|
— Что для вас пространственное развитие?
 Почти
все, так как развитие какой бы то ни было деятельности вне пространственных
координат вряд ли возможно. Даже финансовые спекуляции осуществляются
не только во времени, но и во взаимодействии неких точек в пространстве.
— Пространственное развитие подразумевает новую статистику.
И вы в качестве одного из наиболее актуальных направлений называете
создание атласа России в контексте Евразии?
Создание атласа вот уже много столетий является постоянно возобновляемой
задачей. В наших сегодняшних условиях эта задача особенно важна,
так как привычные формы картирования вводят в заблуждение не меньше,
чем привычные формы статистики.
Если обратиться к статистике товарооборота, то перед нами заведомо
фантастически заниженные величины. Опять-таки потому, что схема
учета отстроена по административным границам. В ней не учитываются,
разумеется, дисперсность потоков и связи, пронизывающие границы
субъектов федерации. Картинка оказывается неадекватной, а карты
реальной экономической активности нет. Поэтому, когда я указываю
на атлас, я имею вещь сколь элементарную, столь и трудно достижимую:
необходимо открыть для самих себя собственную страну.
— Исследования позволяют делать выводы о необходимости
развития территории?
Известно, что основой знания о функционировании людей на территории,
то есть в реальном пространстве, является представление об их
движении. Все говорят об иммиграции, которая за последнюю пару
лет упала до ничтожной величины, а мы, исследуя сельские районы,
обнаружили неожиданно значительную
внутреннюю миграцию, вроде 4,5 % от всего населения в каком-нибудь
Лаишевском
районе Татарстана. Все это довольно сложно по географии и
охвату, так как суммарный баланс нулевой: сколько людей приехало,
столько и уехало. Каждая точка в пространстве является значимой,
тем более что, наряду с новой регионализацией, которой был посвящен
один из докладов ЦСИ, явственно проступает феномен, который географ-путешественник
Владимир Каганский очень удачно назвал мозаизацией страны. Старые
типологические схемы перестают работать, и перед нами россыпь
отдельных феноменов, каждый из которых живет, развивается или
деградирует особенным образом.
Можно воспринимать информацию об изменениях среды в сугубо катастрофальной
модальности. Очевидно, что, за исключением Московской области,
Центральный географический район пустеет на глазах. И мы говорим,
что это ужасно, это кошмарно, это надо как-то остановить... Но
есть и другая интерпретация, и на некоторое время территория исторического
ядра российского расселения может быть определена как зона экологической
резервации. То, что выступает в категории катастрофы при одной
интерпретации, попадает в категорию ресурса при другой. И от твоей
концепции будет зависеть, что считывается с карты: развитие или
инволюция, свёртывание или что-то ещё .
Пройдет пара поколений, и потом будет время переосмыслить. Это
совершенно другое восприятие, когда вместо статичной картинки
возникает сложное, вариативное уловление процесса. То же самое
в отношении темы, которую я настойчиво пытался продвигать в течение
двух лет. Это тема новых границ. Как использовать их в функциональном
назначении? При рассмотрении сюжета Приграничья
возникает совершенно новая логика. Как обустроить жизнь так, чтобы
поддерживать границу было выгоднее, чем её ломать? Вместо границы
— пограничье, замещение одного объекта другим. Вот то, что даёт,
казалось бы, свободное словосочетание "пространственное развитие".
— Вы отмечали, что одной из опор пространственного развития
является университетская сеть с её инновационным потенциалом?
Да, университетская сеть. Пока что мы фиксируем лишь стихийный
процесс, в ходе которого происходит филиализация учебных заведений,
прежде всего университетов. Это констатируется всеми. Но параллельно
происходит рассредоточение по районным центрам сгустков студенческой
молодёжи, которая уверена, что высшее образование является залогом
успешной карьеры, — на это пока обратили внимание только мы, а
ведь это легко прогнозируемая сеть очагов напряженности. Если
не принять её во внимание, отстраивая под нее политику на рынке
труда, то уже через несколько лет одной серьёзной проблемой будет
больше. Никто всерьёзне рассматривает университеты
как опорные точки инновационного движения, они инерционно
существуют вне связи с другими элементами инфраструктуры в культуре.
Иными словами, университетская сеть есть только в потенциале и
останется в потенциале, если её проектный образ не увидеть в реальном
пространстве страны.
Я увидел инновационный ресурс в действительном пространстве,
на низовом, фундаментальном уровне страны: сельский
район и сельские
администрации. Полдюжины
проектно-исследовательских, развивающих семинаров показали,
что на этом низовом уровне за пару дней можно не только выработать
вполне дееспособные проекты, но и достичь в отношении таких проектов
консенсуса в местной элите, выработать для каждого реалистический
оргпроект. Эти семинары я проводил как «варяг», но именно эта
работа должна быть нормальной практикой университетских центров.
— В качестве основной дилеммы современного пространственного
развития вы называете большие перепады, разрывы в уровнях развития
при росте однородности потребления?
Этот вопрос возвращает нас к началу разговора. Административная
рамка считывания страны по определению все уравнивает. Действительный
процесс показывает, что выравнивание происходит только по одному
критерию — потреблению, что это выравнивание продвинулось достаточно
существенно. Откуда берутся деньги — это не мой вопрос, но то,
что они тратятся и тратятся относительно равномерно, — это факт,
подтвержденный обследованием
200 малых городов и поселков. Пока исследования фиксируют
возрастание перепадов, возрастание неоднородности развития между
поселениями. А гетерогенное, мозаичное пространство — это совершенно
новый объект воздействия. Если же гетерогенность, неоднородность
пространства выступает на первый план, то малыми, тонко отстроенными
воздействиями в чувствительных точках вы можете достигать процессов
самоиндукции, возбуждения волн активности, которые сами охватывают,
втягивают в себя остальное. Когда я занимаюсь исследованиями на
микроуровне, то обнаруживаю множество точек такого рода.
Вот, к примеру, современный ярмарочный тип торговли, как правило,
субботний и воскресный. Формально какой-нибудь выгодно расположенный
райцентр числится и бедным, и застойным, а по сути он оказывается
узлом чрезвычайно интенсивного обмена товарами и услугами, которые
вообще "проваливаются" сквозь рамку обычного видения. Эти бурные
процессы требуют отслеживания, мониторинга, и прикладывания сил
туда, где это даст эффект. Это ключевой инструмент управляющего
воображения. Управление по факту — это как в силовых структурах:
честь отдали и сделали вид, что исполнили, а на самом деле управляющее
воздействие без пространственной компоненты невозможно.
— Какого рода ситуации являются объектами пространственного
развития: например, проблема Чебоксарского водохранилища?
Это пример, когда интересы многих фокусируются на одном природно-экономическом
комплексе, это ситуация, перед которой уже 20 лет стоит в тупике
система управления. И при Советах и после Советов. Гидростроительство
(энергетика) в одном ведомственном «кармане», которому глубоко
наплевать на все остальное. Логика самой воды оказывается в системе
другой, федеральной конструкции, теоретически значимой, а по факту
нет. Это бассейновое управление... Есть субъекты, вроде Марий-Эл,
которые затапливаются, теряют территорию, становятся жертвами
социальноэкологической катастрофы. Нет целостного рисунка, по
которому эта ситуация может быть разрешена. Сегодня не существует
того центра управления, который мог бы всё это проектно охватить
и освоить. Ведомственная логика исполнительной власти все время
норовит приписать задачу какому-либо отраслевому звену. Какому-нибудь
Самарэнергопроекту. А это не субъект для проектирования такого
рода.
|
