типа могла в те
времена быть только на востоке Дельты или на Синае, или а южной
Сирии.
Итак, в 3200 г. до н. э. явственно уже различали город и крепость.
Это различие закрепилось вскоре в письменности — город стал обозначаться
овалом, внутрь которого вписан крест; крепость — зубчатой стеной.
Если были разные изображения и возникли разные иероглифы для обозначения
города и крепости, были и слова, означающие их: словарь архитектуры
разрастался вширь и вглубь. Были дворцы и храмы, следовательно,
формировалась светская и сакральная архитектура, и нет ничего
удивительного в том, что люди, ежегодно разлиновывавшие землю
на участки, так же поступали, и с территорией города.
Палетта
Нармера — редчайшая удача для учёных. Совокупность её изображений
указывает на то, что изображено не подавление мятежа (фараон хотел,
чтобы это воспринималось так, отсюда на его голове корона Нижнего
Египта), а сам момент завоевания. Но можно ли так во всём полагаться
на изображение? В случае египетских изображений можно и даже должно
— египтяне были предельно точны во всех деталях. На палетте Нармер
держит палицу — точно такая булава была найдена на месте, где
когда-то был город Иераконполис (название уже греческое), и принадлежала
она непосредственному предшественнику Нармера, известному под
греческим прозвищем Скорпион. Тур Хейердал имел возможность на
собственном опыте удостовериться в невероятной скрупулезности
египетских художников. Изучая рисунки папирусный кораблей, чтобы
строить «Ра», Хейердал и его товарищи обратили внимание на то,
что канаты на гравированном рисунке были разной толщины, но сочли
это ничего не значащей графической деталью. Они поплатились за
это поломкой обоих рулевых весел — слишком толстая веревка уменьшила
упругость всей конструкции. К счастью, строители «Ра» поверили
древним художникам, изобразившим тонкую веревку, соединявшую «перо»
рулевого весла и опоры мачты: отломившееся «перо», рулевую лопасть
удалось втянуть на борт и снова привязать. Это, кстати, уже было
на «Ра-2», когда мореходцы-экспериментаторы окончательно доверились
умению предков. Все детали древних рисунков, до последней чёрточки,
оказалось, имели огромное значение.
Нет, у нас нет оснований сомневаться в точности всего, что вырезано
на поверхности каменной палетты.
Но
если в 3200 г. до н.э. были уже и крепость, и город, и дворец,
и храм (и деревня, без которой не было бы города), то за всем
этим должен был стоять немалый путь развития. По археологическим
находкам в Дельте и в Файюмском оазисе известно, что первые земледельцы
появились там в V тысячелетии. Соответственно, не будет наверное
большой ошибки, если мы разделим 1500 лет, отделяющих палетту
Нармера от каменных орудий и черепков первых колонистов, на три
части и одну треть прибавим к дате 3200, ведь развитие по множеству
примет шло, ускоряясь. Иными словами, мы ошибемся не слишком
сильно, если скажем, что первые настоящие города появляются в
Египте где-то около 3700 г. до н. э. Судя по нескладным ещё рисункам
на глиняных черепках и обрывках ткани, сохранившийся в сухом песке
Египта (рис.
25.1) первые корабли в это время уже были, весельные по крайней
мере.
Вновь получается, что архитектура и кораблестроение — очень близкие
родственники, и не исключено, что именно строительство кораблей
из папируса и деревянных частей (для мачты, для её крепления к
мягким бортам, для рулевых весел и рамы, которая их держала) подтолкнуло
вперед развитие архитектуры домов, дворцов и храмов. Азбука строительных
конструкций разучивалась и на суше, и на воде.
Отметим
для памяти ещё одно. Объединение-завоевание в Египте отличалось
одной интересной особенностью. Победители не стремились
уничтожить побежденных или поработить их, не стремились
стереть их культуру, как, скажем, поступали Инки с культурами
побежденных племен[20].
Скорее всего, для первых фараонов гораздо важнее было установить
контроль над всеми номами без различия. Сделать это можно
было надёжнее всего одним способом — не делать один из городов
столицей нового государства, а построить новую столицу в
месте, которое бы имело общепонятное символическое значение.
Именно это было сделано самим Нармером или его преемником,
которого греческие историки называли Менес (вернее, это
всё же одно лицо с Нармером), и там, где Нил начинает ветвиться,
на самой границе Верхнего и Нижнего Египта, возникает город
белых стен — Мемфис.
Этого мало. Как на живописных изображениям и рельефах фараон
выступает в обеих коронах, так и в архитектуре храмов, все
чаще сооружаемых из твердого камня, сплетаются традиции
обеих земель. Колонны увенчиваются капителями в виде лотоса
(и стволы этих колонн изображают в камне пучок цветочных
стеблей, стянутых наверху шнуром), символизирующего одну
половину страны, и папирусного соцветия, обозначающего другую
половину. На порталах каменных храмов возникают сразу же
и остаются навсегда на первый взгляд странные валики — учёные
считают, что это память о тех плетеных цыновках, которые
сворачивались валиком над входом в дома, дворцы и храмы
скотоводов Верхнего Египта[***].
На тысячи лет остаются в граните формы наклоненных внутрь
наружных стен, явно возникшие в архитектуре Нижнего Египта,
где все монументальные сооружении строились сначала из необожженного
кирпича, и именно такая форма была наиболее устойчива, если
к подошве стены подкрадывалась вода неожиданно высокого
разлива Нила.
Во всяком случае архитектура Египта складывается, сразу
же опираясь на сплав Двух культур, а символом этого сплава
становится похожий одновременно на крест и узел знак «ангх»
— знак жизни[21].
И архитектор, который на этой земле впервые выступает из
темноты кулис на авансцену, соединил в себе две системы
строительства, две художественные школы. Наверное, именно
потому результаты оказались столь впечатляющими. У архитектора
появилось имя.
|