Лекционный курс
"Проектные формы креативного мышления"

Вводный семинар

Чернышев С.Б.: ... У меня было два судьбоносных столкновения с Вячеславом Леонидовичем, хотя мы с ним очень часто видимся. Одно из них имело место, когда он об этом ещё и не подозревал. В поздние студенческие годы и в ранние инженерские я любил почитывать журнал «Знание — сила», ныне забытый. Этот журнал я читал с 1969 года и где-то году в 1977 я обнаружил там статью неизвестного мне Глазычева, который был этому журналу, как мне показалось, абсолютно чужд. Я подумал в этой ситуации, вот человек не от мира сего, но человеком, который не от мира сего, был не он, а я. Потому что Вячеслав Леонидович обращался в каких-то сферах, где границ и барьеров в культуре и в истории не было. А я был простым советским человеком.

Статья Глазычева на общем фоне журнала меня несколько поразила, я там мало, что понял, честно скажу, это тоже меня как-то настораживало, я же был самый умный. Я её отложил и потом позднее, когда мы с ним встретились, я сразу вспомнил об этом.

А второй случай был связан в 1989 году с тем, что я сильно устал два с половиной года крутить то, что потом стало Фондом Сороса, и понял, что пора уходить на покой и заслуженный отдых, а для того, чтобы эту махину поднять на более высокий уровень, нужен человек, который гораздо более энергичен. В этой роли я видел Вячеслава Леонидовича Глазычева. Мне удалось осуществить преемственность.

Титулы, чины и регалии перечислять бесполезно, нам придётся на обеденный перерыв уходить. У Вячеслава Леонидовича есть куча книг, но последние характеризуют его наибольшим образом. Где-то в течение года он перевёл на досуге трактат об архитектуре Антонио Аверлино, который был учителем Аристотеля.

С Вячеславом Леонидовичем сегодня случилось страшное несчастье: сегодня его выдвинули кандидатом в вице-мэры города Москвы в связке с кандидатом в мэры Кириенко (смех). Видите какой смех, и в этом тоже нет ничего смешного, потому что в отличие от Кириенко, которого я не обязан уважать и поэтому не уважаю, Вячеслав Леонидович является одним из ведущих в мире специалистов и экспертов по городской среде. Поэтому я думаю, если, не дай то Бог, конечно, Кириенко изберут и Вячеслава Леонидовича вырвут из наших рядов, то что-что, а градостроительные программы в Москве станут нормальными. Всё-таки мне хотелось бы, что б это несчастье на нас не обрушилось, и ЦКП не потерял такого ценного кадра. И с этим пожеланием мне хотелось бы передать слово Вячеславу Леонидовичу Глазычеву.

Глазычев В.Л.: Добрый вечер! После такого анданте уже довольно сложно начинать. Я предложил вниманию всех желающих программу курса, которую назвал «Проектные формы креативного мышления». Слово "креация" меня интересует всерьёз, потому что креация — это создание нового, что вроде бы имеет отношение к тому, чем вы собираетесь заниматься. В том, чем вы собираетесь заниматься, я смыслю не много и притворяться не собираюсь, но я немножко знаю о том, как разыгрывается огромная тема проектного сознания, которое ставит задачу, находит или создаёт средство её решения и делает это уже несколько тысяч лет. Вот Олег Игоревич Генисаретский когда-то присутствовал при яростном споре, который мы вели с классическими конструкторами в эпоху создания Института Технической Эстетики. Что это такое, никто не понимал, но существовал простой принцип: к проектирован ию это не имеет никакого отношения, просто все осмысленные люди тогда сползались туда, где делали что-нибудь, о чём никто ничего не знал. Это создавало восхитительную возможность разыгрывать не совсем стандартные ходы. И вот Генисаретский заступился за меня, уже совершенно заклёванного инженерами, которые говорили: "Вы проектировщик чего? Что вы проектируете?" И вот только Генисаретский тогда сказал: "Да ничего он не проектирует, он просто проектировщик, он всё проектирует". Это было совершенно непонятно.

Вот поскольку деятельность такого типа есть, настройка которой на то, чтобы создавать не так, как создаёт художник. Про него своя мифология. Проектировщик играет в условия и эти условия формализует. И вот я хочу разобраться с теми, кому это покажется любопытным, с целой кучкой сюжетов, которые на половину требуют вот такого монологического разговора, на одну четверть — диалога, естественно, потому что иначе неинтересно, и на одну четверть — решения простеньких задачек, ну очень простеньких задачек.

