О Стоунхендже слышали почти все. Это не самое крупное
из мегалитических сооружений, но изысканно сложная композиция
из сотен огромных каменных глыб, сохранившаяся в южной Англии,
вне всякого сомнения самое эффектное среди них.
Я хотел сначала нарисовать, как впрягшись в длинные
канаты, вереница древних британцев тянет к месту балку или один
из могучих столбов, но потом отказался от этой затеи: это представить
себе легче всего. Важнее, наверное, ощутить масштаб строительной
площадки, когда Стоунхендж третий раз менял свою форму. Портал,
на котором стоит часовой, уже собран, и насыпи, по которым втягивали
наверх колоссальную каменную балку, почти уже убраны. Мастер,
стоящий на шатких подмостях, занят тем, что обтесывает (точнее,
сказать, оббивает) "зуб", который должен войти в паз
на нижней стороне балки-плиты, — её обрабатывают каменотесы на
переднем плане.
Исследования 60-х годов доказали то, что многие
историки архитектуры подозревали всегда: по крайней мере последний
по времени этап реконструкции Стоунхенджа осуществлялся под руководством
зодчего с Крита или из Микен. Из-за его плеча мы видим стройку,
и это его широколезвенный кинжал, подвешенный к портупее, украшенной
золотыми бляшками, был выгравирован на одном из центральных столбов
как своего рода автограф.
Ряд чёрточек на заднем плане, за отдельно стоящими
столбами, — это череда людей, тянущих на деревянных валках ещё одну каменную глыбу от пристани на реке Эйвон. Я охотно нарисовал
бы эту сцену подробнее, но не хватает места.
Эта не самое большое из «доисторических» сооружений Европы, но
самое знаменитое. Его создание долгое время приписывали друидам
— полулегендарным жрецам древних кельтов, о которых весьма вскользь
упоминают римские историки, начиная с Юлия Цезаря и кончая Тацитом.
Когда английский король Яков I отправил своего придворного архитектора
Иниго Джонса на равнину Сэлисбери, чтобы проверить слухи о стоявшем
там «замке», тот был потрясен. Опытный зодчий, Джонс не мог сразу
же не оценить работу неведомых предшественников. Чуть моложе Шекспира,
Джонс бывал в южной Франции и Италии, видел могучие руины римских
построек, и сомнений для него не было — это могли построить только
римляне.
В самом деле, над плоской равниной[*]
стояли и лежали добрых полторы сотни огромных камней, из
которых самый маленький — в рост человека. Хотя многие камни
упали и вросли в землю наполовину, опытный глаз архитектора
мгновенно выявил композицию из нескольких концентрических
кругов. Внешний круг составляли почти пятиметровые камни,
расставленные так, что промежуток между ними немногим превышал
метр. С одного каменного столба на другой были перекинуты
каменные балки, так что образовалось почти целое в то время
кольцо. Там, где в нескольких местах балки рухнули на землю,
Джонс заметил, что в них были глубокие «гнезда», а над концом
столба поднимался каменный «зуб».
Пройдя кольцо и ещё одно, Джонс остановился перед эффектной сценой:
пять мощных порталов выстроились подковой вокруг низкого камня,
напоминавшего алтарь, при этом с обоих краев к центру «подковы»
высота ворот нарастала. К счастью для науки, Джонс как любой уважающий
себя архитектор, не ограничился записью впечатлений, а сделал
ряд зарисовок. К счастью, потому что он был одним из последних,
кто видел Стоунхендж почти в первозданном виде. В 1620 г. самый
высокий портал рухнул на «алтарь»; в страшную бурную ночь 3 января
1797 г. обрушился ещё один; одна за другой падали балки внешнего
кольца... памятник неведомого народа разрушался.
Постепенно исчезла из глаз прямая как стрела дорога, тянувшаяся
почти на полкилометра во времена Иниго Джонса, но время ничего
не могло поделать с огромным камнем, торчащим в центре этой дороги
всего метрах в 70 от внешнего кольца. Камень этот с незапамятных
времен имел имя — Хеле, и давным-давно заметили, что он лежит
точно на оси центральной «подковы» и её «алтаря» и что 22 июня,
в день летнего солнцестояния дневное светило поднимается почти
точно из-за камня Хеле, если смотреть из центра Стоунхенджа.
