|
Глазычев В.Л.: Уважаемые коллеги,
я хотел бы свою короткую часть оттолкнуть от темы,
заданной господином Хаировым. Так уж вышло, я уже несколько
лет занят проблемой воды, не столько в питьевом аспекте, сколько
в той драматической гуманитарной ситуации, которая сложилась здесь,
на Волге, вокруг Чебоксарского водохранилища и судьбы марийского
народа в значительной степени.
Сама логика выстройки крупных гидротехнических работ, как технических,
как экономических или квазиэкономических, вызвала не только некоторый
политический ступор, поскольку 20 лет совершенно справедливо Марий-Эл,
звавшаяся раньше иначе, блокировала возможность повышения отметки
Чебоксарского водохранилища ещё на несколько метров, справедливо
полагая, что тогда вообще, как исчезли луговые марийцы, так могут
исчезнуть и горные марийцы, которые уже в значительной степени
задавлены этим движением рухнувшего этноса.
Тема всерьёзнедорассмотрена, является для нас вызовом. К счастью,
кажется, хотя я осторожен, за два года борьбы удалось остановить
отметку. Потому что 20 лет ходят ходуном — или её поднять, а это
означает много, или её не поднимать, тогда нужно завершить огромное
число гидротехнических сооружений, которые 20 лет остаются незавершёнными.
То есть в самом центре округа, в самом сердце края, в котором
мы находимся, есть такая незаживающая язва, последствия которой
до сих пор не оценены всерьёзоткровенно.
Второе, я бы хотел отнестись к названию, потому что у меня есть
глубочайшие сомнения в возможности стратегии регионального развития,
если под региональным иметь в виду некий административный регион.
Я вижу горизонт межрегиональный или надрегиональный, и проблема
водная, бассейновая, — классическая, в этом отношении, — не решается
в принципе при сохранении административно-расчлененного видения
карты.
И есть проблема микрорегиональная, которая до сих пор, насколько
мне известно и насколько я видел так называемые программы регионального
развития, просто игнорируется. То есть движение от поселения,
от волости, от административного района как некой данности сегодня
перекроенного бывшего уезда, вверх. Это вопрос стратегии, потому
что-либо продолжается пирамидальное опускание некоторого текста
под названием «программа» сверху вниз, и его обертывание дополнительными
цифрами — как правило, именно числовое обертывание, отнюдь не
качественное, либо допускается наличие встречного движения от
горизонта непосредственного обитания людей вверх.
Вопрос этот был открыт, потому что движения снизу вверх не было
уже много десятилетий. Воспользовавшись возможностью, которая
была нам дана окружной рамкой, в прошлом году я провел серию экспериментов
— называем это своими именами, в научном смысле это эксперименты
«case-study» — когда была попытка ответить на вопрос, можно ли
на уровне рядового сельского района и рядового районного центра
поставить задачу развития и получить некоторое движение в ходе
постановки и решения такой задачи. Не считая одного пробного,
с помощью своих коллег я провел шесть
таких семинаров. Из них три — в областях округа (Ульяновской,
Кировской
и Оренбургской)
и три — в республиках (в Татарстане,
в Мордовии
и в Чувашии).
Шесть — не много, однако больше, чем ничего. Эти наблюдения будут
опубликованы уже в сентябре в виде книги «Глубинная
Россия», поэтому я не собираюсь «съедать» драгоценное время
пересказом содержания, а приведу некоторые рефлексивные выводы,
полученные на этом материале.
На мой взгляд, первый вывод, напрямую относящийся к теме нашего
общего заседания, звучит так — главным хребтом, носителем идеологии
гражданского общества на уровне района и районного центра является
местная администрация. Вывод парадоксальный для множества моих
коллег. Для меня самого — тоже, как человека, в прошлом включённого
в некое либеральное движение, но я должен этот вывод сделать и
даже могу его очень коротко проиллюстрировать.
Как раз Татарстан, Лаишевский район, недалеко от Казани, где
я работал, дал среди прочего чрезвычайно интересный феномен, который,
на мой взгляд, заслуживает специального глубокого исследования,
а именно феномен «чиновник-креатор» — чиновник, творческий потенциал
которого превышает потенциал окружения на несколько порядков и
при создании благоприятных условий получает немедленное практическое
развитие в виде конкретного проекта. В данном случае, это был
проект, выработанный с лидером, главой районного отдела народного
образования (классический, фельетонный тип чиновника), — проект
использования сотен компьютеров, разбросанных по сельским школам
в качестве главного инструмента справочно-управленческой системы.
Проект получил консенсусное одобрение и фактически реализуется.