Задача Евпалина

Тиран острова Самос Поликрат поручил архитектору Евпалину прорубить водопровод от источника, лежащего по другую сторону горы Кастро. Не требовалось особой мудрости, чтобы понять: если пробить туннель с обоих концов, время сооружения сократится вдвое. Но ведь из точки А не видно точки Б!

Сегодня такая задача решается просто, поскольку вся Земля опутана сетью геодезических координат, к узлам которой можно "привязаться", ибо они обозначены на месте, а с помощью точного барометра определить высоту точек А и Б над уровнем моря. Но ведь у Евпалина не было барометра, не было точной карты, и всё же он решил задачу: оба туннеля встретились почти точно — "колено" в месте встречи не более полуметра при более чем километровой длине туннеля.

Добавим, что для решения задачи нужно меньше, чем даёт школьный учебник геометрии. [Цитируется по Глазычев В.Л. Зарождение зодчества]

Такого рода задачек разыграно в мировой истории безграничное количество. Каждая из них несёт в себе огромное количество сюжетов. Каждый сюжет наследовался огромной культурой, которая не имела ясно выраженного единого имени, но итальянцы назвали её приятным таким словом Dicenio, что означает “рисунок, проект и знак Бога”.

Вот этот некоторый проектный пласт сознания явлен нам в огромном количестве примеров и форм. Вот сейчас меня не примеры интересуют, а формы. И я просто назову вам некоторые из них, которые я хотел бы с желающими разобрать более подробно.

Например, есть такая очень любопытная вещь, как «новотворчество по образцу». Когда человек вовсе не хочет ничего творить, а наоборот, он хочет скопировать, хочет повторить что-то, являющееся совершенно надёжным образцом. Однако несовпадение проектируемого образа и результата в этой ситуации является законом. Исключения из него попадаются, но так редко и так быстро они становятся никому не интересными, что можно сказать, что их и нет. Возникает простенький постулат, который недурно разыграть на живых материалах: проектируемый результат никогда не совпадёт с реальным результатом.

Существует такая форма проектирования, проектирования всего, а не чего-то конкретно, которая связана с тем, что давно уже определяет нашу жизнь: машинно-массовое производство. Опять таки любопытный вопрос: оно чем порождается, собственно? Какие проектные задачи привели к тому, что возникает массовое серийное производство, оно совершенно не было предопределено. Должна была быть какая-то чрезвычайно мощная новая задача, которая должна была огромную культуру ремесленного производства, созданную ещё в XI веке и не изменившуюся до конца XIX-го ни на йоту, привод был другой: пар, вместо колеса водяного, машины были все те же. Так вот что же меняет? И здесь возникает связка с могучими культурными нормами, которые были вызваны милитаризацией культуры и жизни. Не в том смысле, что не воевали раньше, воевать всегда любили, но возникновение проекта регулярных армий потянуло за собой возникновение спроса на одинаковые мундиры, на стандартное оружие и на тому подобные тыловые хозяйства. Без рассмотрения все комплекса этих порождающих институтов, совершенно невозможно понять почти ничего, в том числе и в военной истории, которую военные историки никогда не умели писать.

Чрезвычайно важно рассмотреть отдельно соединение таких казалось бы абстрактных вещей как цель и образ в создании образца. Почему это любопытно? Потому что все или почти все основные образцы на самом деле авторские. У меня есть любимый пример, который связан с возникновением такой вещи, как готика. Готический стиль — вроде всем понятно: стрельчатые окна, косые арки и т.д. А изобрёл это всё государственный чиновник, с одной стороны, и настоятель аббатства Сент-Дениф своей другой функцией, аббат Сегюр. Проектировал он не стиль вовсе и не здания, а Францию, он проектировал страну, которой не было. И в этой ситуации Сегюр создаёт проектную задачу: сделать образ монарха, а его нет. И он создаёт такую вещь, как готическую розу — круглое окно на западном фасаде. Не просто на фасаде, это не отверстие в стене, это был отвор, через который солнечный свет освещал фигуру короля внутри огромного цветного светящегося диска, короля, который оказывался против алтаря на большом расстоянии, на равных правах. С этого момента начинается история реальной монархии во Франции.