Почти точно, но не совсем. И вот в 1901 г. сэру Норману
Лойкеру, астроному и члену Королевской академии наук, пришло
в голову подсчитать, в какое время солнце могло вставать
точно над Хеле[**].
Известно, что с кодом времени земная ось совершает
легкие колебания, смещающие запад и восток — оставалось
углубиться в расчеты. Лойкер заключил: ось, соединяющая
самый центр «алтаря» и центр Хеле, указывала на восход в
период между 1900 и 1500 г до н.э.[***]
И миф о друидах, и римская легенда мгновенно отпали.
Не будем тратить время на перечисление всех фантазий, какие
возникали по поводу Стоунхенджа и до подсчетов Лойкера,
и после (и сейчас известны две «секты» выдумщиков, из которых
одна свято убеждена, что Стоунхендж — дело рук «космитов»,
космических пришельцев, а другая приписывает все жителям
Атлантиды). Раскопки дали более интригующие результаты.
Во-первых, ещё в 1920 г, выяснили, что Стоунхендж перестраивали
— обнаружилось кольцо глубоких ям[****]
на пустом пространстве между уцелевшими кольцами камней.
Во-вторых, через несколько лет геологи, заинтересовавшиеся
тем, откуда взяты камни для строительства, обнаружили, что
лишь часть глыб вырублена поблизости. Камень для алтаря,
как оказалось, доставлен сюда из Мильфорд-Хейвен (почти
полсотни километров в сторону), а вот голубоватые столбы
двух колец вне всякого сомнения могли быть привезены только
из одного места. Это место — гряда Пресцелли в графстве
Пемброкшир, в южном Уэлльсе; отсюда до Стоунхенджа 250 км
по прямой!
В 50-е годы раскопки возобновились под руководством замечательного
археолога Стюарта Пиггота (он мудро оставил нетронутой почти половину
площади Стоунхенджа — для будущих поколений учёных, которые будут
располагать ещё более тонкой техникой исследований).
Теперь мы уже точно знаем, что Стоунхендж перестраивали трижды
в течение 200—400 лет: не правда ли, это не слишком похоже
на образ медленно развивающегося «примитивного» общества, который ещё полвека назад казался таким очевидным. Итак, первый Стоунхендж
(рис. 29.1) построен
где-то около 1800 г., то есть одновременно с большим дворцом в
Кноссе, на Крите. Видно, что камень Хеле, сидевший в грунте уже
долгие тысячелетия, прошедшие с последнего оледенения, стал опорой
для композиции. Центр огромного «руга лежит на оси солнцестояния,
но ничем заметным не выделен. Сам же круг образован мощными порталами:
два вертикальных блока и потолочная балка, которые выглядят так,
словно великаны окружили пустую площадку, глядя на невидимую,
но очень важную точку, её центр. Вокруг каменного круга есть ещё один. Это кольцевой ров и вал, разорванные им в одном лишь месте
— там, где лежит камень Хеле. Заметим, что нее камни Стоункенджа-I
происходят из местных каменоломен. Второй Стоунхендж (рис. 29,2)
выглядит совсем иначе, вернее, он дважды выглядел иначе, потому
что лет за 20—30 строители дважды меняли замысел. Сначала они
собрали круг из голубоватых камней (тех самых, из Уэлльса), поставив
их тесно в пары и перекрыв каждую пару такой же балкой. Теперь
казалось, что вокруг центра движется хоровод великанов, уставившихся
друг другу в затылок. Почему-то эта композиция не понравилась
строителям, и они разобрали порталы, аккуратно выстроив 60 вертикальных
камней по кругу.
Сомнений нет, Стоунхендж-II строили люди «бейкеров», осевшие
здесь плотной колонией — принадлежавшие им и только им предметы
во множестве попадаются во втором слое снизу. Но ведь это
указывает нам на то, кто был строителями первого храма под
открытым небом. Конечно же, это были те самые миссионеры
солнечного культа, которые причалили к берегам острова за
одно-два поколения до торговцев-путешественников[*****].
