|
Три месяца минуло со дня голосования по выборам
московского мэра, на которых уверенно победил Юрий Лужков. Но
проблемы мегаполиса остались, более того, внимание к ним, особенно
после недавних трагических событий, привлечено с новой силой.
Наш собеседник — известный в стране специалист по проблемам архитектуры
и градостроительства, профессор МАрхИ, Вячеслав Леонидович Глазычев.
— Чем объяснить, Вячеслав Леонидович, такое трогательное
единодушие москвичей, всегда одобряющих деятельность своего мэра?
Что касается подсчета московских голосов — Бог им судья.
Для меня очевидно одно — Юрий Михайлович, конечно, получил
больше 60%. В этом нет сомнения, так же было и в прошлый
раз. За этим скрываются две вещи. Первое — совершенно
удивительное отсутствие каких-либо признаков гражданского сообщества
внутри Москвы — их и в стране-то не безумно много, но всё же они есть, а в Москве нет напрочь. После 1991-го года, когда
были заморожены счета территориальных комитетов общественного
самоуправления, почти все они прекратили существование. Тот росточек
сообщества, который начинал довольно бурно складываться в конце
80-х годов, завял и более никак не возобновлялся. Это факт, который
приходиться признать.
Второе, надо признать серьёзные реальные успехи Москвы, связанные
конечно, с её столичным положением в первую очередь, но не в последнюю
и с энергетикой самого Лужкова. В этом отношении он несомненный
талант, и было бы смешно это опровергать. Он классический персонаж
40-50-х годов двадцатого века. У Лужкова есть два чистых прототипа.
Был такой великий строитель в Нью-Йорке, Роберт Мозес, крушивший
все и вся, прокладывавший дорогу на Лонг-Айленд. Формально он
не был мэром, но по факту был им всерьёз. И там и здесь гигантские
проекты и удивительная, просто типологическая, схожесть по личности.
В те же годы в Торонто работал Фредерик Гардинер, который отличался
тоже и мощью, и достаточно радикалистской характером, и абсолютно
автократической конструкцией управления. Как ни забавно, Москва
породила такую же пирамиду полувеком позже. Впрочем, ни Мозес,
ни Гардинер не имели в руках таких средств, чтобы выплачивать
надбавки миллионам пенсионеров. Это надо просто принимать как
факт.
То, что абсолютное большинство московских экспертов по проблемам
городского хозяйства работают за пределами Москвы — тоже факт.
Я, кстати, в том числе. Хотя в конце 80-х и даже начале 90-х
я довольно активно сотрудничал с мэрией, когда она ещё испытывала
потребность в ином мнении, в экспертном суждении. Когда власть
перестала испытывать такую потребность, где-то с 97-98 годов,
то контакты в этом отношении пресеклись, и все мне известные специалисты
работают где угодно — в Ханты-Мансийске, в Караганде, в Киргизии,
как Александр Высоковский, на Волге, как я, и так далее.
Что касается общественного мнения, то, несмотря на то, что ряд
газет, вроде того же «Квартирного вопроса», худо-бедно периодически
поднимают сущностные проблемы города, это не встречает поддержки.
И есть третье обстоятельство — гениально воспользовавшись ситуацией
после путча, Юрий Михайлович проработал московский устав до избрания
городской Думы
и сумел склонить её принять свой вариант. Поскольку Дума не имеет
права вето в законодательном процессе, то та трибуна, которая
могла бы стать местом делового, экспертного обсуждения, так ею
и не стала. И до сих пор такого места нет. Соответственно, ни
жилищную, ни
транспортную политику обсуждать негде, она и не обсуждается как
именно политика. Все сводится к вспышкам отдельных, локальных
протестов по поводу очередного всаживания жилого дома, которые
никак и никем не сорганизованы.
Четвертое, т.н. политические партии либерального толка, сегодня,
после выборов в Госдуму, находящиеся в таком раздробленном состоянии,
Москвой всерьёзникогда не занимались. Единственная работа, которую
мы делали, случилась в 1999 году
в эпоху кампании Кириенко по избранию мэра. Тогда происходила
какая-то полемика, хотя места нам для неё почти не давали.
— Какие жгучие московские проблемы, быть может не воспринимаемые
рядовыми жителями, Вы назвали бы в первую очередь?
Проблемы, которые люди не видят, заслонены парадной стороной.
Самая очевидная проблема для миллионов москвичей — это лифты,
не чиненные уже десятилетиями. Давно известно, что немедленной
замены требуют несколько тысяч лифтов, а двадцать-тридцать тысяч
требуют замены не сегодня-завтра. Решить эту проблему при сегодняшней
конструкции управления городом — нельзя. То, что проблемой быть
не должно, а является технической задачей, переросло в проблему.
Почему? Да потому что мэрия, не идя на формирование реальных
муниципалитетов, не идя на приближение к жителям права на решение
повседневных технических вопросов, обрекает фактически на то,
что лифт в моем подъезде можно отремонтировать, лишь проведя его
через решение московского правительства. Это тормозит невероятно,
а если учесть ещё приоритетность, то окажется, что пресловутое
Сити и лифты положены на чаши заведомо наравноплечных весов. В
реальной жизни лифты (это относится и к трубам, и к электропроводке,
и к десяткам других вещей) всё время оказываются на периферии
внимания, потому что это не эффектно. Грубо говоря, это скучно,
представляете сказать: наконец-то мы в этом году отремонтировали
пять тысяч лифтов, ну и что? И действительно — ну и что?