Такой
же тип я фиксирую в семинаре, который я проводил в Ульяновском
районе. Маленький город Новоульяновск,
где глава городской администрации — муниципального образования,
как и в Лаишево, там нет, это вообще линейно-управленческая система,
т.е. он замглавы районной администрации, не более того, — не только
был лидером выработки проекта новой системы ассоциирования собственников
жилища (прежде всего, это корпоративные собственники жилища),
— но и выработки конструкций превращения этой модели в некоторую
практическую пошаговую действительность. То есть не только идея,
не только проект, но и организационный проект.
Вместе с этими фигурами на втором плане идут, фиксирую из моего
опыта, те, кого я привык называть «вменяемыми интеллигентами».
Т.е. люди, умеющие считать, знающие цену делам, событиям, часам.
В этом отношении классический пример — директора школ. Будучи
теснейшим образом завязаны на администрацию, никоим образом не
обладая свободой поведения в отношении администрации, — я фиксирую,—
эти люди образуют сегодня достаточно интересную тандемную конструкцию,
которая оказывается главным выразителем идеологии развития гражданского
общества, используя «в мирных целях» развитие территорий.
Второй вывод, к которому я приходил, и он имеет, с моей точки
зрения, совершенно принципиальное значение — это колоссальный
ресурс способностей решать критические ситуации, не решаемые в
обычной вертикальной схеме работы сверху вниз, за
счёт установления второй конструкции, которая связывает между
собой администрацию, «вменяемую интеллигенцию» и деловой круг.
Тот деловой круг, какой есть, независимо от формы собственности,
правда, при привнесении некоторой внешней агентской экспертной
линии. Это принципиально важно. Когда это происходит, происходят
невероятно любопытные подвижки, маневрирование средствами. Та
система, которая никогда в нашей действительности в послевоенное
время — во время войны по необходимости это делалось — не учитывалась
как главная форма работы с территорией — работы на развитие. Я
это назвал «технологией минусов с получением плюсов». Такого рода
проекты были достаточно любопытны.
И, наконец, третий, очень существенный для меня вывод, позволяет
мне сформулировать резко, что главной проблемой выработки, реализации
гуманитарной стратегии применительно к развитию территорий на
всем иерархическом ряду, является ключевой порок, созданный всей
системой бытия за многие десятилетия, — отсутствие воображения.
Имеются формальные квалификации, можно зафиксировать случившуюся
кадровую революцию на районном горизонте — за последние несколько
лет квалификационный уровень поднялся скачком. Никаких оснований
для снисходительного отношения к квалификациям на уровне низово-провинциальном
не обнаружилось, но главным пороком оказывается отсутствие воображения,
без которого говорить о стратегии совершенно невозможно. Поэтому
для меня проблема развития воображения начинается не только от
дидактических программ, сочинения симпатичных или менее симпатичных
текстов, но и, прежде всего, введение воображения как практического
вектора решения сиюминутных и завтрашних, максимум, задач, от
которых снизу вверх может, в принципе, быть поднят очень мощный
вектор того, что мы называем стратегией развития. Гуманитарное
её содержание здесь, как мне кажется, проступает самоочевидно
на понятийном уровне.
Генисаретский О.И.: Очевидно, Вы имели в виду не только
проектное воображение.
Глазычев В.Л.: Это воображение, способ воображения
мира, в котором ты живешь, места, в котором ты живешь. Вот, например,
последний семинар, который я проводил в
центре Чувашии: на уровне сельсовета и главы сельского совета,
как бы он там ни назывался, сельского самоуправления, главным
ядром проекта развития стало то, что О.И.Генисаретский, друг мой,
часто называет «местом памяти и силы». Географический
центр Чувашии, оказавшийся на территории этого сельсовета, был
через воображение переосмыслен как ресурс, как возможность развития,
и дальше развернут в проектной логике. Обращение к культурной
традиции места людей, сообщества, этноса, является здесь ключевым
элементом воображения, о котором я говорил. А советская привычка,
в этом отношении, блокирует до сих пор, хотя прошло 12 лет, но
это в наших тканях — не только вода, а ещё и советская традиция.
Это мой рефлексивный анализ. Он может быть ошибочным или нет.
Из опыта работы с множеством человеческих групп, временных творческих
коллективов, я выношу, что как только привносится экспертным образом
условие, при котором пробуждается, раскручивается, самораскручивается
воображение, оказывается, что ресурс его чрезвычайно велик, но
блокировка его тоже чрезвычайно велика.
Генисаретский О.И.: Воображение в условиях отсутствия
знаний, в том числе гуманитарных или художественных, или воображение
как таковое? То есть, столкнувшись с ситуацией тотальной гуманитарной
безграмотности, мы делаем ставку на воображение или же воображение
как таковое?
Глазычев В.Л.: Я не имею ответа на
этот очень сложный вопрос. Пока мне хотелось бы ответить, что
речь идёт о целостном, художественно-синтезирующем воображении,
но я могу ошибаться. Это требует исследования.
|