Существует очень любопытная структура, с которой каждое поколение, каждая культура имеет дело вновь и вновь. Это — проектирование в рамке лома идеологических парадигм или правил основных формул существования. Это — проблема активного меньшинства. Кто и что двигает культуру вместе с цивилизацией? Большинство? Никогда! Есть всегда очень забавно вычленяемое меньшинство, авангард. Авангард был в начале 20-го века. Но, ничего подобного. Ситуация авангарда, прокладывающего совершенно новые линии, новые фигуры постановки задач и их решения, более того, решающих эти задачи часто в своём кругу и для себя, а никто другой понять не может, и это тоже приятно. Вот — клубная позиция.

Пример — Афины в V веке до н.э., кружок Перикла. Идея кстати была не слабая: как найти деньги на то, чтобы реализовать свою мечту о создании совершенного образа города-полиса. А денег-то нет — город бедный. Возникает великолепная проектная схема: перевоз казны Морского союза для того, чтобы лучше сохранялась. А уж Морской союз был довольно-таки неплохим объектом для налогообложения на содержание флота. Это совсем не пустые сопоставления. А если посчитать, то это было одно из самых блистательных капиталовложений в истории человечества, приносящих дивиденды и по сей день, да по нарастающей (кстати, целый ряд культурных центров — заложенный столетия назад капитал начинает реализовываться по-настоящему с огромным отрывом во времени).

Мне кажется, чрезвычайно любопытно рассмотреть отдельным блоком то, что можно именовать проектами управления, как средоформирующим фактором. Что это означает? А вот. Что такое была административно-бюджетная реформа Петра Великого? Амстердам надо построить, и прогресс в систему управления надо внести, потому, как иначе не получается, податей не выколотишь, а без податей ни флот не построишь, ни Амстердам не получается, и воевать сложновато. А где взять? Своя-то была, она известная. Она нам по Москве нынешней хорошо известна, она называется «кормление». Поставить воеводу на кормление, за одно он и передаст что-то центральному бюджету, но что, определит своею мерой. А нужна была задача мобилизационной модели. У кого была мобилизационная модель? У шведа, разумеется. Со шведом воевали. Берётся шведская система государственно-муниципального управления, переводится на русский язык с одним крошечным, очень трогательным дополнением: жалование не платить, потому как денег нет. Так отстраивалась до Екатерины Второй система организации территориального управления в Российской Империи. Что за смена парадигм, что за проект и откуда взялся проект Екатерины, — это следует специально рассмотреть, потому что сегодня это весьма и весьма актуальный сюжет.

Что такое идеальное проектирование, проектирование идеала? Идеал — это не утопия, утопическое — это отдельная вещь. Идеальное значит в максимальной степени соответствующее целостному пониманию того, что надо сегодня сейчас для этой данной культуры. Мой герой, Антонио Аверлино, сделал проект идеального города 15-го столетия. Он не годился бы, иные пошли в 17-ом, 18-ом, но для 15-го это был идеал, кстати, этот идеал мы с вами на пространствах Российской Империи ещё не превзошли в основном. Насчёт перевозки грузов и канализации у него там лучше дело обстояло.

Но идеальные проекты, их роль, то, как они предопределяют собой ход мыслей тех, кто решает задачи сегодняшние, сиюминутные, всякие разные, это заслуживает того, чтобы с этим разобраться. А тут есть чрезвычайно интересные сюжеты, вот возникал такой простой сюжет: «тюрьма как проектный сюжет». Тюрьма — это что? Гноилище, вроде Восточного Зиндана, где спихнули и забыли, в лучшем случае какую-то еду скидывают (например, в Чечне это ожило)? Или это социальный институт, который воспринимает часть общества, оказавшуюся по законной структуре по другую сторону, как возвратную часть общества? Какие проектные формы порождены этой задачей? Это как пример, но он один был из самых мощных, самых могучих.

Любопытно отсмотреть проектные схемы, возникающие в сфере технологий распределения и их реализации, ну вот здесь замечательный сюжет — это изобретение универмага. Универсальный магазин был изобретен в колониальном Бомбее. Колониальная жизнь, которая воспроизводила образец свой, домашний в условиях, которые этому не соответствовали, толкала к тому, чтобы выработать наиболее эффективную, наиболее простую форму реализации грузов, приходящих кораблём, в наибольшей степени обеспечивая свободный доступ привезенному, чтобы как можно скорее сбыть и не переплачивать за хранение. Чрезвычайно любопытна история: быстрая обратная карьера универмага как типа, как среды, как учреждения, как предприятия, прохождение через Лондон и Париж, а дальше превращение в стандарт. Кстати, оттуда же, из колоний пришла естественная система торговли по почте. Сам по себе тип среды, тип задачи, порождаемой технологиями распределения, технологиями реализации… Ну кстати и в Риме были очень интересные штучки, но это требует отдельного разговора.