Но прошло ещё несколько поколений, и Стоунхендж перестраивается
вновь (рис. 29.3). Именно
теперь возникла та четырёхсложная концентрическая композиция,
которую зарисовывал в свой блокнот Иниго Джонс.
Архитектурный профессионализм первых стадий строительства
несомненен, но строительством «третьей очереди»[******]
мог уже явно руководить только очень изощренный в своем
искусстве зодчий. «Подкова» из пяти порталов нарастающей
к центру высоты — это отточенная художественная идея. Включить
в неё подобную по форме «подкову» из камней поменьше (иного
цвета), стоящих мощным частоколом вокруг «алтаря», окружить
«подкову» снаружи кольцом голубоватых столбов, а это кольцо
— ещё одним кругом серых порталов, — это работа, которой
бы не постыдился ни один из живших в прошлом и живущих сейчас
архитекторов мира. Вместе с окружающим земляным валом, вместе
с камнем Хеле и дорогой, обтекающей его с обеих сторон,
вместе с окрестным пейзажем Стоунхендж представляет собой
настоящий шедевр искусства, не нуждающийся ни в каких скидках
на «доисторическое происхождение».
Кто же он, великий строитель? Самое удивительное, что мы можем
ответить не этот вопрос почти точно, но сначала ещё немного о
самом строительстве.
Уже камни Стоунхеиджа-I обработаны техникой, которой пользовались
египтяне и в те времена, когда у них было множество бронзовых
инструментов. Каменный блок не отесывают зубилом (сделать это
с излюбленным египтянами гранитом без сверхпрочных стальных инструментов
почти невозможно), а сбивают тяжелым и очень прочным молотом.
Не нужно думать, что это неэффективная техника: студенты Каирского
университета опробовали её не так давно, и оказалось, что не перенапрягаясь,
можно сколоть с гранита площадью в квадратный дециметр примерно
1,5 см толщины за один час. Камень Стоунхенджа много мягче гранита,
и работа должна была идти довольно споро.
Зубья и гнезда надо было притесывать точно. И вот оказалось,
что хотя среди каменных молотов, вес которых колебался между 12
и 30 кг, не найдено ни крупинки бронзы или меди, строители Стоунхенджа
всё же использовали металл. На глубоко ушедшем в землю конце серого
камня обнаружилась слабая зеленая чёрточка, и тонкий химический
анализ показал: это след медного орудия. Металл можно было только
привезти сюда издалека, и цена его была непомерно высока, чтобы
позволить себе потерять или забыть инструмент. Это инструмент
с юга, большего мы пока сказать не можем.
Загадка уэлльских голубоватых камней прояснилась довольно
быстро, когда анализ аэросъёмки и пробные траншеи доказали,
что прямая как стрела дорога (первым этот её отрезок начес
на карту друг Исаака Ньютона Уильям Стакли) сворачивает
в полумиле к берегу реки Эйвон. Заметили также, что дорога
петляет не случайно. Подобно персидским или римским шоссе,
эта дорога проходит по самым пологим уклонам от берега реки
до Стоунхенджа. Стало ясно, что строители избрали длинный,
но выгодный путь по воде. Каменные блоки стащили к заливу
Милфорд-Хейвен, провезли вдоль берега по Бристольскому заливу,
вверх по Эйвону до того места, откуда камни можно было тащить
по наивыгоднейшему маршруту[*******].
Где был накоплен к тому времени наибольший опыт перевозки
огромных каменных блоков на большие расстояния по воде?
В Египте, там за тысячу лет до Стоунхенджа гранит далекого
Асуана перевозили по Нилу к Мемфису, и было это вполне заурядным
делом.
И тем не менее, не египтяне строили Стоунхендж, хотя их опыт
был использован архитектором. Как-то вечером 1953 г. один из участников
археологической экспедиции заметил, что косой свет выделил на
поверхности одного из гигантских блоков съеденные временем гравированные
контуры. После всевозможных манипуляций рисунок удалось «проявить»
— представьте себе, что вы пытаетесь прочесть на четвертом снизу
листке тетради то, что было написано шариковой ручкой на первом,
верхнем. Ошибки не было: кто-то вырезал на поверхности камня изображение
медного топора (рис. 29.