Это же просто функционирование, но это то, что как раз и не осуществляется.
Вторая, самая главная проблема, это жилищная
политика. Москвичи и не москвичи, покупающие в Москве жильё,
безропотно приняли совершенно фантастическую логику, при которой
вместо того, чтобы из бюджета города выделять средства для строительства
житья для беднейших, остронуждающихся, мы имеем конструкцию, когда
стоимость этого жилья навешена на стоимость коммерческого жилья.
Причем, неизвестно в каком объеме, независимый аудит в этой сфере
не был проведен. В результате в Москве стоимость жилья превышает
питерскую, ближайшую по сопоставимости, в два с лишним раза, в
три и более раз превышает среднюю по крупным городам. Жилье высшей
категории в Чебоксарах
— столице региона, имеет продажную стоимость порядка четырёхсот
долларов квадратный метр.
Это колоссальное навешивание подпитывается спросом. И в этом
отношении как бы эффективно. Строят — покупают. Тем не менее,
проблема социального жилья куда-то уходит. А проблема переуплотнения
районов оказывается продуктом интересов инвесторов и строительного
комплекса, который сам очень часто выступает как инвестор. Его
непосредственный сиюминутный интерес довлеет над всем остальным.
В результате проектирование превращается в оправдание ранее принятых
решений задним числом. И это не голословное утверждение. Это видно
на схеме так называемого «кольца гостиниц», «Золотого пешеходного
кольца», которое недавно представлялось. По факту это не программа
строительства, а документ,
оправдывающий задним числом уже заключенные сделки. Это все
вне поля внимания общественности по понятной причине: это, простите,
надо объяснить, обсудить, как следует. Но реальной дискуссионной
площадки не существует. Соответственно, любое решение принимается
публикой как единственно возможное.
— Типичная московская проблема — пробки, и тротуары,
особенно в центре, заставленные машинами. Возможно ли здесь что-либо
изменить, или это объективная трудность?
Есть здесь элемент объективный, потому что сама историческая
планировочная конструкция Москвы, закрепленная при большевиках,
а именно центростремительная, создаёт такие проблемы. Но есть
и другое. Ещё в 99-м году, готовя доклад
по Москве, я тогда прописывал — нет возражений против Третьего
кольца, но опережающими темпами должны были строится так называемые
гостевые многоэтажные стоянки, необязательно подземные, в московском
центре предостаточно дворов внутри которых этажерки на несколько
этаже вполне могли бы встраиваться. Если бы был принят Мосгордумой
закон, который разрешал бы новое строительство или реконструкцию
офисов или торговых центров только при условии создания парковочных
мест, причём в каждом месте это можно точно просчитать, зная сечение
улиц и переулков, не было бы все забито и уменьшено практически
в три раза, как сейчас. Сегодня это упущено, и начинается разговор
о блокировке въезда в центр, что абсолютно нереально и может превратиться
только в дополнительные поборы — легальные, полулегальные
и нелегальные — в виде покупки разрешений всеми правдами
и неправдами. Потому что не слезет человек с автомобиля! Более
того, даже если на это и идти, то, скажем, опережающим образом
должна быть выстроена система эффективного публичного транспорта
— мини-такси, которые должны подхватывать у стоянки и делать выгодным
выбор: «Бог с ним, пересяду».
Но этого нет, и метрополитен не развивается, потому что под развитием
до сих имеется в виду только удлинение линий и увеличение числа
станций. Увы, как не было стратегической программы развития метрополитена,
так мы её ни разу и не видели. Потому что дополнение существующих
линий «легкими», эстакадными, не меняет базисной структуры — в
Москве нет экспресс-линий, которые при таких габаритах города
абсолютно необходимы: то, что давно сделано в любой крупной метрополии.
Это предполагает совершенно иную систему управления движением
— поезда идут то до одной остановки, то до другой, то до третьей
— так, как это делается в Нью-Йорке, в Лондоне
или в Берлине. Таким образом, одна и та же линия работает как
несколько линий. Это более сложная система, наверное, требующая
и реконструкции технического хозяйства. Это должно было бы хотя
бы обсуждаться. Но ни разу не было обсуждения судьбы метро как
условия, без которого город умрет.
Кондиционеров в метро не было, и нет. Все это не такие большие
деньги. В Москве четыре тысячи вагонов метро, считайте — восемь
тысяч кондиционеров. Это важно, потому что никто не считал, сколько
сердечных приступов, сколько заболеваний этим вызывается. Меня
больше всего огорчает, что за отдельными эффектными жестами, каждый
из которых в принципе вполне возможен (и возражать у меня нет
оснований — я не против катка, и не против Формулы 1, хотя
совершенно непонятно почему её надо строить в Москве), не прочитывается
взвешенного, обсужденного экспертным сообществом, стратегического
плана. Его как не было, так и нет. Я достаточно внимательно
изучал утвержденный Генеральный план, чтобы это утверждать.
|