Естественно, отдельным сюжетом, отдельным вполне, является, на мой взгляд, и заслуживающим внимания, рассматривание проектов технологий финансовой коммуникации, которые тоже родились далеко не сегодня, есть замечательный пример проектирования и создания такой вещи как Антверпенская биржа. Почему в Антверпене, почему так, кто и как ставил задачу, чем должна была быть биржа, а потом, скажем, в Амстердаме строили биржу точно такую же, но непременно на два фута длиннее по фасаду, непременно, чтобы показать, что этот самый Антверпен уже день вчерашний. А эта логика сохранилась по сей день, и огромное число проектных задач ставится по критерию «забить конкурента хотя бы образно»: поднять шпиль выше, небоскрёб выше, у кого самый длинный небоскрёб, тот и самый мощный. Эта логика никуда не ушла, родилась давно, является постоянным присутствующим фоновым элементом постановки и решения, насколько я знаю, всех проектных задач, связанных всегда по определению с предпринимательством. [Подробнее — лекция 7]

Чрезвычайно интересны вещи, которые можно назвать западными внепроектными рисунками. Их немного, потому что вообще западному, как говорят, иудохристианскому типу сознания свойственно проектироваться, вообще слово новое вывешивать как знамя, при желании прочтите это у апостола Павла. Так вот, существуют ситуации реальных идеальных состояний, динамических равновесий, в которых решается множество разнонаправленных одновременно проектных задач, а вместе всё живёт как бы естественным образом. Здесь есть потрясающий совершенно, единственный в своём роде, феномен города Венеции, который восемьсот лет умудрился просуществовать без единого бунта и без единой забастовки на такой сложной системе сдержек и противовесов, на таких потрясающих проектных схемах, которые, в частности, включали обязательную технологию сбрасывания энергии молодых венецианцев, дабы они не направили её в ненужном направлении. Эта система, в которой социальные векторы, технические векторы, средовые и материальные ограничения, ограничения по знаниям и квалификациям, потому что на каждый момент есть эти ограничения, и их не перепрыгнешь, они составляют основу того, что я называю полем проектного сознания, и, по моему мнению, с ними любопытно повозиться.

Точно также это — проектирование инфраструктур досуга. Это поразительно любопытные конструкции, в которых срабатывают потом гигантские деньги, но чтобы они срабатывали, нужны были совершенно остроумные проектные схемы, которые никому не приходили в голову кроме тех, кто их не просто придумал, а спроектировал. Вот Лас-Вегас, который двадцать лет назад проваливался финансово абсолютно и был на грани самоликвидации, дал гигантский рывок и сегодня город растёт на 35 тысяч человек в месяц — самый быстрорастущий город на смене проектной парадигмы, превращении игры из цели в средство развлечения, в объект массового туризма. Когда эта задача была поставлена, как она была поставлена, как она заработала? Этого типа проекты вокруг структуры досуга чрезвычайно любопытны и широки.

Но это всё только цветочки, потому что за всеми этими различными формулами и фигурами построения поля проектных задач, постановки задач, решения задач, осмысления задач, передачи средства через школу всё это ещё сидит внутри игровых структур, то, что я называю обычно средовым подходом или социальным действием. Там, где идёт игра с системами управления, с городскими системами управления или с государственными системами управления, где идут проекты с рядовой реконструкцией. Вот по центру Лондона идёт замечательная улица Риджент Стрит, такая вот замечательная кривая с хорошей дугой, с разворотом, с колоннадой на повороте. Возникает детский вопрос: она почему такая кривая? Потому что проектная задача впервые была поставлена на реализацию крупного и конструктивного проекта акционерными средствами. Во-вторых, таким образом, что бы обойти те владения, владельцы которых, хоть ты их тогда зарежь, обладали слишком большим влиянием, чтоб можно было насильственно выкупить их землю. Такого типа игровые задачи ставятся и решаются тоже не вчера. Гигантский опыт их копился столетиями, мало описан, к сожалению, хотя есть.

Особенность сегодняшней проектной стратегии: я знаком со множеством ведущих мировых проектировщиков, они с вами будут говорить о чём угодно: о душе, о гольфе, о Достоевском, но только не о том, как они решают задачи, потому что это не обсуждается. И вот конфликтное поле как среда проектирования, я предлагаю такую тему и для лекции и для семинарчика, здесь есть замечательные примеры антикультурных сред, созданных в мире, вроде Лос-Анджелеса.