4, 5) и характерный, опознаваемый специалистами с первого
взгляда контур крито-микенского кинжала!
Чужое оружие изображали всегда только в руке поверженного врага,
в груде добытых в бою трофеев. Нет, перед нами очевидный «автограф».
Да и время «подходит» — XVI в. до н.э. — это расцвет культуры
на Крите. Мы знаем, что критские корабли бороздили все Средиземное
море, что критские колонии были и на сирийском, и на сицилийском
берегах, что Крит (египтяне называли его Кефтиу) был очень тесно
связан с Египтом. Значит, ничего невероятного в этом нет: Стоунхендж-III
мог строить архитектор из Кносса или Микен, а посредниками, которые
наняли его для работы в далеком северном краю, могли быть люди
«бейкеров», бывавшие в тогдашнем мире всюду.
Конечно, перед нами только косвенные свидетельства. Трудно надеяться
на то, что мы когда-либо узнаем больше и прочтем, к примеру, письмо
или своего рода отчёт о творческой командировке. Но даже это нельзя
исключить наверное — критское линейное письмо «А» ещё не расшифровано.
Пока же мы вправе дать некоторую волю фантазии. Вы помните, наверное,
греческий миф о Дедале, который построил для царя Миноса Лабиринт
в таинственной глубине которого жил Минотавр, убитый Тезеем с
помощью Ариадны, влюбившейся в заморского героя с первого взгляда.
У этого предания есть продолжение, донесенное нам великим Геродотом.
Когда неосторожный племянник Дедала Икар погиб в волнах моря,
сам Дедал всё же сумел бежать от Миноса и достиг Сицилии, где
построил для местного царя замечательную крепость. Разгневанный
Минос отправился в погоню, безуспешно штурмовал крепость и погиб.
Критяне уплыли было домой, но страшный шторм выбросил их корабли
на италийский берег — неподалеку от того места, где ещё существовали
селения Тавольере. Кажется, сварливый изобретатель в конце концов
рассорился и с сицилийским владыкой и снова бежал. А что если
и этот старый миф отражает забытую правду? Ведь нашел же упрямый
Шлиман, над которым потешалась тогдашняя ученая Европа, и Трою,
и микенские гробницы, держа в руке «Илиаду» и «Одиссею».
Мне во всяком случае хочется верить, что это Дедал строил Стоунхендж.
* * *
Европейскую часть нашего путешествия но времени и пространстве
будем считать законченной. Мы были не везде, видели не всё, но
и пройденного не так мало. Главное же в том, что одно нам совершенно
должно быть ясно — ни о какой изоляции севера от цивилизаций юга
не приходится говорить по крайней мере до наступления Железного
века. Почему? Потому, что медь и олово, необходимые для выплавки
бронзы, были редкостью, и их перевозкой был занят огромный флот.
Скорее всего, даже два флота. Один, северный, вёз английскую руду
до Испании, где сгружал её в основанном финикийцами городе Тартессе
(его до сил пор не нашли, но он был на берегу Гвадалквивира, где-то
между Севильей и Кордовой). Другой, южный, забирал груз из Тартесса
и переправлял его на восток — монополистами здесь были долго финикийцы,
затем жители богатого Карфагена.
Когда же тайна выплавки железа, которую безуспешно старались
сохранить на востоке, вырвалась из-под контроля, огромный европейский
«рынок» не сразу, но решительно перестроился. Железная руда была
повсюду: помните Бискупинские кузни? Устойчивые раньше морские
связи рвались одна за другой, и северная Европа на долгие века
почти совсем утратила связь с югом.
Понятно, что прогресс замедлился на севере — в иных местах даже
забывали постепенно то, что умели раньше. Ясно поэтому, что подлинное
рождение зодчества, — тот миг, когда мы узнаем архитектора не
только по трудам, но и по имени, — могло осуществиться только
там, на юге. Мы и вернёмся туда, на полных 6 тыс. километров пути
от Лондона до Суэца, на полную тысячу лет назад — от Стоунхенджа.
|