Есть феномены включённого проектирования - вот тут я позволю себе вернуться к тому, о чём уже сказал Сергей Борисович, и это, пожалуй, будет правильно. Дело в том, что есть игры, которые легко начать и которые невозможно закончить, не доиграв до логического конца. Группа людей, в которую я сразу и вошёл, поставила задачей выдвижение альтернативной программы по отношению к ныне существующей. Когда она поставила задачу впервые в истории обсудить город публично, такая задача не ставилась. Немножечко её имитировали в начале 30-х годов, когда шла подготовка к генеральному плану развития Москвы. С тех пор, с 1934 года ни разу город не обсуждался иначе, чем внутри административных схем. А раз внутри административных схем, значит отраслевым способом. Отдельно жилищно-коммунальное хозяйство, отдельно — жилищное строительство, отдельно культура, отдельно бюджет и заимствование. Горизонтальные связи вообще не были заложены командной системой управления по всей стране, потому что только иерархические связи полагались естественно. Вся эта замечательная система полностью унаследована нынешним московским руководством, и совершенно дело не в том, кто, где конкретно что слямзил. Гораздо важнее структурно рассмотреть, что такое город на десять миллионов душ, включая приезжих, как он функционирует, как оптимизировать в рамках существующих средств такие задачи, как позор нашего века — очередь за жильём. Вся гигантская совокупность вопросов сводится к нескольким очень простым, до того простым, что именно поэтому их никогда не ставили публично. Ну, скажем, что такое превратить город, по наименованию "город", а на самом деле — урбанизированную территорию, как превратить её в город. А что означает город? Надпись на карте такая есть, есть такая надпись на вокзалах, есть такая надпись в статистических справочниках. Но существует ли город без подлинного горожанина? Хороший вопрос. Существует ли город без муниципального института?

Вот поскольку совокупность этих вопросов возникла, то есть возникла-то давно, но возникло, наконец, желание: достали, хватит, надоело. Есть ощущение, что достали, и надоело не только нескольким чудакам. Есть глубокое ощущение, что есть созревание ситуации, при которой можно решить одну задачу, имеющую гигантское значение для всего климата действия, в том числе для всего предпринимательства и в этом городе, а поэтому и в стране, если сосредоточить ту энергию размытого, вялого неудовлетворения на создание постоянно присутствующего представления об оппозиции как норме существования. Постоянная оппозиция — это не крики «сам дурак!», оппозиция — это теневые кабинеты, выработка альтернативных программ, поддержка постоянных институтов этой оппозиции. Ну хорошо сказать, а с чего начать-то? Ни денег нет для начала, ни людей почти нет.

Но есть в России, казалось бы, такая маленькая вещь, как Интернет. И мы начали с того, что 14 июня открыли сайт в Интернете. Кто смотрит Интернет, вроде мало, говорят, что мало. Но я только что говорил об активном меньшинстве. Часть активного меньшинства смотрит. Газеты по необходимости смотрят, это их мир средств массовой информации. Значит можно сломать табу. Поначалу невероятно аллергическая реакция, потому что когда устойчивая, самоуспокаивающее, закормленное со всех сторон руководство вдруг откуда-то чувствует укол булавки, то происходит ужасная реакция. Прошёл месяц, мэрии пришлось открыть горячую телефонную линию, потому что наша горячая линия работала, сотни и сотни звонков каждый день, постепенно анализ этой информации, вывешивание каждый день выборки новых, казалось бы ничтожное приложение энергии, тем не менее, большая машина начала скрипеть и поддаваться. Сегодня, спустя три месяца, у каждого департамента Правительства Москвы есть своя горячая линия.

Я вёл эту работу, постепенно подтягивались эксперты по всем основным областям. И поэтому стали отстраиваться блоки (кстати, забавная вещь: если войти в информационную базу до того, как мы открыли Московскую Альтернативу, то не было, если вы набирали в поисковике «жилищная политика». Вы получали две группы ответов: жилищное строительство и социальная политика. Жилищной политики не было. Сегодня они так назвали целое управление, через два месяца). Мы почувствовали, что Голиаф, как водится по Библии, довольно неповоротливое существо. Поэтому, если опережать его, как минимум на три шага, то тот, как сороконожка, непременно запутается в изобилии своих инстанций. И поэтому отреагировать адекватно ни на одну из проектных альтернатив во время никогда не сумеет. Это был теоретический допуск, но он вполне себя оправдывал по сей день. Экспертов много, на сегодняшний день работа по составлению доклада о состоянии в Москве — это не белая книга с чёрными страницами, это аналитический доклад «Москва: тенденции девяностых и альтернативы развития». Таких экспертов более сорока. Но поскольку эксперты — люди серьёзные, и общаться с ними крайне тяжело, то возникают эксперты второго уровня, которые должны переводить это на язык, внятный по крайней мере средне образованному населению. На это добавляется вторая машина, эксперты третьего уровня, которые это должны перевести на язык, понятный в Северном Бутово, где народ пикетирует против строительства ЛЭП в 600 окон и справедливо протестует. Всё это относится к задачам трансляции, проектного содержания здесь нет никакого. Наша проектная задача такова — формирование устойчивой оппозиции. Самое ужасное, что мы выиграть можем, это совершенно не входило в мои расчеты, но этого нельзя исключить, потому что бедный командный штаб теряет последних разумных людей, избавляясь от них, потому что они думают иначе. Короче говоря, начатая игра должна быть доиграна. Однако разыгрывание проектной задачи может быть чревато серьёзными практическими последствиями.

На этом я хотел бы монолог завершить, я обозначил то, чем хотел бы заниматься с тем, кто захочет заниматься. Если есть у вас вопросы, то я к вашему распоряжению.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, почему Вы сказали, что гостиница "Россия" не вписывается в архитектурный московский облик?

Глазычев В.Л.: Вот это не совсем тот сюжет. Ну конечно плохо вписывается. Не в этом дело. Она просто не выгодна, это — омерзительная инвестиция, которая сегодня доказывает свою тотальную несостоятельность. Её не берут как залоговую стоимость, вот в чём драма сейчас. Ну не вписывается, хотя, если ехать по Варварке, то на фоне этой стены, вблизи церковки, очень даже мило рисуется. С этим я готов смириться, мало ли чего не вписывается. Храм Христа Спасителя тоже никогда не вписывался, ну ладно, ну теперь построили снова. Не в этом счастье. Москва всё перемелет. Это всегда был город бесстильный, хаотичный — в этом и есть её шарм — поворачиваешь за угол, совершенно не знаешь, что увидишь. В Петербурге такого нет, и моим западным друзьям Москва этим нравится, понимаете, а здания красивые везде в мире есть, но такого бардака — это ещё поискать. И в этом отношении всё продолжается, это сильнее отдельных архитекторов. Никто её не переломит.

Реплика:Так может поэтому и стоит оставить эту гостиницу на месте?

Глазычев В.Л.: Да стоит-то стоит, только её ломать надо, невыгодное это дело, она убыточная.

Вопрос:А не могли бы Вы рассказать поподробнее по поводу западных внепроектных схем. С Востоком всё понятно, потому что восточное мировоззрение очень сильно от нашего отличается, а западное как?

Глазычев В.Л.: Замечательный пример непроектного начала, потому что это не значит, что это всегда продолжается, сопряжён с гигантским, развернувшимся с конца прошлого века бизнесом в сфере развлечений. И вот великие люди, которые стояли у истоков современной индустрии развлечений, и прежде всего Барнум, который превратил то, что до него было цирком и балаганом, в гигантскую систему PR. Превращение визита никому не известной шведской певицы, которую он где-то разыскал по причине того, что она была дешевле других, в человека, которого ждала вся Америка, выстроившись на атлантическом берегу. Человек, который сумел строить собственные дома (его дом трогательно назывался Иранестан). Барнум был человеком, который умел продавать самых крупных и мелких людей, который ухитрился юного Черчилля прокатить на слоне. Этот слон стал слоном, которого водили по улицам. Вот тип сложения американской, а теперь уже всемирной системы коммуникаций в сфере развлечений складывался долгое время абсолютно не проектно, стихийно, интуитивным образом. Пока это не было подхвачено следующим поколением проектировщиков, немедленно сметших всех этих интуитивистов с лица земли. Такого рода ситуации некоторое время могут длиться. Восемьсот лет жила только Венеция. Из моего опыта.

Вопрос:То есть это значит, что не поставлена задача?

Глазычев В.Л.: Да, не поставлена задача, хотя есть угадывание мини-задачи и движение от неё в другую сторону сложными зигзагами, но сами тропы такие заслуживают внимания, потому что они позволяют иногда увидеть горизонт, в котором ставится проектная задача. Это очень ценный опыт.

Чернышёв С.Б.:Вячеслав Леонидович, вот по поводу реализации энергии молодых венецианцев. Там только карнавал или были ещё какие-то способы? И как с этим соотносится весь процесс, который ровным слоем покрывают весь континент?

Глазычев В.Л.: Нет, разумеется, не только карнавал, но дело в том, что те крепости, которые покрывают всю Европу, и та великолепная система управления колониями, которая была не только военной, это всё начиналось с 21 года. По достижении 21 года венецианец должен был бросить все забавы и заниматься серьёзным делом, зато до 21 ему было разрешено почти всё. Эта была неплохо продуманная схема. Потом англичане отрабатывали эту схему в своей системе колледжей. Мы можем говорить о проектировании систем образования и воспитания, как отдельном сюжете, но это насколько у нас времени и желания хватит.

Вопрос:Скажите пожалуйста, а помимо новотворчества по образцу и проектной формы сознания какие ещё есть формы, если можно, конечно, так разобраться?

Глазычев В.Л.: Ну есть, конечно, абсолютно самопорождающие, там, где образца в принципе нет, там, где образец задаётся одновременно с проектом. Да, есть такого рода, это не часто случается, вот это и есть творчество в историко-культурном смысле, а не в том отношении, что кого-то назвали «творческий человек». Такого рода гигантские сломы, внесения принципиальных новотворческих структур, да, они известны. Но это требует не назывного разговора. В принципе, у нас будет много вариаций проектных схем, по образцу, по неволе — из-за дефицита. Отечественная война в России дала замечательный пример такого гениального проектирования по вынужденности. Это тоже особый тип проектирования. Есть ещё такая важнейшая предпринимательская сфера, которая связана с хранением. Склад — это всегда одна из сложнейших задач. Начало складов не игралось, как система жёсткой проектной парадигмы, пока не возникла задача военных складов. Но это — уже разговор, это уже нельзя ответить коротко. Но эта история не закончена и заслуживает к себе внимания.

Вопрос:Скажите, а вторая Мировая война может быть рассмотрена, как проектная схема?

Глазычев В.Л.: Боюсь, что этот номер у вас не пройдёт. Внутри нее — огромное число проектных схем, но сложность этого феномена превышает способность проектного суждения. Оно всегда гораздо более конкретно. То есть спроектировать хорошую кампанию можно, но спроектировать феномен мировой войны — нет.

Милюков Ю.А.:Вячеслав Леонидович, в 60-70-е годы широко обсуждались проекты создания городов будущего: Уровиль и др. Известно ли Вам что-либо про эти проекты сейчас?

Глазычев В.Л.: Известно, про два. В Англии, по-моему, просто всё скисло, но не ручаюсь. А Уровиль до сих пор строят, ничего никуда не делось, это стало довольно доходным предприятием, потому что процесс строительства оказался привлекательным для множества людей. Я недавно получил приглашение там провести неделю и вот что-то построить, но вежливо отказался. Это в общем разыгрывается не в городском ключе, это — саморасширяющаяся община в своём этическом строе, который себе же и подыгрывает, но он уже изменился сильно. Что касается других, то Паоло Салери жив, и Аркасанти строится, и до сих пор человек двадцать — тридцать за свои денежки туда приезжают в Аризону и чего-то там ковыряются.

Милюков Ю.А.:Я имею в виду, насколько они реализовали свои проекты?

Глазычев В.Л.: Ну естественно, ни насколько. Это нулевой результат.

Вопрос:Простите пожалуйста, насколько я поняла, у проектных схем есть некие социокультурные предпосылки возникновения, так ли это? И в связи с этим у меня есть вопрос: как Вы относитесь к появлению методик и разработок по американскому project-менеджменту. Интересен ли он здесь?

Глазычев В.Л.: Ну это вообще отдельный сюжет. Я выражу свою точку зрения. Как нельзя проект воплотить в другом контексте, так нельзя и методику применить в другом контексте. Несчастье наших американских коллег, большинства из них, в том, что они умеют играть только одну песню — это шарманка. И более того, если не дай Бог представитель фонда или Всемирного банка (то, что мне знакомо), если он вдруг другую перфокарту подложит, то он просто вылетает. Это принципиальная установка на то, что все контексты одинаковы или контекст не имеет значения. Провальность этого очевидна, вред этого может быть иногда очень большой, вот,  например, размножение здесь автоматических американских схем по оценке земли в городах, во-первых, на корню подрубило множество консалтинговых групп, которые здесь вырастали достаточно интересно. С другой стороны, они оказывались недостаточно гибкими и, в общем, потом, как старый советский генплан: его принимали торжественно, потом ставили в сейф и запирали. На этом его роль заканчивалась, а дальше жизнь шла своим чередом. В ряде городов ключ от сейфа вообще не могли найти. И это не анекдот.

Вопрос:Можно ли создать задачу под методику? И кто в этом случае выступает объектом, а кто субъектом?

Глазычев В.Л.: Объективируется субъект взаимодействия, простите за такую скучную формулу, как только реальная городская община или система отношений на территории — то, что я знаю хорошо, или система в производственном отношении воспринимается как блок-схема, то результат, как правило, разрушителен для обеих сторон. Это моя позиция, и я могу глубоко заблуждаться, я могу сказать только одно: в моей довольно длинной практике совпало стопроцентно одна единственная методическая разработка, и то с канадцем (а канадец — это не США, это совсем другое дело), когда мы оба, как оказалось, одинаково использовали массированное изображение детьми своего города, причём детьми особого возраста, 10-11 лет, как информационное поле, вот так совпало — полная зеркальность. И на уровне инструментальных методик такого типа (они частны, они не идеологичны) могут быть полные совпадения. Больше ни разу мне не доводилось, как-то приходилось каждый раз придумывать методику под задачу.

Вопрос:Скажите пожалуйста, вот мы сейчас рассматриваем различные исторические аспекты, а как можно применить это все и заработать посредством этого деньги?

Глазычев В.Л.: Хороший вопрос! Например, я демонстрирую это простым способом, правда деньги невеликие, — я перевел трактат 15-го века, которого никогда не было в России, и поскольку он обладает в этом смысле некоторой абсолютной новизной, то он является вполне приемлемым, как опыт показал, товаром, следовательно я на этом вернул свои расходы и, возможно, кое-что заработал… Я шучу. На самом деле, конечно же, ничто, кроме обогащения вашего представления о возможных задачах и способах их решения, из этого произрасти не может. История никогда никого ничему не научила! Но научиться на историческом материале может каждый в меру своей испорченности. Мне это всегда давало чрезвычайно много — сам факт, что я узнаю, что некая задача была поставлена и решена (раз она была и решена, почему же я не могу её решить?) уже важен! Если я и не знаю, что она была, что её решили, — мне это и в голову не придёт . Это звучит очень наивно, и по-моему это правильно!

Попов С.В.:Есть ещё вопросы?

Вопрос:А скажите, как всё-таки денег можно заработать?

Глазычев В.Л.: По этому вопросу я специалист умеренный — никогда Рокфеллера из меня не вышло, поэтому давайте-ка я буду отвечать на другие вопросы.

Вопрос:Вы упомянули, что до последнего момента московское правительство не справлялось со своими обязанностями — не могло адекватно реагировать на какие-то воздействия. А что случилось, раз Вы говорите, что «до последнего момента»?

Глазычев В.Л.: Потому что с сегодняшнего дня игра переходит в следующую фазу, и жёсткость этой фазы задаётся уже не одним участником. Если там я сохранял полную инициативность, то здесь есть, простите, правила игры, надо зарегистрироваться, то есть определённые процедуры, которые уже оказываются рамочными. Раз рамочные, то возможности оппонентов в этом отношении гораздо более формализованы, и все!

Вопрос:Вот Вы говорите, что появляются различные рамочные моменты, а что вам мешает играть по новым правилам, но оставаться в старом поле?

Глазычев В.Л.: Вот это уже некорректная постановка! Я могу играть сколько угодно, создавая другие рамочные правила, на уровне социальной практики, слава тебе Господи, мы дожили хоть до каких-то конституционных рамок. Само почтение к рамкам является ценностью, вот почему так, скажем, настаивают разумные люди на том, чтобы «старый лев» остался на должности до конца, — не в силу его адекватности или неадекватности, а в силу интуитивного ощущения значимости легитимных рамок как таковых в стране, где их никогда не было! В этом отношении мы — законопослушные граждане и поэтому все требования рамок мы выдержим, но никто не мешает на это наигрывать новые правила игры, если они не запрещены жизнью, это я обещаю сделать, и если мы будем встречаться, я вас буду держать в курсе.